Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 46

Боровой уже несколько раз голову ломал, пытаясь вспомнить про Великий пожар. Читал же и не раз, наверное. Помнил только, что вроде июня конец или начало июля, вечная эта путаница в датах в летописях и наслоившаяся ещё к ним беда с переводом дат на новый лад советскими историками. Началось по летописям от свечи… А где? Монастырь? Собор? Церквушка? Нет не всплывает в памяти. Про бунт, последовавший за пожаром отлично всё помнит, а вот про его начало нет.

Ладно, будет ещё время подумать, можно ли предотвратить пожар или хоть минимизировать его последствия. Ещё почти три года есть.

Черепицу изготавливать уже начали. Ничего сложного. Тем более, есть мастер, тот самый итальянский — Фрязин Петер Малой, который точно знает, как она должна выглядеть, чтобы в замок собираться. Из дерева столяры вырезали несколько форм и теперь, не сильно поспешая, лепят черепицу люди, сушат её и обжигают потом. На неё огнеупорную глину не надо, берут обычную с другого берега. Глина коричнево-рыжая, а вот черепица получается красивой — кирпично-красной. Значит, в той глине много железа. Делают черепицу не только для крыши стекольного завода, но и для продажи в Москве. Есть мысль у Юрия Васильевича где-нибудь на Пожаре, где много народа бывает, договориться с хозяином дома и сделать ему такую красивую красную крышу. Должна богатеньким Буратинам понравится, и захотят они себе такую сделать, а за богатыми и средней упитанности налимы потянутся. Глядишь и к следующему пожару, что Девлет-Гирей устроит в 1571 году много домов будет с черепичной крышей и пожар не распространится.

А немного черепицы делают, так как все люди заняты производством стекла. Нда. Производством — это слишком смело сказано. Мучениями и попытками это назвать правильнее будет. В мыслях у Юрия Васильевича поэкспериментировать с черепицей. Бывая на экскурсиях в разных европейских городах и рассматривая их фотографии Боровой, заметил, что часто черепица не одного цвета, а пёстрая. Скорее всего глину брали с разных карьеров и в ней разное количество железа, потому и черепица разных оттенков. И эта пёстрость крыш не портила картину, а наоборот делала её ярче, красивей.

Вспомнив об этом, Артемий Васильевич решил попробовать сделать черепицу разных цветов. В принципе для цветного стекла и для окраски кирпичей или черепицы подойдут одни и те же вещества.

Для начала сделали несколько штук из белой глины. Ничего нового — цвет получился бледно жёлтый. Добавляя соскобленную с железа ржавчину, получили в зависимости от количества добавки к белой глине черепицу от жёлтого цвета до коричневого. Ну, тут ничего нового. Окись железа именно так и работает. И так же будет работать при добавлении к стеклу. И именно так Боровой собирался поступить с бутылками, нда, ну, когда освоят их выпуск. Следом за окисью железа добавили закись железа. Окалину. Прошлись по всем кузницам соседних сёл и самой Калуги и набрали прилично этого материала. А заодно и новый налог ввели на кузницы, собирать всю окалину.

Добавили размолотую в чёрную пыль окалину опять к белой глине и получили сине-зелёные плитки черепицы. Потом Пётр Малой решил попробовать смешать окалину с ржавчиной. Юрий Васильевич думал, что грязно-коричневая получится, но на удивление вышла зелёная черепица. Интересно.

И тут фрязина понесло. Он добыл олово и медь отправив гонца на Пушечный двор в Москву, пережог их превратив в оксиды и наскрёб на несколько плиток. С оксидом меди получили синюю черепицу, а с оксидом олова черепица получилась просто белой. Больше ничего у итальянца не получалось интересного пока он не решил добавить в глину остатки от резинового производства Юрия Васильевича. С того испорченного бочонка пороха оставалось ещё приличное количество смеси угля и серы. Эти остатки фрязин Петро Малой и бросил и к обычной рыжей глине, и к белой. Боровой даже не пошёл смотреть на результат. Уже больше недели ничего интересного опыты итальянца не приносили. Выгружали черепицу из печи перед обедом, и Юрий Васильевич, как и положено русским князьям, пошёл спать после обеда. И не дал ему фрязин почивать сколько положено, разбудил через полчаса. Та черепица, что была сделана из рыжей глины стала фантастического яркого оранжевого цвета.

— Вот какую люди будут с радостью покупать! — прыгал взрослый мужик, потрясая солнечного цвета плиткой.

Сонный брат Михаил накарябал вопли итальянцы.

— Где только серу будем брать? — не оценил его восторгов князь Углицкий.

Событие шестьдесят девятое

Со стеклом так хорошо, как с черепицей не получилось. Не в цветах дело. Не в цвете. Как раз после опытов с черепицей делать цветное стекло Петер Малой научился довольно быстро. Те же цвета. Разве что оксид олова придал стеклу молочно-белый цвет, а оксид меди не только синий, но при увеличении концентрации и красивый красный.

Дело было в самом производстве стеклянных изделий. Оказалось, что своё умение выдувать из стекла вазы дизайнерские Боровой слегка преувеличил. Ну, как слегка⁈ Ни одной пока за полмесяца приличной у него не получилось. То живот вылезет, то стечёт стекло с трубки, то такая кособокая штуковина получится, что Дали перевернётся в гробу от зависти. А ведь в Гусь Хрустальном он что-то типа салатницы выдул. То ли температуры не те, то ли стекло не то, то ли… плохому танцору завсегда ботинки жмут. Да ещё и при объеме его мальчишеских лёгких сколько он в ту вазу воздуха мог вдуть. И очень быстро наступало кислородное голодание мозга, вести и качать стеклодува начинало.

Только — только через две недели и то не у него, а у нанятых в Калуге подмастерий кузнецов стало что-то получаться. Аким, старший из них даже первую свою пусть кривоватую бутылку выдул.

При попытке получит оконное стекло тоже так себе успех. На заводе в Гусь Хрустальном Артемию Васильевичу мастера стеклодувы показали, как до того, как стекло научились прокатывать, делали оконное стекло. Выдували большой цилиндр и разрезав его пытались раскатать на гладкой поверхности специально подготовленного камня. Ну, большой не большой, но с помощью деревянной формы выдул Аким цилиндр. Его даже удалось разрезать и раскатать. Получился кусок в тридцать сантиметров на двадцать с неровными краями и разной толщины. От полусантиметра примерно до этого самого сантиметра по краям. И вот ходи вокруг него и думай — это успех или нет. С одной стороны, это точно лучше бычьего пузыря и даже лучше слюды. Но это настолько хуже привычного Боровому стекла оконного и того даже, что при нём сделали стеклодувы в Гусь Хрустальном, что успехом это назвать язык не поворачивается.

А вот бусы цветные у второго кузнеца, а теперь стеклодува — Егора, вполне себе неплохие получаются. Можно даже красивыми назвать. Ну, хоть не с пустыми руками в Москву вернётся.

Глава 24

Событие семидесятое

Как-то уж так всё время выходило, что в Москву из Калуги или наоборот из Москвы в Калугу Юрию Васильевичу приходилось с большими обозами добираться. А они идут со средней скоростью обычного пешехода. Нагрузят телегу с горой, а лошадёнка плохонькая и возчик не на телеге сидит кемарит, и время от времени просыпаясь, кричит на одру свою: «Но, пошла, кабыла нагайская, двигай лошара, кляча сивая, переставляй копыта шибче». Нет, кричать чего этакое он может, а вот сидеть нет. Это же целых шестьдесят кило плюсом. Водитель кобылы идет рядом, а коли дорога в горку наладилась, то и плечико своё хилое подставляет, помогая кабыле нагайской, и под гору не легче ему, висит на телеге лаптями полудранными притормаживая, а снесёт телега лошару его. Из-за этого общая скорость каравана редко сорок вёрст в день превышает. И при расстоянии от Москвы до Калуги в сто пятьдесят вёрст путешествие на четыре дня растягивается.