Выбери любимый жанр

Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 34


Изменить размер шрифта:

34

Все глаза удивлённо на княжича выпучили. Зачем ему не молодой и не больно боевой послужилец? Монах тоже удивился. Он дважды был ранен при битве у засеки и, на счастье, оба раза в левую руку, сначала в плечо, а потом в предплечье, так что писать мог.

— Зачем тебе, княже? Не молод Василий, — Лужин общий вопрос озвучил.

— Хочу создать школу лекарей. Видишь, как хорошо получилось, никто от Антонова огня у нас не помер, все выздоравливают. Согласен с вами, что раны были лёгкие почти у всех, только от стрел и только в руки да плечи, так как нас деревья прикрывали, а всё одно получилось замечательно. Вот я и хочу набрать юнаков с десяток и приставить их к Василию Зайцеву и ещё травников пару ему в помощь дать, да коновала может, а потом мне литвин Пересветов обещал из Кракова настоящего лекаря, университет закончившего, пригласить, и у него знания переймём.

Дворянин Лужин губы надул. Немного знающий травы и умеющий даже животных домашних лечить Василий ему и самому нужен был. Но как князю откажешь⁈ Тем более, что и для дела благого холоп его потребен.

«Добро, княже, пять рублей долг за Зайцевым записан, и справу я ему купил на пять рублей, и конь пять рублёв. Итого будет пятнадцать рублёв».

Монах застрочил быстро на бумаге.

— Долг? — прочитал Юрий Васильевич.

«Василий из разорившихся детей боярских. Задолжал купцу, у которого деньги взял на обзаведение хозяйством, да при пожаре совсем нищ остался, гол. Я купцу долг отдал и пять лет теперь должен Зайцев у меня быть в холопстве», — пояснил дворянин. Василий же, понурив голову, согласно кивал. Так и было. Посыпались тогда неудачи на него.

Опять застрочил монах, споро у него получается.

— Добро. Будет тебе пятнадцать рублей…

«А можно, княже, я в счёт этого коней татарских возьму? Четверых»? — ну чуть завысил планку дворянин, а сидит как ангел. Глазами голубыми моргает.

Опять Брат Михаил застрочил.

— Хорошо, получишь из моей доли четырёх коней… и хороший лук в придачу, а… и саблю татарскую. За Василия не жалко, — махнул рукой Юрий Васильевич.

А чего, этого добра у него теперь как у дурака махорки, даже не знает, что делать, хотел уже, так сказать, от доброты душевной, всем дворянам по коню презентовать сверх их доли. Ему при дележе добычи досталось две сотни коней. Он из них выбрал двадцать штук. Книги же читал, все попаданцы разводят или битюгов или скакунов арабских, чем он хуже⁈ Уж конюха хорошего найдёт. Двадцать отобранных коней были, как говорил Ляпунов, явно с арабскими кровями. А некоторые так может и чистые арабы. Мелковаты, конечно, зато красавцы. Пусть будут. А вот остальных сто восемьдесят штук куда девать? Продавать? Так тут в Калуге и двух десятков не продать. Народу не много и тот не богат. На Москву гнать, так перегон дороже обойдётся, чем там продать можно. Ну, даже получит небольшую прибыль. Мороки больше. Так, что с радостью за Василия расплатился конями Боровой и сразу мысля зародилась, а не поменять ли ещё коней на боевых холопов у других дворян. Нужно же где-то набирать учеников к Василию. Может есть уже немолодые? А для лекарского ремесла сгодятся.

Событие пятьдесят первое

У дьяка Захарьина в Калуге был подьячий… Не, ну чего был? Он и сейчас есть. Подьячий он не может не есть. Звали прожорливого подьячего Иван Бороздин. Что-то у того видимо с метаболизмом не то. Как ни придёт к Захарьину Юрий Васильевич в его «кабинет», такая небольшая комнатка в избе воеводы, так обязательно застанет Бороздина за поеданием пирога или яичко чистит, а то солёным огурчиком хрустит. И при этом подьячий Иван худ как глист. Как аскарида. И ещё тем на неё похож, что костей в нём нет, увидев князя Углицкого, он вскакивает и кланяется, лбом о пол стукаясь. Это и Алина Кабаева, должно быть, не сможет без разминки повторить.

Был подьячий по той простой причине, что его Боровой у Захарьина изъял. Пришёл к нему перед отъездом в Москву и говорит:

— Родной, мне нужен человечек, что сможет организовать строительство домов в Кондырево, доставку разобранных срубов по реке или рубку новых. Проворного и не дурака, ну и не шибко вороватого.

Сократа дьяк Захарьин со Спинозой изображать не стал. Рукой кудри не перебирал, за подбородок оволоснённый себя тоже не хватал, и даже за нос не дёргал, недолго думая, ткнул пальцем дьяк в подьячего Ивана Бороздина, что поклон отбил и стоять в ожидании команды остался. Метр восемьдесят пять разных достоинств. Мужику лет тридцать, может чуть больше, нос и губы чёрные, любит перо в рот, красивый фразеологический оборот выдумывая, сувать.

Быстрее всех привык Захарьин к немоте Юрия Васильевича, старался жестами с ним общаться.

— Справится? — если честно, то не смотрелся Иван сын Петров антикризисным менеджером.

Дьяк руки вперёд ладонями раскрытыми выставил и степенно кивнул, мол, не сумлевайся, князь-батюшка, этот справится, головой ручаюсь.

Ну, раз уверяет главный менеджер Калуги и её окрестностей, что Бороздин справится, то и не стал Боровой другого распорядителя работ искать. Выдал подьячему двадцать пять рублей во всякой разной серебряно-золотой валюте и велел к приезду специалистов срубить там терем для директора Кирпичного завода имени Героев Первой Пятилетки и десяток другой, сколько получится, больших пятистенков для рабочих. Ну и естественно гараж, она же конюшня, на десяток лошадей.

«Амбар»? — написал ему Бороздин на бумаге, кляксой в конце усугубив.

— И его. Стой. Давай ещё и баню общую, большую… И столовую… М… И кухню, где кухарка будет на всех еду готовить, а есть будут под навесом. Стол длинный, лавки с обеих сторон и навес, чтобы, если дождь, не мочило. Полевой стан как в фильме «Трактористы», — добавил хотелок Артемий Васильевич, правда про «Трактористов» про себя.

Пока он в Москву за специалистами ездил Бороздин развернулся, и полностью кивок своего начальника оправдал. Юрий Васильевич кроме Петра Малого Фрязина привёз и троих русских мастеров. Кирпичный завод в Москве основал ещё земляк Малого Фиорованти он же Аристотель, больше пятидесяти лет прошло, первые мастера уже богу душу отдали, вторые состарились, а вот третье поколение, переняв опыт от двух предыдущих, да ещё и обучаемое приезжающими следующими итальянцами, достигло определённых высот и даже размножилось. Появилось кроме самого завода две артели, что делали кирпич и Малой Фрязин их похвалил, дескать, на уровне кирпич, века простоит. Ну, судя по тому, что церковь Воскресения Христова в Кремле века простояла, и в Коломне тоже, то не врал фрязин. Не сохранилась Китайгородская стена с башнями? Ну, дак её целенаправленно сносили при Сталине.

Двух мастеров из такой артели Юрий Васильевич с собой уговорил перебраться из Москвы в Кондырево, благ прилично наобещав. Третьим был мастер самого кирпичного завода. Завод не в Москве находился, а городе Калитники (Сейчас чуть не центр Москвы) и так и назывался Аристотелев завод и кирпич делал тоже Аристотелев.

Добирались они, как всегда, длиннющим обозом четверо суток из Москвы. Митрополит Макарий выделил отроку по его просьбе двух травниц монашек из Старо-Никольского монастыря в Китай-городе, которые будут учить отроков лечению травами и сбором оных. Он же ещё двух монашек выделил, которые будут готовить еду для строителей и потом работников кирпичного завода и даже пообещал снабжать мастеров продуктами из московских и подмосковных монастырей. Безвозмездно, то есть даром. С учётом того, что первое стекло пойдёт на остекление Кремлёвских соборов и храмов. Сразу кучу продовольствия и выделил. Из-за чего обоз получился впечатляющим. Зерно отсыпал, при этом в основном пшеницы, муки выделил. Горох тоже оказался в закромах Родины. А ещё бочки с квашеной капустой и огурцами солёными. И даже целую телегу соли не пожалел митрополит.

«На благое дело не жалко».

34
Перейти на страницу:
Мир литературы