Доктор Крюк 4 (СИ ) - Гросов Виктор - Страница 3

Изабелла ушла к в каюту. Ее плечи сотрясались от рыданий. Ее надежда на помощь отца, единственная соломинка, за которую она цеплялась, оказалась несостоятельной перед лицом суровой реальности — времени просто не было.

Боцман Стив остался на палубе, оперевшись о фальшборт и глядя в сторону исчезнувшего во тьме Барбадоса. Его обветренное лицо было мрачным. Он молча курил трубку, выпуская в ночной воздух клубы горьковатого дыма. Он сделал все, что мог, подчинился решению нового командира, но на душе у старого моряка было тяжело. Он слишком многим был обязан Доктору Крюку.

Генри Морган стоял на юте один. Ветер трепал его волосы и распахнутый ворот рубахи. Он тоже смотрел туда, где за горизонтом остался остров. Огни Бриджтауна уже давно скрылись из виду. Там, в каменных стенах форта или в сырой камере, ждал своей участи Крюк. А где-то на темных улицах или в прибрежных зарослях пробирались Филипп и Маргарет, двое отчаянных безумцев, бросивших вызов целой английской колонии.

Морган трезво оценивал их шансы. Они были равны нулю. Филипп был горяч, но неопытен в таких делах. Маргарет умна, но что могла сделать женщина, даже вооруженная, против солдат? Скорее всего, их схватят еще до рассвета. Или они погибнут в бессмысленной стычке. Он отогнал эти мысли. Это был их выбор.

План Изабеллы, хоть и казался логичным на первый взгляд, был бесполезен из-за нехватки времени. Тортуга была слишком далеко. Пока они доберутся, пока губернатор де Лонвийе соберет силы или отправит депеши — пройдут недели. Крюк к тому времени будет давно мертв и забыт.

Прямая атака, как он и говорил Филиппу, была чистым самоубийством. Положить семьдесят человек и потерять корабль ради призрачного шанса? Нет, Морган не был готов к таким жертвам. Он ценил свою жизнь и жизни своих людей выше слепой преданности.

Оставался самый простой и логичный вариант — уйти. Забыть о Крюке, о Барбадосе. Плыть дальше, имея на борту ключ к несметным сокровищам Дрейка. Он, Генри Морган, мог бы сам попытаться разгадать его тайны. Он был не глупее других. Золото, слава, власть — все это было так близко, стоило только протянуть руку. Отказаться от всего этого ради спасения одного человека, каким бы выдающимся он ни был? Прагматизм и пиратская логика подсказывали ответ.

Но что-то внутри противилось этому простому решению. Дело было не только в какой-то запоздалой верности или чувстве долга. Крюк был необычным капитаном. Он обладал знаниями и способностями, которых Морган не мог понять. И дрейковы сокровища были не так просты. Морган чувствовал, что без Крюка, без его странных знаний вряд л и возможно найти эти проклятые сокровища. Более того, сокровище может оказаться недоступным без ключа, а ключом, похоже, был сам Доктор Крюк. Бросить его — значило, возможно, навсегда отказаться от шанса добраться до Эльдорадо.

Значит, Крюка нужно было спасать. Но не так, как предлагал Филипп — не грубой силой, не безумной атакой. Нужен был другой путь — хитрый, дерзкий, неожиданный, достойный самого Генри Моргана.

Он снова посмотрел в сторону Барбадоса, но теперь в его взгляде не было растерянности. Мысли заработали быстро, четко выстраивая цепочку действий, просчитывая риски и возможные ходы. Это была опасная игра против времени. И Морган любил такие игры.

На его губах мелькнула тень той самой, авантюрной, хищной усмешки, которая появлялась у него в моменты наибольшей опасности или перед дерзкой вылазкой. В глазах загорелся знакомый огонек азарта. Кажется, решение было найдено. План начал обретать форму.

Он резко отвернулся от фальшборта, оставив позади темный горизонт. Быстрым, уверенным шагом он направился к трапу, ведущему вниз.

Времени до рассвета оставалось все меньше. Морган что-то придумал. И это «что-то», скорее всего, не понравится ни англичанам, ни, возможно, даже его собственной команде.

Конец интерлюдии.

Тьма. Непроглядная, абсолютная.

И тишина, наступившая после последнего хрипа на виселице. Но это была уже другая тишина. Не просто отсутствие звука, а нечто плотное, обволакивающее, небытие само по себе. Я растворился в нем, перестал быть. Не было боли, не было страха, не было даже мыслей.

Просто пустота.

Конец.

Сколько это длилось? Мгновение? Вечность? В этой пустоте время отсутствовало как категория. Но потом что-то изменилось. Тьма начала рассеиваться. Не так, чтобы появился свет, скорее, сама чернота стала менее плотной, прозрачной. И возникло ощущение. Не физическое, но появилось осознание себя.

Я есть. Я существую не как тело, не как личность с прошлым и именем, а как некая точка сознания, наблюдающая за происходящим.

Пространство вокруг обрело форму. Вернее, бесформенность. Оно было бесконечным, без стен, без пола, без потолка. Залитое ровным, мягким, молочно-белым светом, источник которого был неясен. Он просто был, исходил отовсюду и ниоткуда одновременно. Не слепил, не грел, просто освещал эту странную пустоту.

Где я? Что это за место? Загробный мир? Чистилище? Какой-то зал ожидания перед распределением? Мысли были вязкими. Память возвращалась обрывками: эшафот, толпа, веревка, боль, удушье…

Я умер. Это точно.

Тогда что дальше?

И тут я увидел фигуру, которая возникла из ничего, просто появилась в нескольких шагах передо мной, материализовалась из этого белесого света.

Фигура. Женская. Высокая, стройная, с такой идеальной, почти кукольной красотой. Но не это поразило меня больше всего.

Ее наряд.

На голове красовался высокий, расшитый жемчугом и цветными каменьями кокошник — старинный русский головной убор, который я видел только на картинках в исторических книгах или в музеях. Из-под него выбивались густые волосы, заплетенные в толстую косу, перекинутую через плечо. На ней был длинный, до пят, сарафан из дорогой, переливчатой ткани, тоже богато украшенный вышивкой. Узкий в талии, он выгодно подчеркивал высокую, пышную грудь и плавно расширялся книзу. Из-под подола виднелись кончики изящных голых ножек. Точеные черты лица — прямой нос, высокие скулы, пухлые губы, огромные, бездонные серые глаза под соболиными бровями. Красота была холодной и какой-то неживой.

Кукла. Идеальная русская красавица с лубочной картинки.

Что за маскарад? Кто она? Ангел? Валькирия? Мое воспаленное предсмертное сознание рисует такие странные образы?

Она смотрела на меня спокойно, без тени удивления или какого-либо другого чувства. Просто смотрела, в этом взгляде не было ничего человеческого. Это был взгляд механизма, программы, оценивающей объект.

И тут я понял. Эта аура. Эта холодная отстраненность. Этот всевидящий, бесчувственный взгляд. Я знал его. Вернее, чувствовал его раньше.

— Вежа? — вопрос сформировался в моем сознании сам собой, беззвучно.

Фигура слегка наклонила голову. Уголки ее идеальных губ дрогнули в подобии улыбки, но глаза остались холодными.

— Верно, носитель Крюков, — ее голос прозвучал не снаружи, а внутри моей головы.

Чистый, мелодичный, без интонаций. Голос Вежи, который я слышал сотни раз, но теперь он исходил от этого аватара.

Я пытался осмыслить происходящее. Вежа. В таком виде. Здесь. Но где это — «здесь»?

— Где я? Что это за место? — снова мысленный вопрос.

Я не знал, как общаться иначе в этом бесплотном состоянии.

— Ты находишься в Хранилище Системы, — ответила Вежа тем же ровным голосом. — Специализированный сектор, предназначенный для временного содержания нематериальных копий сознания носителей в критических ситуациях.

Хранилище Системы, нематериальные копии сознания, критические ситуации. Звучало все это как научная фантастика самого забористого пошиба. Но я видел эшафот, чувствовал веревку. Это не было фантастикой.

— Что значит «критическая ситуация»? Я умер?

— Твоя биологическая оболочка достигла точки необратимых повреждений, приведших к полному прекращению жизненных функций, — подтвердила Вежа. — Сердечная и мозговая активность остановлены.