Наследники. Любовь под запретом - Абалова Татьяна - Страница 2

Вскоре после этого разговора в нашем доме появился гость – давний друг отчима, который вдруг начал оказывать мне знаки внимания. Он приносил подарки, но такие, от которых я не могла отказаться. Цветы в корзинке или в горшках – их выставляли на подоконниках в моей комнате. А еще торт, ягодную пастилу иди фигурный шоколад, заказанные в лучшей кондитерской лавке. Они подавались к столу в этот же вечер.

Меня тошнило, когда друг отчима облизывал свои пухлые губы, испачканные в креме или сахарной пудре. Я видела в том дурной знак – он облизывался на меня.

Барон Пьер Монгуль был большим и мягким, словно отродясь не имел мышц. Глядя на него, я видела дрожжевое тесто, вылезающее из кадки. Дряблая кожа, не знающая солнца, бесцветные на выкате глаза, редкие волосы, смазанные пахучим маслом и зачесанные на один бок.

А ведь он был ровесником отчиму, которому исполнилось всего–то тридцать пять. Джозеф против барона смотрелся нервным восточным жеребцом. Темная грива волос, смуглая кожа, рельефное тело, влажные глаза.

Нагрев обратную сторону конверта над лампой, я осторожно поддела сургуч ножом. Этому приему меня научили подруги из пансиона, где мы провели чуть ли не все детство и покинули его только год назад.

Я очень боялась, что поврежу оттиск кольца, поставленного отчимом на расплавленном сургуче, поэтому чувствовала себя напряженно. Вздрагивала, когда слышала голоса или шаги слуг за дверью.

Сам отчим уехал в соседнее поместье, где собирался приобрести породистую лошадь для развода. Это дело небыстрое, поэтому я не переживала, что он внезапно вернется. Да даже если обнаружит отсутствие конверта на подносе, решит, что его уже отправили. Правда, тогда мне самой придется позаботиться, чтобы письмо дошло до адресата. Прикормленный посыльный с удовольствием брал деньги за молчание.

Я вздохнула. Стоило подумать о деньгах, как во мне поднялась обида. На себя Джозеф Берн средств не жалел. И совсем не хотел делиться со мной. Как говорили слуги, держал сироту в черном теле. Свою часть наследства, если та останется целой после неумеренных трат отчима, я смогу получить только в двадцать один год, а до того я полностью зависела от него.

Это мама избаловала его деньгами. «Красивому мужчине нужно красивое оформление», – говорила она, выдавая кошелек на очередную дорогую вещь, которую захотелось иметь ее молодому мужу. Она была старше его на десять лет и очень боялась остаться одна. Джозеф утешил ее после смерти отца и не бросил даже тогда, когда она заболела, превратившись за полгода в старуху.

Она всегда смотрела на высокого черноволосого красавца, как на бога, спустившегося к ней, смертной. И верила в его большую любовь. Я видела, что отчим с гнильцой, и даже как–то сказала ей об этом, но… Следующие каникулы я провела в пансионе. Мама не разрешила приехать домой, чтобы я лишний раз не расстраивала ее и не пыталась поссорить с любимым Джозефом.

Я с замиранием сердца развернула письмо.

«Дорогой друг!

Я намерен узнать, какое ты принял решение. Да, запрошенная мною сумма может показаться чрезмерной, но учти, ты получаешь девственницу, губы которой не покрывал поцелуем ни один мужчина. Она красива, благородна и… беззащитна. Если с ней вдруг случится несчастье, тебе никто не предъявит претензию. И ей не к кому обратиться, кроме меня».

Я вскрикнула и закрыла рот рукой. Когда смогла дышать, продолжила чтение.

«Подозреваю, что все твои предыдущие супруги оказались слишком слабы здоровьем, только поэтому отправились на тот свет раньше срока. Тебе пришлось выплатить немалую сумму их родственникам, чтобы смягчить их горе. Я же просто прошу эти деньги вперед».

Я не стала дочитывать. Мне хватило, чтобы понять, что мой опекун продает меня животному.

Не заметила, как сорвалась с ресниц и капнула слеза. Под кляксой расплылись чернила. Я зажала рот рукой, чтобы рвущиеся из меня рыдания никто не услышал.

Мой отчим нашел легкий способ избавиться от меня. Мало того, что он получит деньги за разрешение измываться над падчерицей, так еще, в случае моей кончины, останется наследником состояния моих родителей.

Я укусила себя за руку, чтобы вернуть уплывающее сознание. Нельзя ждать, когда меня продадут. Надо действовать. Но как? Куда бежать? Отчим был прав, мне не к кому обратиться.

Чтобы оттянуть решение моей судьбы двумя нелюдями, я не стала возвращать конверт на место. Пусть отчим напрасно ждет ответа, а потом разбирается, куда делось письмо. А я пока навещу свою лучшую подругу, которая все годы нашего пребывания в пансионе покровительствовала мне. Ее род считался приближенным к королевскому, поэтому воспитатели относились к ней почтительно. Я пользовалась этим и пряталась в ее тени.

Сунув письмо туда же, где лежал дневник, я вытерла слезы, задула лампу и поспешила покинуть свое убежище. Дождалась, когда в коридоре никого не будет и выскользнула за дверь.

– Прикажите запрячь коляску. Хочу навестить леди Аннабель, – велела я дворецкому, намеренно назвав имя подруги.

Мой отчим испытывал глубокое уважение к персонам, в чьих жилах текла благородная кровь, поэтому потворствовал тому, чтобы я поддерживала с ними связь. Верил, что когда-нибудь ему пригодится каждое мое знакомство. Сам он был из обнищавших дворян с сомнительной репутацией, но являлся обладателем смазливого лица и хороших манер, что позволило ему добраться до безутешной графской вдовы и сделаться ее любимым мужчиной.

Благодаря матери, Джозеф Берн стал вхож в высшее общество и сейчас активно пользовался этим, выискивая очередную благородную и богатую вдову. Я видела его насквозь, а поэтому сильно мешала. Нет, мы не разговаривали на подобные щекотливые темы, но мое отношение к нему можно было прочесть по моим глазам и кривой улыбке, которой я награждала щегольски одетого отчима.

Когда я выезжала из ворот, то едва столкнулась с ним. Он как раз повернул на подъездную дорожку. Покинь я наш особняк чуть раньше, и мы не увиделись бы. Но я слишком долго припудривала покрасневший от слез нос. В замок подруги не заявишься неумытой и одетой как попало. Слишком много глаз, которые потом разнесут по всей столице, что дочь графа Дармон сделалась без матери совсем простушкой.

– Почему заплаканная? – Джозеф прищурил глаза в ожидании ответа.

Конь под ним гарцевал, но отчим держал спину прямо. Как всегда блестели начищенные сапоги, на одежде ни одной морщинки, на голове красивый беспорядок. Я знала, что он достигался долгим пребыванием у зеркала и множеством косметических средств, на которые опекун не жалел денег. Все для того, чтобы создать образ романтичного мужчины.

Лишь щетина указывала, как давно отчим покинул дом. В этом отношении Джозефу не повезло. Как бы он ни старался приобрести благородную гладкость кожи, быстро отрастающие волосы тут же делали нижнюю часть лица синюшной.

– Взгрустнулось. Вспомнила о маме, – я вздохнула. – Поэтому решила развеяться и навестить дочь герцога Элата.

– Почему без кучера?

– Захотелось острых ощущений, – я показала ему длинный хлыст.

– Я заеду вечером за тобой. Дождись меня. Надеюсь, на обратном пути ты не будешь так безрассудна, – Джозеф кивнул и направил коня к воротам.

Кто бы сомневался. Он обязательно появится в замке Элата, чтобы показать, что заботится обо мне. А на самом деле прокладывает дорожку к королевскому двору.

Захотелось спросить, а не рано ли он собирается избавиться от меня? В пансионе нас, девочек, было двадцать, и еще не во всех благородных домах побывал мой отчим. Разве он не мог чуточку подождать и не сбывать меня с рук первому попавшемуся «жениху»? Но нет, ему важнее была сиюминутная выгода. Вдруг я влюблюсь, и мои губы познают поцелуй мужчины? Тогда задорого падчерицу не продать.

Долетела я до замка герцога Элата быстро. Рисковой ездой хотелось вытравить боль, что скопилась во мне. Я даже поднялась на ноги и размахивала хлыстом, как заправский жокей, чем, конечно же, подвергла себя риску вывалиться из открытой коляски.