Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 35

— Не вышло из твоей дочери балерины, папа, совсем не вышло. И письмо я твое нашла, там ты написал, кто моя мама настоящая, но даже фотографии не оставил.

И тут меня как током ударило, повернулась налево, вытерла слезы варежкой. Недалеко стоял такой же кусок гранита, только белого цвета. Не мог папа лежать без своей Любви. Почти на ватных ногах, переступая цепь ограды, по сугробам пробралась к камню, упала на колени, начала расчищать под собой снег, добираясь до надгробия.

Любовь Михайловна Вересова, дата рождения, дата смерти и надпись всего в несколько слов: «Я всегда буду рядом…»

Это папа, только он так мог сказать, всегда так мне говорил, когда я куда-то уезжала или боялась что-то сделать. Господи, ей всего двадцать два года было, и дата смерти — это дата моего рождения. Вот только странно, что фамилия у нее другая.

Нервы сорвало окончательно, все три дня, что меня прессовали следователи, держалась как каменная, стояла на своем, говорила только при адвокатах, хотя и понимала, что ни в чем не виновна. Выдвигала свои версии, кто мог быть причастен к гибели Инны, имя Антон Горн звучало из моих уст сотни раз, потому что он чертов псих и орал на весь дом, что всех нас ненавидит и убьет.

А сейчас накрыло, да так, что согнулась, зажимая рот варежкой, и просто начала выть, оплакивая свою настоящую мать, которую я не знала. Никто ко мне не подошел, не спросил, чем я занята, а немного погодя, когда уже ноги начали неметь от холода, начала очищать надгробие дальше.

Нашла выгравированный на камне образ молодой девушки, она улыбалась, волосы развевал ветер, глаза огромные, она была похожа на меня.

— Вита, нам пора. — Дмитрий, лишь он подошел. — Вита.

— Ты знал? — спросила чуть слышно, но он понял:

— Да.

— Снова знал и не сказал? Что ты за сука такая, Горн?

— Идем, ты можешь простыть. Вставай, мы потом сюда приедем, я обещаю.

Слишком слаба была, чтобы сопротивляться, кое-как поднялась, Дмитрий взял за руку, сжал ладонь, повел к выходу. Оказывается, церемония закончилась, я обернулась, рядом с двумя камнями, черным и белым, возвышался курган, застеленный красными живыми розами. Накатила тошнота, но тут же прошло.

— Что? Что опять? Ты хочешь словить здесь рецидивы, чтобы тебя уже не вытащили?

Пронзительный взгляд холодных зеленых глаз, от Горна веет таким же могильным холодом, как и от кладбища, но ладонь горячая, чувствую это через его перчатку и свою варежку.

— Обещай мне, что никогда, никогда в жизни не подаришь мне красных роз.

— Обещаю, идем.

У нас очень странные отношения, Горн признался в любви при Вальтере, тот при этом покачал головой, мол, это плохо, очень плохо, хозяин, а я пережила второе потрясение. Разве он умеет любить? Он демон, чудовище, он сам Дракула во плоти… или я сама его таким себе придумала? Какую злую шутку со мной сыграло подсознание?

Он не требовал ответа, ему он был не нужен. Дмитрий просто тогда сжал мою шею пальцами, дернул на себя, впился в губы и сразу отпустил.

Клеймо любимой женщины демона было поставлено.

Аминь.

Я не сказала ему о найденном письме и завещании, хочу видеть, что он предпримет дальше, это как наступать самой себе на горло, ждать предательства и удара ножом в спину. Но Инну кто-то убил, может, непреднамеренно, случайно столкнул с лестницы, там такой скользкий каменный пол, о который действительно можно разбить череп и размазать мозги.

Полиция побывала в каждом углу и заглянула под каждый плинтус, допрашивала всех по очереди не раз, забрала все записи с камер наблюдения. Не знаю, к какому выводу они пришли, но меня так, как было вначале, больше не прессовали.

— Что сейчас?

— Поминки, они будут дома, только самые близкие.

Дмитрий говорил тихо, в салоне «линкольна» было тепло, он закурил, приоткрыв окно, было заметно, как дрожат его пальцы, это меня остановило от новых порций упреков. В том, что не рассказал всю правду обо мне, о матери, что Инна таковой не являлась.

— Не рекомендую так много курить. — Вальтер, как всегда, дал дельный совет, который у него не спрашивали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да, а то помрешь раньше положенного времени. Хотя я вот не знаю, кому какое положено время. Инна тоже не знала, матерью хотела стать настоящей, родить тебе ребенка, но ты сопротивлялся. Что так, Дима? Почему?

— Вита, прекрати.

— Ты постоянно затыкаешь мне рот и ей затыкал. Мать из нее, я скажу, такая себе, поверь мне, но, черт, о покойниках либо хорошо, либо вообще никак, верно, Вальтер?

— Верно, Виталина Робертовна.

— Хреновая смерть — лететь головой вниз и разбить голову. Она так умерла? Сама или ей кто-то помог? Дима!

— Помог.

Ответ в одно слово, не глядя на меня. Брови нахмуренные, он делает глубокую затяжку, выпуская дым перед собой, бледный, уставший. Разве демоны бывают такими? Или ему нужна свежая кровь, чтобы возродиться?

— Помог? Откуда знаешь? — Пальцы начинают холодеть. — А если и мне кто-то захочет так помочь? Или тебе? Это Антон, это твой придурочный племянник, а потом все спишут на детскую травму, что, мол, у него родители погибли и сейчас он творит дичь! Ты сам понимаешь, что привел в дом убийцу? Он уверен, что мой отец убил его родных!

— Так и есть, Вита.

Снова спокойно смотрит уже на меня, выбросив окурок в окно. А у меня по спине бежит холодок.

— Нет.

— Да, Вита, так и было. Роберт заказал своего друга и партнера. Я сам нашел исполнителя и уничтожил его. Они сгорели в машине, меня выкинуло на трассу, обгорел немного. Давай не будем об этом сейчас, тошно, мы похоронили Инну, нужно по-человечески проститься.

Никогда не видела Горна таким, даже страшно от спокойного тона и тихого голоса, словно это не он, а его уставшая тень. Я могу не принимать его слова за чистую монету, я не хочу верить, что мой любящий отец мог совершить такое преступление и его руки в крови.

Но я не могу не верить сейчас словам Дмитрия.

Замкнутый круг.

Дальше ехали молча, в доме было много народу, Антоша сидел у камина и много пил, косясь на меня. Федор суетился, Марина подносила закуски с заплаканным лицом, вся в черном, как и все присутствующие. Из всех, кто мог тогда быть в доме, я не увидела Тиграна.

Пошла на кухню, мужчина стоял спиной к двери, черная рубашка, черный китель. Его плечи дрожали, он плакал молча, не роняя ни звука. Что это, слезы раскаяния или утраты?

Хотела подойти, но появилась Марина, быстро бросила на меня взгляд и сразу отвела глаза.

— Что ты знаешь? — Я схватила девушку за руку, потащила по коридору.

— О чем ты? Отпусти, — громким шепотом сказала она, оглядываясь.

— Об убийстве. Ты точно что-то знаешь, говори.

— Я не знаю… Ничего не знаю, и мы с Федором увольняемся. Как только будет можно и позволит следователь, мы сразу уедем.

— Крысы бегут с тонущего корабля? Ты себя слышишь? Трясешься, не смотришь в глаза, что ты знаешь?

— Все готово, Марина, ты где?

Впервые услышала голос Тиграна, низкий, бархатный, с акцентом. Он выглянул в коридор, держа в руке огромный нож.

Если бы он хотел убить, как бы он это сделал?

Нож. Топор. Голые руки. Что угодно. А потом плакать о содеянном.

— И что, у вас там реально все плохо?

— Да, Ксюха, все плохо.

— Не знаю, что могло быть хуже твоей болезни, вроде как весь мир рухнул, а здесь еще такое. Не представляю, что будет со мной, если погибнет Борька или отец.

— Ты просто не думай об этом, не кличь беду.

— Инна реально не твоя мать? Я в шоке, просто нет слов, их у меня нет. Но она могла и сказать тебе про это, ты вроде как взрослая девочка, поняла бы, разве нет?

Я бы все поняла, веди она себя иначе и расскажи мне все, всю правду. Зачем играть этот спектакль много лет и строить из себя мать, если ты даже ею не хочешь быть? Или это касалось лично меня? Да, скорее всего, так это и было.