Самая яркая звезда на небе (ЛП) - "Tippilo" - Страница 77

— У твоего гипотетического великана есть сын по имени Тимми? — спросила она со смешком.

— Конечно, почему нет? Сказать, что у великана есть сын по имени Тимми, ничуть не более нелепо, чем предположить, что в кондитерской продают лакомства для великанов.

— Не так уж это и абсурдно!

— Великан даже не пройдёт в эту дверь. Зачем продавать что-то для великанов, если они даже не поместятся в помещении?

От смеха у Гермионы посветлело всё лицо. Её чистая радость была заразительна.

— Уверен, они утверждают, что это для вампиров, великанов и каргуний, но их настоящие покупатели — люди, которые хотят попробовать что-то столь омерзительное, как кровавые леденцы или покрытые сахаром черви.

В прямом смысле. Склизкие существа копошились в жестянке.

— Из тебя бы вышел неплохой предприниматель, Том!

Возможно. Он никогда об этом не думал.

Том заплатил за конфеты и отправился за Гермионой на выход из магазина. Он взял с собой половину своих пожитков, что равнялось более сотне галлеонов и нескольким сиклям. Абраксас, Норрис и несколько перво-и второкурсников щедро снабжали его золотом. Слизерин был полон чистокровных волшебников с унаследованным состоянием. Они беспечно швырялись деньгами. Поэтому Том использовал заклинания памяти, чтобы они забывали о монетах в кармане, и снабжал себя сам. Таким образом, он сколотил неплохое состояние.

Он следовал за Гермионой в магазин перьев «Писсаро», где наблюдал, как она почти целый час рассматривает новые канцелярские принадлежности. Его удивило, как сильно она об этом заботилась, учитывая, что она испортила каждое из своих перьев, поглаживая их пальцами. До этого момента он никогда не задумывался о своих перьях.

Том минут десять разглядывал аляповатые письменные принадлежности, хранившиеся за стеклянной витриной. Там находились экзотические перья: фламинго, страуса и павлина. Признаться, ему понравилось большое чёрное страусиное перо. Том мог оценить его привлекательность. Изящное розовое перо фламинго заставило его вспомнить о Гермионе.

В магазине продавалось множество зачарованных перьев, например, перо, в котором не кончались чернила, перо для быстрых заметок и перо против списывания. Среди них было и перо, на этикетке которого значилось «самовосстанавливающееся». Она гласила, что перо останется чистым, сухим и никогда не истреплется. На маленькой карточке спереди стояла цена: десять галлеонов — больше, чем он потратил на свою палочку. Просто обдираловка. Но когда он вновь посмотрел на Гермиону, покупающую уценённые перья, то понял, что оно бы ей понравилось. Она сможет гладить его, сколько захочет. Перебирать пёрышки, пока слушает лекции…

Том попросил продавщицу показать его. Её волосы были стянуты в строгий пучок, а глубокие морщины испещряли бледную кожу. Она скептично осмотрела его, будто переживала, что он сбежит с ним.

Кто станет красть перо?

В итоге она услужила ему.

Перо было ангельски белым, нежным и распушённым. Оно практически сияло. Пух был таким мягким. Оно ей понравится…

— Я возьму его, — он передал его обратно продавщице, и она кивнула.

— Вы хотите подарочную упаковку? — её голос скрипел, когда она говорила.

— Что?

— За один сикль мы упакуем его.

Он никогда никому не покупал подарков. Должен ли он их упаковывать? Он должен упаковывать каждый подарок? Почему он покупает его? Что за событие? Стоит ли ему притвориться, что это рождественский подарок? Она купила ему подарок на Рождество.

— Эм, — он прочистил горло, — конечно, — чёрт, какой же он дурак. Женщина кивнула, и вскоре вручила коробку обратно. Ярко-красная бумага слегка блестела, а посередине продавщица завязала огромный бант. Он не мог отрицать очаровательности упаковки. Он спрятал коробку в пакете из «Сладкого королевства».

После того, как Гермиона купила себе перья и чернила, они остановились в чайной на поздний обед, а затем отправились в «Зонко». Вскоре стало очевидно, что никому из них не были интересны розыгрыши, поэтому они там не задержались надолго.

Они закончили свой поход по магазинам в «Фолиантах и свитках». Конечно, ему нравилось читать, но ещё больше ему нравилось смотреть, как Гермиона рассматривает книги. Том любовался череде выражений, пересекающих её лицо.

— Ой! — пискнула она. Её губы изогнулись в сияющей улыбке.

— Что? — он подошёл к ней, заглянув на полку, на которой стоял весьма непримечательный набор книг.

— Магловская классика! — сказала она. Он взглянул наверх, и, разумеется, на табличке над полками значилось название секции: «Магловская литература».

Том пожал плечами. Гермиона закатила глаза:

— Том! Ты вырос в магловском приюте! Разве ты не читал классической литературы?

Может, и читал, но он сомневался в этом. Старшая девочка в приюте читала ему сказки, когда он был маленьким. Он старался о ней не думать.

— Например?

— Например, Джейн Остин, Шарлотту Бронте, Чарльза Диккенса, Уильяма Шекспира, Мэри Шелли?!

— Не-а, — он не интересовался сопливыми романами. С недавних пор Том встречал достаточно драмы в собственной жизни.

По-видимому, он сказал часть про сопливые романы вслух, потому что Гермиона сердито посмотрела на него:

— Они не сопливые! «Гордость и предубеждение» — одна из моих самых любимых книг! «Джейн Эйр» — готический роман, а Чарльз Диккенс пишет об обществе, а не…

— Разве он не писал о бесполезном сосунке, с ума сходившем по какой-то девушке, которая относилась к нему как к дерьму?

— Значит, ты читал «Большие надежды»?

— Нет, я слышал о ней, — старшая девочка в приюте читала её. Она пересказала ему историю. Том никогда не понимал её. Почему этот мальчик построил всю свою жизнь вокруг одного человека? Поистине смехотворно дать одному человеку столько власти над собой.

Том поморщился. Уж ему ли об этом говорить. Уж точно не теперь. Не теперь, когда маленький лев появился в его жизни. Но он это и не ненавидел.

Глаза Гермионы в угрожающем взгляде сузились ещё больше:

— Мэри Шелли написала «Франкенштейна» об учёном, который создал монстра, отправившегося на массовые убийства.

— Звучит забавно, — согласился он.

— Разумеется, именно это привлекло твоё внимание, — Гермиона закатила глаза и ушла. Том посмеялся над её гневом.

Как только она скрылась из виду, он поднял «Франкенштейна» и «Гордость и предубеждение» и отнёс их к кассиру. Пожилой мужчина усмехнулся, рассматривая названия:

— Моя покойная жена всегда говорила, что мне следует запастись магловской литературой. Я никогда этого не делал. Утверждал, что у меня нет места.

— О, — сказал Том с притворным интересом. На самом деле он не хотел слушать душещипательную историю этого человека.

Мужчина записал названия и цены на них в книге учёта:

— Но потом она умерла, и только тогда я нашёл для них место.

— Сочувствую Вашей утрате, — сказал Том, не выказывая ни малейшего соболезнования.

Гермиона подкралась к нему сзади:

— Ты что-то покупаешь? Что ты выбрал?

— «Франкенштейна», — сказал он, опустив Джейн Остин. Том купил её только потому, что она сказала, что это её любимая книга. Он решил, что прочтет её сам, а потом подарит ей.

Мужчина поднял бровь, но не стал оспаривать заявление Тома о единственной книге:

— Мои бестселлеры, эти магловские книги, — прокомментировал продавец, когда Том передал ему несколько галлеонов.

— Я слышала, что Вы сказали о своей жене, уверена, ей бы понравилось, что таким образом Вы почтили её память, — сказала Гермиона. Вот она казалась искренней. Её взгляд смягчился.

— Это мило с Вашей стороны. Где бы она ни была, скорее всего, она закатывает глаза и говорит, что я должен был её послушаться с самого начала. И будет права.

Пока Том забирал у мужчины пакет, они обменялись любезностями и поделились горем. Вероятно, лучше всего было позволить Гермионе самой вести разговор. У Тома было столько же эмоционального интеллекта, сколько у опарыша.