Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 13

Озноб и страх пробирают до костей. По телу идет дрожь, хочу кричать, но не получается, словно горло сжато железными тисками. Паника накрывает такая, что кажется, еще немного, еще пара секунд, и я потеряю сознание. Так, наверное, себя чувствуют заживо погребенные люди, что очнулись в гробу, не в силах пошевелиться и выбраться из него.

Запах.

Первое, что улавливает истеричное сознание. Запах чего-то неприятного, тяжелого, концентрированного. Хочу отвернуться в другую сторону, но не получается, а еще слышу шаги. Кто-то медленно подходит, задерживаю дыхание, слушая шаги и шорох.

Касание. Чьи-то пальцы упираются в ключицу, а потом медленно скользят по телу, вдоль груди, до пупка, ниже, останавливаясь на лобке.

Маньяк? Кто это? Что со мной хотят сделать? Явно не в здравом уме человек задумал все это и разложил меня здесь.

Звук. От человека, что рядом со мной, исходит низкий грудной сдавленный звук. Длинный, протяжный… Не знаю, что делать, как себя вести. Не в силах пошевелиться, что-либо сказать, а сознание, лишенное зрения, рисует ужасные картинки. Мне и так безумно страшно, до ужаса.

Когда неожиданно с глаз сняли повязку, я зажмурилась, а потом посмотрела наверх. Из горла вырвался крик, лучше бы я этого не видела, лучше бы я дальше продолжала лежать с закрытыми глазами.

В свете факела за спиной стоял мужчина с голым торсом, на его голове была маска, точнее, не маска. Это был череп, надетый сверху, с двумя ветвистыми рогами. В руках он держал чашу и продолжал что-то мычать и бормотать. Именно от нее исходил смрадный запах.

Ритуал? Я что, часть какого-то ритуала и меня сейчас, как курицу или барашка, принесут в жертву?

Мужчина поднял чашу над головой, задрал голову, продолжая издавать странные звуки. Заметила на правой руке татуировки, рисунок шел от плеча до кисти, я уже видела такой, заканчивающийся на кисти черепом с огненными пустыми глазницами.

От этого стало еще страшнее. Неужели это он, мой отчим, Дмитрий Горн? Нет, этого не может быть.

Что вообще происходит? Что за фильм ужасов, в котором я сейчас играю главную роль, да и вообще какая она, моя роль?

Кто он такой и что я здесь делаю?

А когда сверху, из чаши, на мое обнаженное тело полилась жидкость, я почти потеряла сознание. Это была кровь. Густая, теплая, практически черного цвета кровь.

Она растекалась по всему телу от груди до ног, при этом мужчина все громче издавал страшные звуки. Выкрикивал какие-то слова, значения которых я не понимала. Раскачиваясь из стороны в сторону в некоем трансе, продолжал свой ритуал; зачерпнув остатки крови, он откинул чашу на пол, начал обмазывать себя.

От ужаса воздуха стало не хватать. Я начала задыхаться, и в этот самый момент меня выдернули из моего кошмара. Кто-то держит меня за плечи, вытаскивая из-под воды. Смотрю широко открытыми глазами, моргаю, отплевываюсь. Пытаюсь сообразить, где я, но все еще понимаю мало.

Пальцы впиваются в кожу, причиняя боль, но мне кажется, что я все еще нахожусь в той, параллельной, непонятной мне реальности. Паникую, барахтаясь в остывшей воде, наполняющей ванну, пытаюсь освободиться.

— Нет… нет… не надо. Нет… нет, отпустите…

— Вита! Очнись! Что с тобой? Смотри на меня… на меня, Вита! Посмотри на меня!

Не могу понять, кто передо мной, но в глазах мужчины тревога, он еще сильнее дергает меня на себя, заставляет подняться. Сопротивляюсь, отталкиваюсь ногами от дна ванны, упираюсь в его грудь руками, чтобы не дать себя убить, облить кровью, принести в жертву.

Это он, я чувствую, я знаю. Отчим. Только без маски демона.

— Эй, Вита, посмотри на меня. Да прекрати, Виталина!

Истерика, самая натуральная, яркая, неосознанная. Она парализует и лишает способности здраво мыслить.

Рывок. Мужчина прижимает меня к себе, хватает правой рукой за волосы на затылке, сдавливает, а потом впивается в мои губы долгим, голодным поцелуем. Я все еще продолжаю мычать, бить кулаками в грудь, но вялые попытки сопротивления ломает его напор.

Меня никогда так не целовали.

Требовательно, жестко, настойчиво, болезненно, кусая губы. Да меня вообще никогда не целовали, Борька не считается. Расслабляю мышцы, позволяя проникнуть в рот языком, прикрывая глаза. Удовольствие растекается в груди, при этом хватка на затылке становится сильнее. Этот контраст боли и наслаждения убивает истерику окончательно.

Вот сейчас точно не хватает воздуха, отчим отрывается от меня, наши глаза и губы буквально в нескольких сантиметрах друг от друга. Сейчас у него черные глаза, да, абсолютно черные, со всполохами огня где-то глубоко в зрачках.

Я даже не понимаю, что сейчас голая перед ним, не пытаюсь прикрыться, лишь часто дышу, голова идет кругом. Его черная рубашка промокла насквозь, а Горн все еще удерживает меня около себя, прожигая взглядом, играя желваками на скулах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Оденься. Все уже собрались на ужин.

Отталкивает, я падаю в ванну, вода выплескивается на пол. Горн уходит, не закрыв дверь, не обернувшись. А я так и сижу, поджав колени к груди, не понимая, что произошло.

Меня только что целовал отчим.

Муж моей матери.

И мне что, это понравилось?

Нет, нет, так не бывает. Так не должно быть.

А что было до этого? Мужчина в маске, дьявол с ветвистыми рогами и кровь, льющаяся на меня сверху, источающая смердящий запах гнили. Это что, был сон? Выходит, что я заснула в ванной?

Да, точно, я пошла в ванную, налила воды, легла и заснула, а потом приснился кошмар, но Горн выдернул меня из него, окуная в новый. Своим поцелуем, своим взглядом, жадными горячими губами и разрывающим сознание пониманием, что мне это понравилось.

Всему есть логическое объяснение. Но не действиям Горна.

Черт, зачем только я приехала? Зачем согласилась полететь и жить с ним рядом? Все мое нутро кричало против этого в предчувствии чего-то страшного.

Он странный. Он непонятный. Иногда пугающий. Но нет, нет, так не должно быть. Он не должен был меня целовать. А я не должна была позволять это делать.

Касаюсь пальцами губ, облизываю их, чувствуя привкус крови. Укусил? Черт! Нет, он не черт, а настоящий дьявол, которого стоит бояться, от которого нужно бежать. Пока меня не облили кровью и не принесли в жертву.

Но я ведь глупая маленькая девочка. А еще любопытная, без намека на чувство самосохранения и наличия мозгов.

Я останусь.

— Виталина, ну наконец-то! Я уже состарилась тебя ждать! Сколько можно собираться? Давай быстрее за стол. Федор, подавай горячее! Федор, где тебя носит?

Мать окончательно вжилась в роль рабовладелицы, оглушила всех громким криком. Идти на ужин не хотелось, после ванны и визита отчима голова разрывалась от мыслей. Но я понимала, если останусь одна со своими мыслями, начну накручивать себя еще больше.

Да и не думала я, что все собравшиеся за столом ждали только меня, вообще не было планов сюда идти. Но вот пошла, в голове полный сумбур от напряженности, недосыпа, от усталости и перелета.

Постоянно присутствует чувство, что за мной кто-то наблюдает. Не удивлюсь, если дом напичкан камерами. Я так отчетливо помню взгляд отчима, который выворачивал нутро наизнанку, а еще то видение или сон, в котором меня почти принесли в жертву.

Не говорю о поцелуе, от которого у меня до сих пор горят губы. Я непроизвольно облизываю их, прикусывая место укуса.

— Добрый вечер.

— Почему ты в джинсах? Я же просила надеть платье. У тебя нет ни одного платья? Виталина! Это ужин, праздничный семейный ужин, а ты вырядилась, как будто пошла в местную бургерную.

— Не люблю платья, мне комфортно в джинсах.

— А что с волосами?

— Не высохли, пришлось собрать в пучок.

Сажусь за стол, укладываю салфетку на колени и только потом поднимаю глаза, смотрю вперед. Естественно, на другом конце стола отчим. Дмитрий Германович удобно расположился на стуле, откинувшись на высокую спинку. Наблюдает за мной, держа между пальцев тонкую черную сигарету, дым от которой тонкой струйкой поднимается к потолку.