Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 23

Но получается плохо. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу его. Каждый мой сон — это откровенное порно, в котором я отдаюсь ему в самых развратных формах. Голодная, дикая, но в то же время покорная.

Снова семейный ужин.

Мне хватило и одного, но сейчас за столом и Вальтер. Он из всех собравшихся самый приятный, как бы странно это ни звучало. Но к нему и его воспитательным моментам я привыкла.

Мать какая-то тихая, смотрит только на Горна, как преданная болонка, которая соскучилась по хозяину. Антон уткнулся в тарелку, этот, как нашкодивший пес, боится поднять голову. Вальтер спокоен, а Дмитрий Германович возвышается над всеми нами Зевсом с Олимпа.

Это все начинает напрягать.

Он приехал совсем недавно, и сразу стало заметно, как в доме изменилась атмосфера, воздух стал тяжелым. Марина так и не пришла и не принесла ключи, не знаю, что вообще с ней, но Федор деловито снует по коридорам и подносит нам блюда.

Сегодня тоже не пельмени и оливье, какое-то мудреное меню от молчаливого повара. У меня выдалась возможность увидеть его — высокий, огромный, как скала, восточный мужчина. Он так лихо орудовал топориком, разделывая ребра ягненка, что я даже засмотрелась. Но как бы я ни пыталась его разговорить, не услышала ни звука, лишь стук топорика.

Дом полон странных людей, это именно то, чего мне не хватало на каникулах, но хорошо, что скоро они закончатся и я вернусь в свой привычный мир. Соскучилась по Ксюхе, по язве Афанасьевой, надеюсь, ее кости срослись, по Авдееву Костику, спасибо ему, что не уронил меня на сцене, даже по занятиям и Белле скучаю.

И все, не будет ничего этого, вообще ничего. Не хочу видеть свою «семью».

— Как прошли эти дни без меня?

Горн задал вопрос, все посмотрели на него, но сам Дмитрий Германович прожигал взглядом меня. Не могу привыкнуть к этому, но с удивлением обнаружила, что мне этого не хватало. Того чувства, когда под кожей начинает растекаться горячая лава, когда воздух выходит из легких и покалывает кончики пальцев.

Мое тело помнит все, что Горн делал с ним. То, как я возбуждалась, как кончала на его пальцах и как получала удовольствие.

— Все хорошо. Я вчера была в клинике…

Мать начала тихо, я нахмурилась.

Что за клиника? Я считала, что они с Антошкой выбирают трусы в бутиках. Новые титьки? Подтяжка? Но Горн отреагировал странно. Повел подбородком, сжал челюсти, повернулся, посмотрел на свою жену:

— Инна, я просил тебя этого не делать. Или ты меня в первый раз плохо расслышала?

— Но… Дима…

— Я сказал: никаких «но»!

Удар ладонью по столу, звон посуды, кусок ягненка встал поперек горла.

— А что вообще происходит? Какая клиника? Мама, ты больна? — задаю вопросы, которые имею право задавать.

— Ничего, Вита, ничего не происходит, это не твое дело.

— Да, я смотрю, здесь все не мое дело. А то, что посторонний человек по каким-то своим причинам втерся к тебе в доверие и женился, то, что он оккупировал наш дом, по которому даже ходить нельзя, это вообще сущая ерунда, да, мама? То, что персонал запуганный и зашуганный, то, что его племянник-придурок распускает слюни, руки и член из штанов и портит мою одежду, это тоже так, ничего особенного. С меня хватит, я нагостилась и завтра улетаю в академию, к тому же каникулы подошли к концу.

Снова устроила скандал, это стало почти традицией — срывать семейный ужин. Если мне ничего не говорят, то какой вообще тогда смысл находиться здесь?

— Сядь за стол!

Повышенный тон Горна бьет по нервам, как хлыстом по спине.

— А то что? Что ты мне сделаешь? Я не боюсь тебя и знаю, чего ты добиваешься. Хочешь акций компании отца, моих акций? Так вот, нет, ты их не получишь, если только тебе не придется нас с матерью убить.

По спине стекает ледяной пот, внутри все скручивает ужасом и страхом, такого взгляда Дмитрия я еще не видела. Он приковывает к месту, как у зверя, готового в любую секунду кинуться и вгрызться в горло зубами, вырывая вены.

— Сядь на место, я сказал!

Тишина, лишь слышно, как вздохнул Вальтер и Антошка выдал ехидный смешок. Сука, надо было сделать ему гадость.

— И не подумаю, а уйду прямо сейчас и минуты не останусь в этом доме.

Уверенно и неспешно, сжимая кулаки, иду к выходу, беру пуховик, накидываю на плечи, без шапки, без сапог выхожу на крыльцо. Достаю телефон, набираю Пашу, направляясь к воротам, но он не отвечает, слушаю длинные гудки.

Погода испортилась, ветер и метель, снег обжигает щеки, я еще вырядилась в черное платье выше колена и колготки. Холодно очень. Еще на нервах колотит так, что зуб не попадает на зуб, но меня никто не останавливает.

— Откройте ворота! Я сказала, откройте ворота!

Охранник, выбежав из домика, ничего не понимает, парень кутается в пуховик и меховой капюшон. Что-то говорит, но я не слышу, хочу уйти прямо сейчас. Не самая лучшая моя затея, но я задыхаюсь в собственном доме, мне там плохо, плохо рядом с Горном и матерью, которой я не нужна.

Чувствую, как что-то обжигает щеки, это слезы, но их тут же остужают ветер и снег, колючие снежинки царапают лицо. Детский и глупый поступок, на уровне подсознания я жду, что меня остановят, вернут, но этого не происходит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не знаю, кто и что сказал охране, но они беспрепятственно открыли калитку. Не медля ни секунды, я вышла, плотно запахнув на себе пуховик, огляделась по сторонам. Темно, лишь несколько фонарей освещают пространство перед домом, часть дороги и лес.

Гениальная идея. Да, давай, Виталина, иди в туфлях по дороге через лес в ночь, к утру, может быть, выйдешь к трассе, а скорее всего, замерзнешь на половине пути. Упадешь около сосны, и твой окоченевший труп найдут, присыпанный снегом. Молодец. Нечего сказать.

Второй раз набрала Павла, теперь даже не было гудков, словно в этом месте не ловит связь, такое вполне возможно. Прошла вдоль забора влево, стараясь не оборачиваться. Пальцы заледенели, не слушаются, не могу разблокировать экран телефона.

Хотела хотя бы написать ему сообщение, вернулась, прошла несколько шагов в другую сторону, крутясь на месте, но сигнал сети так не появился, деления вообще пропали.

— Вот же черт, черт, черт, ну давай…

Слезы снова навернулись на глаза, шмыгнула носом, не хотела плакать и не хотела возвращаться, как побитая собака, которая нашкодила, убежала, но все равно вернулась к своему хозяину. Грею руки, дышу на них, снова и снова пытаясь набрать сообщение.

Но вот рывок, меня куда-то тащат, я вскрикиваю от страха и неожиданности. Прижимают к воротам, сжимают шею, горячие ладони обжигают кожу, чувствую дыхание на щеке.

— Ты помнишь, что я обещал сделать, если ты еще раз ослушаешься, помнишь, Виталина? Никому не позволено так разговаривать со мной и так себя вести. Никому!

Нет, Дмитрий не кричит, хотя в моем сознании раздается громкое эхо его слов. Он говорит тихо, на ухо, вдавливая меня в холодный металл массивных ворот. Мужчина без верхней одежды, на нем лишь рубашка. Подняв голову, смотрю в его лицо, оно бледное, глаза горят огнем, обещая кромешный ад.

— Отпусти… — Хриплый шепот, но он для него ничего не значит.

— Лишь мне решать, когда тебя отпустить. Ты моя, Виталина, моя, запомни.

Если еще минуту назад было холодно, то сейчас в грудной клетке разгорается огненный шар, разливаясь по венам раскаленной лавой. А когда он меня целует, накрывая холодные губы своими, сердце выламывает ребра, готовое вырваться наружу.

Как назвать то, что произошло?

Не знаю, это не укладывается в сознании. Я была пьяна или под действием чего-то психотропного и запрещенного? Но ничего такого я не употребляла, и меня не опаивали.

Это все Горн.