Наследники. Любовь под запретом - Абалова Татьяна - Страница 5

Конверт Бель непременно обнаружили бы, можно не сомневаться, поэтому я порадовалась своей стойкости. Как пришла ни с чем, так ни с чем и отправилась под крыло своего опекуна.

Он стоял у дверей в свете огней и смотрелся блестящим рыцарем, прибывшим спасать юную деву. Раскланивался, слал приветы и благодарил, что к его воспитаннице так благосклонно относятся.

«Какой же он лицемер!» – я едва держала лицо.

Тетушки от его комплиментов плавились, дядюшки, не умеющие складывать такие изысканные обороты, в зависти покусывали усики. Даже бабушка Бель распрямила спину и спрятала в пышных складках платья трость. Одна герцогиня гордо вздернула подбородок и оказалась непроницаемой для похвалы.

Я бегом проскочила мимо Джорджа, выхватила из рук слуги хлыст и запрыгнула в коляску, игнорируя опущенную ступеньку. Хлестнула отдохнувшую лошадь и понеслась в темноту. Я засиделась у подруги. На небе вовсю светила луна.

Я часто навещала Бель и даже при желании не могла бы заблудиться. Пусть бы мне завязали глаза, я все равно попала бы домой. Но моя быстрая езда не понравилась отчиму. Он нагнал меня и потребовал остановиться. Я не послушалась.

– Ненавижу! Как же я вас ненавижу! – выкрикнула я и стегнула лошадь.

Во мне поднялась волна негодования и обиды. Я так и не нашла, как избежать замужества, и чувствовала себя бесправной жертвой негодяя. А Джозеф надувал щеки перед герцогиней и строил из себя заботливого папочку. Мне было так противно, что сейчас я даже не боялась умереть. Я готова была сделать что угодно, лишь бы сорвать его мерзкие планы. Хороший способ угробиться, гоня коляску по темной дороге.

Но отчим показал себя во всей красе. «Хочешь свернуть себе шею? Я тебе помогу». Он просто выстрелил в мою лошадь. Та, еще не понимая, что в нее попала пуля, какое–то время продолжала двигаться, но уже не так быстро, и в итоге споткнулась и упала.

Джозеф за руку выдернул меня из коляски, забросил себе за спину и, поскакал по направлению к нашему дому. Я вынуждена была держаться за него, понимая, если начну артачиться, то он поступит со мной точно так же, как с лошадью. И даже не посмотрит, что теряет приличные деньги.

Я только что убедилась, что мой отчим хладнокровен, невероятно силен и может пойти на любое преступление, если я скажу хоть слово поперек. Он ценит деньги, но наплюет на них, если ему откажутся подчиниться. Он слишком долго был внизу, чтобы какая-то девчонка попрала его право ощущать себя хозяином и главой семьи.

Желание умереть прошло. Я чувствовала себя виноватой. Из-за моей выходки погибло красивое животное.

Нас встретили слуги. Отчим бросил поводья конюху, спрыгнул сам и стащил меня. Погнал в дом впереди себя, крепко держа за плечо. Я была уверена, что завтра найду на теле огромные кровоподтеки.

– Что случилось, господин? – к нам навстречу спешила экономка.

– Прикажите пригнать коляску в усадьбу, – Джозеф давал распоряжения не останавливаясь, поэтому мадам Тильде пришлось бежать за нами. – Мы ее бросили на границе графских земель. Лошадь понесла, и я вынужден был ее пристрелить.

Мадам Тильда вскрикнула.

– А как же барышня? Не убилась?

– Бог уберег, – выдал ей свою версию отчим и втолкнул меня в дом.

Я сорвалась на бег, мечтая только об одном – успеть закрыться в своей комнате. Но Джозеф кинулся следом. Я слышала, как по паркету громыхают его сапоги. И обмирала от ужаса.

Отчим сунул ногу в щель, и я не смогла захлопнуть дверь. Я уперлась в нее руками в надежде, что опекун сдастся, но он просто саданул по ней плечом. Меня откинуло на пару метров.

– Что на тебя нашло? – прорычал он, поднимая меня с пола. Потряс, словно куклу. Я боялась, что у меня оторвется голова.

– Я вас ненавижу, – прошипела я, сделав узкими глаза.

– Что обо мне наговорили в доме Элата? М? – он вперился в меня таким злым взглядом и так близко притянул меня за ворот платья к своему лицу, что я чувствовала его дыхание. Пахло ромом и табаком.

– Что вы бесчестный человек, и мне нужно держаться от вас подальше!

Мне хотелось разбить его мечты втесаться в общество герцога. Я почти не врала. Да, мы с подругой пришли к убеждению, что мой отчим подлец, но пусть он думает, что и остальные в замке Элата такого же мнения.

Мои слова больно ударили по нему. Я даже в свете ламп увидела, как на его лбу от напряжения выступила испарина, и как безобразно скривилось его красивое лицо. Еще бы! Я только что обрушила его надежды найти себе богатую невесту, входящую в круг герцога. И возможно, в любой другой, с кем Элата даже не общались. Слухи, если они появились, быстро расползутся по всему королевству.

Я видела, как мое вранье поколебало уверенность Джозефа, что после смерти матери он остался ровней всем тем, с кем я легко общалась. Я невольно поселила в нем мысль, что он интересен высшему обществу лишь как красивая вещь, которой можно любоваться, но не обязательно хотеть брать ее в дом. И все улыбки тетушек – пустое. Точно так же можно восхищенно замирать перед красивой картиной.

Я сжала зубы. Мне так и хотелось выплюнуть ему в лицо, что теперь его тоже можно продать. Как вещь. Чтобы какая-нибудь стареющая женщина потешила свое самолюбие, держа возле себя молодого красивого самца. Но он никогда не будет ей ровней.

В одно мгновение мне даже показалось, что Джозеф ударит. Но нет. Он отпустил меня. Отцепил руки от моего платья, и я выдохнула. Я не замечала, что все время стою на цыпочках, чтобы не повиснуть на его руках, точно марионетка.

– Ты наказана, – произнес отчим холодным тоном. – Больше из дома ни ногой. Пока я не приму решение, что с тобой делать.

Он развернулся и вышел. Как выяснилось, за дверью толпились слуги. Они убедились, что опекун меня не прибил, и тоже разошлись. А я опустилась на ковер. Ноги не держали.

Чуть погодя в комнате появилась моя личная горничная. Лина раздела меня, умыла и расчесала волосы. Все молча, понимая, что любое слово может вызвать слезы. Они копились во мне. И прорвались, когда служанка ушла, и я осталась в полном одиночестве. Я накрылась с головой одеялом, чтобы мой вой не услышал весь дом. Какая же я дура! Зачем надо было дразнить отчима?

Утром я завтракала в своей комнате. Джозеф, как подсказала Лина, с утра умчал по делам. Я забеспокоился, не поехал ли он к барону, чтобы поскорее получить ответ. Но горничная уверила, что хозяин, взяв с собой конюха, отправился на сельскую ярмарку, чтобы там присмотреть пару ездовых лошадей. Вместо вчерашней, чья смерть лежала на моей совести.

Чуть позже, когда унесли завтрак, а я собралась на прогулку к реке, Лина шепнула, что меня приказано не выпускать за ворота. В саду гуляй сколько хочешь, но за ограду ни-ни.

– Хотите, я составлю вам компанию? – спросила горничная.

Лина – хорошенькая рыжеволосая девушка, была в нашем доме новенькой. Появилась сразу после смерти мамы. Иногда мне казалось, что отчим нанял служанку, чтобы та следила за мной. Или я ошибалась, или горничная хорошо знала свое дело, так как она ни разу не попалась. Да, она копалась в моих личных вещах, но только по долгу службы. И всегда спрашивала разрешения, чтобы не вызвать у меня подозрения.

– Нет, мне надо побыть в одиночестве, – сказала я, позволяя снять с себя пеньюар и ночную рубашку.

По тому, как расширились у Лины глаза, я поняла, что со мной что–то не так. На руке цвел огромный кровоподтек, а на плече остались следы от цепких пальцев отчима.

– Он когда-нибудь меня убьет, – выдохнула я, рассматривая себя в зеркало.

Показать бы кому, как со мной обходится душка-Джозеф. Но тогда, обвиняя его, я покривила бы душой: я сама спровоцировала его на жестокость. Не останови он меня на дороге, я наверняка убилась бы. Любой камень, попавший под колеса, перевернул бы коляску и отправил меня к праотцам. Мне было стыдно за вчерашнюю истерику, но и просить у Джозефа прощения я не собиралась.