Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju" - Страница 29

Теодор. Я… буду голосовать за тебя руками и ногами, вся моя семья и соседи станут это делать, если ты действительно добьёшься того, о чём написал. Пусть это будут не пустые слова, пожалуйста, и я верю, что у тебя может получиться.

Теренс. Мне очень приятно, что хоть кто-то из людей, с которыми мы жили в одной башне, вспомнил про моё существование. Передай, пожалуйста, Патил, что она дура. Спасибо.

Салли-Энн Перкс.

Недоучка».

Когда ребята дочитали, оказалось, что всё это время сверху на них смотрели несколько приведений и портретов, тоже вчитывавшихся в слова, оставленные маленькой светловолосой девочкой за много миль от Хогвартса, переполненной эмоциями и жалостью к себе. Ударил гонг, знаменующий начало урока, и ребята спешно ринулись в сторону своих кабинетов. Лишь запыхавшийся Невилл успел удивлённо заметить, что все четыре сосуда с самоцветами, что отражали факультетский счёт, увеличили число очков на пятьдесят у каждого факультета.

***

За исключением событий вокруг отчисления Перкс, которое всё же наделало шуму — в тот же день Дамблдор обратился с пространной речью, обличающей Министерство Магии, где недавно переизбрали Фаджа с активной поддержкой ультраконсерваторов. Потом в Пророке вышла статья против самой школы, где анонимные ученики критиковали Дамблдора за тролля, цербера и дракона, невесть как оказавшихся в школе в 1991 году.

Затем там же вышло опровержение, построенное на том, что это всё не доказанные случаи — и, наконец, журналистское расследование мисс Скитер, которая по бухгалтерской отчётности Хогвартса, к которой доступа у неё быть не могло, выявила, что школа продала ингридиентов объёмом в полтора тролля, но никаких церберов и драконов не значилось.

Так вот, за исключением событий вокруг Перкс, следующие два месяца учёбы в целом пролетели почти незаметно. Нарваться на отработки у Локхарта Тео не смог, так как профессор-улыбка делал вид, что не воспринимает издевательских усмешек, а переходить незримую черту Тео не позволяло самоуважение. Домашних заданий стало будто бы втрое больше, сложных тем — вдвое больше, даже в библиотеке с ребятами, в компанию которых плотно вошли и гриффиндорцы, и Бут, болтать было некогда.

Арчи записался в клуб игры в плюй-камни и кружок рисования, Симус затащил Дина и Невилла в хор к Флитвику, обещая, что там будет весело (по рассказам весело было только самому Симусу, который смеялся и над студентами, поющими вразнобой, и над профессором, что пытался настроить магический камертон так, чтобы сгладить неравенство голосов, и над самим собой), сам Тео погряз в трансфигурации, так, что даже не преуспевавший Уизли заметил в насмешке, что Нотт потерял хват.

Проблема с трансфигурацией была достаточно сложной. На очередном занятии в начале октября все студенты отрабатывали практику, превращение чашки в крысу. Как ни удивительно, это заставило его переосмыслить своё мировоззрение — Винсент Крэбб, так и оставаясь неуклюжим увальнем, худшим по ловкости в потоке, случайно смахнул его крысу, отползшую на край стола, на пол. Трансфигурированная по форме, согласно заданию, но не по сути, чашка разлетелась на несколько крупных осколков — однако каждый из них продолжал быть частью псведо-живой крысы.

От того зрелища, что пришло несколько раз в кошмарных снах, Тео было дурно и потом, а мысль о том, что любой предмет мог состоять из нескольких отдельных частей, полностью выбила его из трансфигурации. До того один из лучших в потоке по этому предмету, он перестал демонстрировать вообще хоть что-то, получая всё более и более увеличенные теоретические задания, которые не давали результата. Нотт понимал, как должен работать принцип трансфигурации, понимал, как именно строится волевая форма этого особого раздела чар, так глубоко разбираемого в Хогвартсе, но не мог сосредоточиться на том, что любой объект был не цельным.

Всё это привело к тому, что за неделю до Хэллоуина уже Макгонагалл назначила ему отработку.

По пути туда он, решив сократить путь через малоисследованную часть замка, наткнулся на большую лужу на втором этаже. Через пару поворотов оттуда к лестнице к башне, где был класс трансфигурации, ему повстречалась Джинни Уизли — едва ли не в первый раз за все время обучения. Он внутренне возликовал.

— Добрый день, мисс Уизли, — вежливо поздоровался он с девочкой. Та, не отрываясь от какой-то тетрадки в яркой маггловской обложке (Тео подавил раздражение — в конце концов, даже Паркинсон что-то такое в прошлом году использовала для конспектов), кивнула, пробормотав приветствие. — Как вам… эээ… погода в середине октября?

От нелепости вопроса Тео почувствовал, что краснеет, и нервно проглотил слюну. Джинни даже подняла на него взгляд. Ему показалось, что он был слегка расфокусирован.

— Погода? Хм, — она обернулась к окну, в нише которого сидела. — Мне кажется, что по утрам воздух на улице такой вязкий из-за тумана, что можно в нём застрять, как в киселе. Вы же ели кисель, мистер… — в её глазах мелькнуло узнавание. — Мы с вами не встречались раньше?

Девочка захлопнула свою тетрадку и убрала её в сумку, затем спрыгнула из ниши на пол. Тео подумалось, что она ценит тишину и одиночество, выросши в доме с таким числом братьев.

— Я, честно говоря, не был уверен, но, кажется, встречались, — улыбнулся Тео. Джинни нахмурилась, вспоминая. — Вы случайно не в сторону своей башни направляетесь? Я иду к вашему декану, — Джинни дёрнулась, — на отработку, кажется, что нам по пути.

— Ты Тео, да? — спросила она, наконец, вспомнив. Нотт почувствовал, как в животе «бьются бабочки». — Я не помню, откуда знаю тебя, но, кажется, и правда видела.

Они пошли вдвоём в сторону лестницы.

— Пару лет назад, кажется, — подсказал он. — В Косом.

— Не помню, — ответила, будто бы задумавшись, Джинни. — Мне пора. Всего хорошего, мистер Нотт.

Нотт! Она знала его фамилию — значит, Тео был ей как-то интересен! Он ликовал, глядя, как она уходит в другую сторону на развилке. Спохватившись, Тео взглянул на часы, и побежал, опаздывая к декану Гриффиндора.

***

Практика, которую Макгонагалл заставила его отрабатывать, ни капли не помогала Тео. Первые полчаса он безуспешно пытался превратить карандаш во флоббер-червя — но мысль о том, что в карандаше есть отдельно грифель и отдельно оболочка, его постоянно сбивали. Наконец, устав слышать постоянно произносимую вербальную формулу без видимых успехов, Макгонагалл отвлеклась от проверки работ, и встала из-за стола.

— В чём ваша проблема, мистер Нотт? — мягко спросила она, глядя на неподвижный карандаш.

— Прямо сейчас — в грифеле, — буркнул раздасадованный Тео грубее, чем хотел.

— В грифеле? — озадаченно спросила профессор.

— Да. Простите, профессор, но я совершенно не могу представить, как трансфигурирую карандаш, потому что это не карандаш, а деревянная оболочка и грифель внутри.

— Вот как? А как же вы превращали спичку, которая есть деревянная палочка и серная головка, в иголку?

Тео замялся с ответом.

— Похвально, впрочем, что вы осознали суть того, что каждая вещь есть набор вещей, — отметила она, достав свою волшебную палочку. — Это отличное качество, необходимое для будущего артефактора.

Тео изумлённо посмотрел на неё.

— Профессор Дамблдор упоминал о вашей… хм… особенности. Что вы видите чары так, как они есть.

Нотт поймал себя на мысли, что за весь день только с Джинервой Уизли он говорил, не пытаясь увидеть волшебство. Ему было неловко обнаружить, что её мантия, например, могла бы быть не украшена артефактными брошками защиты от простейших чар, которые могли бы применить школьники. Малфой вдолбил в него стереотип, что Уизли нищи и голы, пусть он и не хотел в него верить сердцем.

— И чары, и заклинания, и проклятья, — продолжила профессор, — колдуются так, как на это смотрит волшебник. Искусные заклинатели могут чрезвычайно тонко прикладывать свою магию, например, поднимая один листочек из тысячи листьев на земле, а те, кто воспринимает вещи иначе, могут устроить пургу из листьев в осеннем лесу.