Хозяйка старой пасеки (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 7

— Не надо меня осматривать! Не буду я раздеваться!

Я вздохнула.

— Думаешь, Иван Михайлович на своем веку не перевидал ножек? Вряд ли он увидит что-то новое. А обследовать тебя нужно, и вывих вправить нужно.

Варенька залилась краской, едва слышно прошептала:

— Ладно…

Чулки у нее оказались в цвет туфелек — синие, с вышитыми золотистыми ящерками. А вот стремительно опухающая и синеющая лодыжка понравилась мне куда меньше.

— Вы так уверены в диагнозе? — поинтересовался доктор, когда я отступила от пациентки.

— Тут и сомневаться не в чем, — пожала плечами я. — Сустав деформирован, стопа в неестественном положении. Вывих определенно, надеюсь, нет перелома и связки целы.

— Откуда вам известны такие вещи? — продолжал любопытствовать доктор, пока его пальцы ловко и осторожно ощупывали пострадавшую конечность.

Варенька морщилась и кусала губы, но не жаловалась.

Я пожала плечами: не признаваться же, что в той, прошлой жизни я несколько раз проходила курсы парамедиков — просто на всякий случай.

— Действительно, вывих, — согласился с моими предположениями доктор. — Нужно будет вправлять. Подождите минутку.

Он распахнул двери, едва не столкнулся со Стрельцовым, который расхаживал туда-сюда по комнате. Исправник схватил доктора за локоть, тот что-то сказал, так тихо, что я не расслышала. Стрельцов выпустил его, отвернулся к окну, тяжело оперся о подоконник. Я не стала мешать ему мучиться угрызениями совести: все равно не поможет. Забрала в комнату ведро с холодной водой, чтобы исправник не снес его, если снова решит заметаться. Огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было бы превратить в холодную примочку. Единственным подходящим предметом выглядела вышитая салфетка на спинке кресла.

— Будет холодно, — предупредила я, опуская мокрую ткань на стремительно опухающую ногу.

Варенька взвизгнула. Стрельцов влетел в двери. Визг изменил тональность на возмущенный. Девушка подхватила с дивана подушку и запустила в родственника. Покраснев, будто ошпаренный, исправник вылетел обратно, едва не снеся по дороге почтенного доктора.

— Смотрю, вы неплохо справляетесь и без меня, — улыбнулся он, выставляя на стол сундучок. — Принесите, пожалуйста, стакан с водой.

Я метнулась на кухню, чудом не сверзившись со сломанной ступеньки. Надо найти доски, пусть неоструганные, и починить. А потом проверить остальные ступеньки, чтобы еще кто-нибудь что-нибудь не сломал. Все в этом доме выглядело так, будто за ним не ходили лет двадцать: скрипящие полы, выцветшие занавеси, паутина под потолком. Да и чистотой он не блистал — впрочем, если жили в нем пятеро, а прибиралась одна, понятно почему. Ничего. Разгоню всех дармоедов и наведу порядок.

В коридоре у кухни было чисто: похоже, сотский добросовестно выполнил приказ исправника и заставил-таки экономку прибраться. Хотя, по-хорошему, надо было управляющего заставить. Справлюсь ли я с ними двумя? Справлюсь, если что, Герасим поможет. Ему, похоже, тоже не слишком нравилась эта парочка. Я догадывалась, почему моя предшественница позволяла собой помыкать: наверняка ей просто некуда было деваться от родственницы, а та только рада была бесплатной рабочей силе. Но я — не она.

Я вернулась с водой, Иван Михайлович плеснул в серебряную ложечку какую-то темную жидкость с тяжелым восточным запахом, протянул Вареньке ложку — так поят детей микстурами.

— Что это? — спросила она, не торопясь открывать рот.

— Лауданум. Он немного уменьшит боль перед тем, как вправить вывих.

Я покопалась в памяти. Ничего себе обезболивающее для молодой девушки — спиртовый раствор опиума! Впрочем, вряд ли тут есть что-то попроще и поприличнее, так что я придержала при себе все, что могла бы сказать по этому поводу.

Однако Варенька снова решила показать характер.

— Женщина должна уметь переносить боль. Обойдусь.

— Кому должна! — рявкнула я, потеряв терпение. — Все, что ты должна, записано в налоговом кодексе, и вряд ли там есть указания на необходимость изображать из себя… — Я в последний момент осеклась, едва не ляпнув «партизана на допросе». — … великомученицу.

— Что такое налоговый кодекс?

Доктор, воспользовавшись моментом, впихнул ей в рот ложку с лекарством. Я скрыла улыбку: таким же жестом моя младшая сестра поила сиропом от температуры племянника.

Варенька, машинально проглотив лекарство, скривилась, закашлялась. Я сунула ей в руки стакан с водой, надеясь, что принудительное лечение заставит ее забыть о налоговом кодексе.

— Пей. А будешь кочевряжиться, я тебе обеспечу анесте… обезболивание военно-полевым методом.

— Это как? — распахнула глаза графиня.

— Стакан спирта внутрь и дубинкой по голове, если не помогает.

— О!

Она захлопала ресницами. Доктор закашлялся в кулак.

— Кто следил за вашим чтением? — полюбопытствовал он.

Я снова пожала плечами. Едва ли в этом доме вообще было что читать — по крайней мере мне пока не попалось на глаза ни одного книжного шкафа.

Варенька, кривясь и морщась, вернула мне стакан.

— Подождем немного, — сказал Иван Михайлович. Повернулся ко мне.

— В доме есть еще кто-нибудь из слуг? Нужно послать за Анастасией Павловной.

Я чуть было не спросила, кто это, но вовремя опомнилась.

— Зачем?

— Я могу вправить вывих, но не убедиться, что целы связки и кости. Анастасия Павловна может. Ее магия позволяет заглядывать внутрь живого, не принося вреда.

Магия? Он меня не разыгрывает? Здесь есть магия?

Пока я хлопала глазами, пытаясь переварить эту новость и убедить себя, что почтенный доктор вряд ли склонен к идиотским розыгрышам, тот понял, что внятного ответа от меня не дождется. Выглянул за дверь.

— Кирилл Аркадьевич, не съездите ли вы к Северским? Телу наше внимание больше не потребуется, а я послежу, чтобы в доме никто ничего не трогал.

— Да, конечно.

Стрельцов помчался по лестнице. Чертыхнулся: похоже, и его подстерегла коварная ступенька.

Варенька вдруг всхлипнула, потом еще раз, а через миг разрыдалась в голос.

— Вот останусь хромая, и никто меня замуж не возьмет!

Я присела рядом с девушкой, обняв ее за плечи. Будь дело в нашем мире, я бы сказала, что волноваться не о чем. Однако, судя по лаудануму, медицина здесь так себе, и обещать, что все будет хорошо, пожалуй, опрометчиво.

— Когда это хромота мешала настоящей любви? Луиза де Лавальер хромала и была обезображена оспой, но король обожал ее.

— Король Лангедойля? — переспросила Варенька.

Я мысленно выругалась. С чего я взяла, что раз в этом мире говорят по-русски, то и история с географией те же?

— Именно. — Повторять название страны вслух я не решилась, боясь сломать язык с непривычки. — Правда, это было давно, и история с тех пор успела изрядно забыться.

А чем она закончилась, юным девушкам лучше и вовсе не рассказывать.

Доктор подошел ближе.

— Соглашусь с Глафирой Андреевной: истинная любовь смотрит в душу и не видит изъянов внешности. Поверьте, я за свою жизнь перевидал немало семейных пар.

Кажется, утешение не помогло. Варенька надула губки, собираясь опять разреветься, и доктор поспешно добавил:

— Но на вашем месте я бы не стал переживать. Сейчас я вправлю вывих, а потом Анастасия Павловна посмотрит на вашу ногу. Ее благословение творит настоящие чудеса.

Благословение? Это что за местная святая? Надеюсь, доктор полагается в лечении не только на лауданум и молитвы.

— Походите немного в лубках, ничего страшного, к бальному сезону снова будете танцевать, очаровывая всех, — закончил он.

— Я еще не выходила в свет, — шмыгнула носом девушка.

— Значит, станете самой блистательной дебютанткой столицы, — не сдавался доктор.

— Столицы, как же! — Она снова расплакалась. — Маменька в эту глушь сослала к кузену, а папенька сказал, что не видать мне столицы как минимум год, а то и дольше, если не образумлюсь. Этак и в старых девах останусь!