Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 32

Нет, это у меня какая-то паранойя прогрессирует, начинаю в других замечать детали, так дойдет и до своеобразных выводов. Не знаю, что там у матери на уме и какие клиники она посещает, но надо с ней поговорить. Обозначить, так сказать, свое положение и то, чем я буду заниматься дальше.

Может быть, пойду учиться в сентябре в университет, надо только забрать документы. Поступлю на какой-нибудь скучный экономический факультет, встану плечом к плечу в бизнесе отца рядом с Дмитрием.

Это даже звучит смешно и страшно. Не понимаю, что будет дальше с компанией, что будет дальше со мной и Дмитрием. С нами все слишком запутанно и сложно.

— Антон, что опять произошло между тобой и Виталиной?

Мать неожиданно решила углубиться в наши с племянником ее мужа острые отношения.

— Эта сука чуть не пробила мне голову. У меня кровь шла.

— А тебя, козла, никто не звал ко мне, сам виноват.

Разговариваю с кретином на знакомом ему языке хамства и грубости.

— Она чуть не убила меня, ее нужно изолировать, избавиться, психушка по ней плачет.

— А может, это ты сделаешь милость и убьешь себя сам, чтобы руки марать не пришлось о такую сволочь?

— Сука дикая.

— Дебил! Собирай свои манатки и вали из моего дома!

— Молчать!

Громкий рык, удар кулаком по столу, звон стекла. Все вздрогнули, даже Тигран остановился на половине пути к кухне, Федор обернулся. Могла возникнуть очередная драка, я была готова воткнуть Антоше вилку в руку, чтобы эта тварь замолчала и не оскорбляла меня в моем же собственном доме.

— Виталина! Замолчи!

Горн заострил свое внимание на мне, а не на своем племяннике, который все начал. Это я, оказывается, должна была замолчать. Мы смотрели друг на друга как враги. Но совсем недавно между нами было совсем другое. Как же, оказывается, короток путь от любви до ненависти.

— Она…

— Все замолчали!

— Дмитрий, что происходит? Ты ее защищаешь? Она чуть не убила Антона.

— Что? А почему ты, мама, защищаешь хрен пойми кого? Ты вообще мне мать или кто?

Инна впервые за вечер подняла на меня глаза, и мне показалось, что я захлебнусь в ее ненависти. Холодный, колкий, уничтожающий взгляд.

— Я тебе не позволю, я не позволю отнять у меня второго мужа, как ты это сделала с Робертом! Не позволю, слышишь? Мы семья! Одна семья, которая станет больше, я рожу своему мужу ребенка. Нашего ребенка, а ты нам не нужна!

Шок. Просто шок. Можно было догадаться давно, что собственная мать забила на меня, но услышать эти слова, кинутые в лицо, страшно. Вскочила с места, сжимая в кулаке салфетку, тишина стала густой, я слышала, как стучит мое сердце и болью отдает в груди.

— Инна, закрой рот! — Горн крикнул так, что заложило уши.

— А то что? Что ты сделаешь? У нас все было хорошо, пока не появилась она! Пока ты не повелся на ее милое личико и не стал трахать в моем доме, не скрываясь ни от кого!

Не заметила при знакомстве, что между матерью и Горном было «хорошо», он лишь позволял ей быть рядом с ним, а она, как преданная болонка, путалась между ног.

— Я думаю, всем стоит остыть и выпить чаю. Зеленый, успокаивающий. — Вальтер влез с советом, а я ничего уже не слышала и не видела.

На глазах пелена слез обиды, лицо Дмитрия расплывается, его ставшие черными глаза смотрят с тревогой, мать что-то говорит, еще немного — и я упаду в обморок. Нет, этого допустить нельзя. Выпускаю салфетку из рук, впиваюсь ногтями в кожу, прикусываю до боли и привкуса крови губу.

— Я ненавижу вас всех! Вас всех, вместе взятых! А тебя, мать родная, больше всех. Ты не мать, ты… ты тварь… Чтоб ты сдохла! Лучше бы ты тогда погибла, а не отец!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Слова дались с трудом, в них горечь, злость, обида, моя детская боль и слезы. Все то, о чем я думала, но боялась сказать, боялась пожелать, считая, что это неправильно, что так не должно быть.

Развернулась, не дожидаясь ответа, не побежала, пошла с прямой спиной, тяжело ступая, на второй этаж.

— Вита, останься! Остановись!

Дмитрий крикнул вслед, я показала ему и всем за столом средний палец, знак моего презрения и ненависти, знак того, чтобы они катились к херам, желательно сразу все, из моей жизни.

Сдерживаю слезы, в комнату заходить не стала, там совсем расклеюсь и начну рыдать, как маленькая. А кто-нибудь придет утешать, Горн может, это в его стиле. Залезла на чердак, не включая свет, забилась в дальний угол, в нишу, где я играла и строила свой сказочный замок, представляя себя принцессой.

Но принц не спас, лишь прилетел дракон и практически испепелил меня. Странно, но слезы высохли, в голове шум, устроилась поудобнее, опершись на стену, наблюдая, как за круглым окном чердака светит огромная пузатая луна.

Скорей бы уже весна, а лучше надо бы валить отсюда, узнать, сколько у меня денег на счету, они должны быть, и свалить на юг. Купить или снять маленькую квартирку, завести кота или сразу двух, чтобы одному скучно не было.

Оперлась рукой о пол, нащупав неровность доски, она больно царапнула ладонь. Надавила сильнее, но она лишь выскочила из паза. Пришлось достать телефон, включить фонарик и понять, что доска отходит не просто так, это тайник. Как я могла о нем забыть? Папа мне показывал и говорил, что хозяин, у которого он купил этот дом, был чудаком и здесь много тайников.

Убрала доску, посветила внутрь. Железная коробка. Я достала ее, смахнула пыль, после ремонта ее здесь много. Открыла и зажала рот рукой, удерживая плач, там лежали мои детские секретики.

Несколько игрушек из «Киндер-сюрприза», ручка с перышком, блокнот с Барби, кораблик из конструктора, фантики от любимых конфет и даже сами конфеты, жвачка, пластмассовые бусы и браслет, брошюра о поступлении в балетную академию, вырезки из журнала с красивыми, тонкими балеринами.

Посмотрела снова в проем, там было что-то еще. Черная шкатулка и книга. В груди сдавило болью, я поняла, что это та самая книга, которую я искала.

— Назовите вашу фамилию, имя и отчество.

— Я уже говорила.

— Начнем сначала, мы ведь никуда не торопимся?

В маленьком тесном кабинете сильно накурено, окно открыто, но даже оно не дает свежего воздуха. На нем решетка, а за ним, снаружи, февральская морозная ночь.

Стол завален бумагами, папками, там же стоит недопитая кружка чая с красной звездой на белом фоне. Мужчина морщится, делая глубокую затяжку, смотрит на меня сквозь сигаретный дым и что-то, не глядя, чиркает в блокноте. Рисует, что ли, понять не могу.

— Это допрос? Вы допрашиваете меня? На каком основании?

— Мне повторить вопрос? Или сказать громче?

Повторять не надо, я девушка не тупая. Но упорно молчу, рассматривая мужика через отросшую темную челку. Ему около сорока, но я бы дала больше. Усталый, обросший и заросший, под глазами мешки — наверняка проблемы с почками на фоне алкоголизма.

Черная водолазка, на спинке стула потертая кожанка-авиатор. Такой стандартный мент, опер, замученный работой и начальством, которое требует больше раскрытых преступлений. А статистика хромает, и все из-за того же алкоголя.

А для меня все происходящее — как второсортное кино или дешевый сериал. Там такие же замученные менты сидят в таких же прокуренных кабинетах и допрашивают вот таких, как я, глупых куриц.

Сейчас он добрый, все так вежливо, почти. Мол, назовите свою фамилию, словно он ее не знает, недавно только крутил паспорт в руках, читая и сканируя каждую страницу.

— Фамилия, имя, отчество?

— Туманова Виталина Робертовна.

Мужчина снова делает жадную затяжку, почти до фильтра, выпуская дым в сторону окна, тушит окурок в переполненной пепельнице:

— Та самая Туманова? Неужели?

Морщусь, опускаю глаза, смотрю на руки, начинает бить озноб. Засохшие пятна крови на руках, одежде, пальцы от нее розового цвета, пытаюсь оттереть, не получается.