Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 28

Но и он находился рядом недолго, я не отвечала на вопросы и не поддерживала беседу, а парень хоть и упырь, но старался. Вообще, какого хрена, спрашивается, он сидит дома, когда надо работать или учиться?

Пару раз между нами случались словесные перепалки, Антоше доставались самые мерзкие эпитеты и отборный мат, которым владел наш академический дворник дядя Валера, а я его выучила, как фуэте на уроке Симоны. Наши ссоры давали разрядку, но ненадолго.

Моя жизнь перестала быть прежней, мир рухнул и придавил толстой могильной гранитной плитой. Как жить без цели, я еще не понимала, раньше она была. Мы с Ксюхой хотели стать великими, популярными балеринами, блистать на сцене Большого театра, быть примами, исполнить все ведущие партии во всех возможных постановках. Ездить по всему миру с гастролями, принимать от поклонников дорогие подарки и огромные букеты. Но сейчас в углу моей комнаты стоит корзина увядших бордовых роз, это от Дмитрия Германовича, я знаю. Такие же были в первую нашу с ним встречу. Отвратительно пошлые розы, как можно додуматься подарить такие?

Бутоны за неделю стали увядать, засыхать и темнеть, скоро это будет гербарий, и уже не бордовых, а черных роз. Марина предлагала полить либо поставить их в вазу, а может, опустить в наполненную ледяной водой ванну, чтобы реанимировать.

Я отказалась. Пусть погибают, как я.

— Вальтер, а как поживают рыбки?

— Что, простите?

— Домашние любимцы — после вас, конечно. Пираньи. Их кто-нибудь кормит, когда хозяина нет дома?

Чуть не сказала «нашего» хозяина или «общего». Интересно, Вальтер знает о том, что между нами с Дмитрием было? Конечно, не факт, что Горн исповедался и рассказал все своему старшему товарищу, но все-таки Вальтер не дурак, все видит, очень многое понимает и замечает.

Это мать, может быть, прикидывается дурой либо такая на самом деле и есть и ничего не замечает. А между мужем и женой за эти две недели был секс?

Поморщилась от мыслей. Понимаю, что начинаю ревновать. Во рту появились горечь и привкус железа, с силой сжала кулак, карандаш хрустнул, уперся острием в ладонь. Да, ревность самая натуральная, отчаянная, злая, колючая.

Как эти умершие розы, их нет, они превратились в ничто. Но если тронуть стебли, они будут колоться и могут ранить до крови. У меня так же, меня почти нет, я умерла, но боль осталась.

— Тигран приготовил суп-пюре, салат с креветками, на десерт «Наполеон».

Вальтер не ответил на вопрос про рыбок, перешел на гастрономию. Его любимое занятие — это спрыгивать с темы, я заметила. С едой не отставал, такой противный и дотошный, как вообще Дмитрий его терпит? Но он сейчас донимает не его, а меня.

— На обед больше никто не выйдет?

— Дома никого нет, Дмитрий Германович с супругой по делам в городе. Антон тоже уехал, куда — не доложил.

Получается, я одна во всем доме, не считая прислуги.

— Звучит аппетитно, хорошо, я скоро буду, и можно не накрывать, сама возьму. А вы идите отдохните, вы сегодня бледны больше обычного.

Вальтер странно на меня посмотрел, словно подозревая, что я задумала какую-нибудь гадость. Поджал губы, демонстративно достал из маленького кармашка жилетки часы, посмотрел на них. Что у него в голове, было загадкой.

Когда он ушел, я отбросила блокнот, посмотрела на телефон. С Ксюхой сегодня еще не разговаривали, в академии занятия, завидую им. Мы по сто пятьдесят раз обсуждали мою трагедию, болезнь, которая не позволит вернуться на учебу и продолжить ее. Лекарств выписали целое ведро, а еще соблюдать покой и не нервничать, больше гулять, дышать свежим воздухом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Общаемся с Пашей, он хороший, веселит меня, предлагает найти хорошего доктора, но от этого мой диагноз не станет легче. Он уже улетел обратно, зовет в гости, обещает не приставать. Да, он милый, даже трогательный до слез, но мне же это неинтересно, мне скучно, мне нужна жесть. Сарказм, но правдивый.

Надела тапочки, выглянула в коридор — никого. Тихо вышла и пошла к лестнице. Выглянула вниз, прислушалась, вроде тихо, не знаю, где кто. Федор и Вальтер могут появиться внезапно. С услужливым и нервным Федором можно еще разобраться, а вот Вальтер — это проблема проблем.

Покосилась на правое крыло дома, куда заходить было категорически запрещено, но пришло время нарушать запреты и не бояться, что за это что-то будет. Горн не Дракула, он человек из плоти и крови, и сейчас я больше боюсь не его, а себя и свою реакцию на этого мужчину.

Пошла по коридору, раньше в конце него была родительская спальня, не чтобы быть дальше от ребенка, просто там комната больше. Подняла голову, ища камеры, они были, маленькие такие, но огоньки красные не мигали.

Первая дверь, здесь должна быть гостевая, место обитания упыря Антошки. Повернула ручку, открыла, воровато огляделась, нет, его нет дома, так Вальтер сказал. Было интересно пошарить в его вещах, насыпать в трусы перца, спрятать половину носков, сделать пару мелких гадостей, но не сейчас. У меня немного другие цели.

Двинулась дальше, еще одна дверь, здесь тоже была гостевая, хотя я не помню, чтобы отец приглашал много друзей и они оставались на ночь. Потянула ручку вниз, даже не веря, что могу открыть дверь. Замерла, внезапно, как по щелчку пальцев, в памяти начали всплывать картинки.

Кафе в городе, мы с папой ели мороженое, я так долго ждала того, чтобы куда-то с ним пойти. Мне лет десять, папа сказал, что сейчас вернется, после того как ему кто-то позвонил. Охрана, которая везде нас сопровождала, осталась со мной, но я кинулась следом за ним, чтобы попросить купить коктейль.

Он был не один, у входной двери рядом с ним стоял мужчина. Темные джинсы, черная кожаная куртка, что-то торчало из кармана. Но стоило мне взять отца за руку, мужчина напрягся, впился в меня взглядом. Холодный взгляд зеленых глаз, в них ненависть и боль. Темные густые брови, острые скулы, плотно сжатые губы.

Это был он. Тогда я видела его. Видела и забыла, не придала значения.

Это был Горн. Моложе, но он уже тогда ненавидел моего отца и хотел убить.

Горн

Живу в гребаном собственном аду уже две недели.

Не могу находиться в доме, зная, что она там. Не могу подойти, потому что, как только я оказываюсь рядом и задаю одинаковые вопросы, начинает трясти от желания просто прикоснуться к ней.

Прижаться, вдохнуть полной грудью аромат кожи и волос. Просто чувствовать ее, при этом быть живым самому. Только когда я рядом с ней, со мной происходит такое; когда слышу дыхание, удары ее сердца, то мое собственное вырывается из груди, показывая, что я еще жив.

Пусть сопротивляется, пусть оскорбляет, дерзит, я кайфую от этого, кайфую с ней рядом, понимая, что, как только выйду за дверь, меня начнет выворачивать наружу от желания вернуться. Схватить ее, прижать к стене, целовать губы, глаза, лицо, запустить пальцы в длинные распущенные волосы и сдохнуть уже рядом с ней, у ее ног.

Девятнадцатилетняя девчонка, дочь моего врага, которого я проклинал все те годы после гибели брата и его жены. Дочь того человека, по вине которого чуть я сам не ушел на тот свет, после чего на моей спине остались ожоги воспоминаний, одним взглядом сломала решимость и настрой.

Сломала меня. Но при этом, когда Виталина рядом, я вновь живу, вдыхаю воздух, а не едкий дым горящего автомобиля. Виталина, Вита, «жизнь» — вот что значит ее имя.

Прикрываю глаза, выдыхаю, пытаюсь сосредоточиться на делах, осталось совсем немного — заставить мать и дочь отдать остальные акции компании мне. Есть и другой способ — избавиться от них, но я не до такой степени зверь, как покойный Туманов, который хладнокровно отдал приказ уничтожить своего компаньона и его семью.

Нет, я не такой. Я умнее и хитрее. Так я думал.