Хозяйка старой пасеки (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 14

— Я надеюсь, это продлится недолго. Потом сменим гипс на повязку, а после снимем и ее. Придется немного поразрабатывать ногу, отвыкшую от нагрузки, но, когда вы полностью восстановитесь, совершенно забудете о том, что когда-то был вывих.

Она снова сделала… что-то. На миг мне стало тепло и уютно, будто я вернулась в детство, в ясный солнечный день, прибежала к бабушке с разбитой коленкой, и она обнимает меня, так что плакать уже совсем не хочется. «У кошки боли, у собаки боли, у Глашеньки заживи», — услышала я словно наяву.

Встрепенулась, возвращаясь в реальность — эту реальность. На ноге Вареньки снова были бинты, но на лице не осталось ни капли тревоги.

Княгиня выпрямилась.

— Глафира Андреевна, у вас не найдется какой-нибудь плотной ткани подстелить, чтобы не испачкать тут все гипсом? И воды, размочить гипсовый бинт.

— Да, конечно.

Она едва заметно поморщилась, повела плечами. Я вспомнила, как сестра жаловалась на ноющую от избытка молока грудь, когда по какой-то причине не получалось покормить малыша вовремя.

— Может быть, вы спуститесь со мной? — спросила я. — На кухне никого нет, и, пока я вожусь, вы могли бы облегчить тяжесть. — Я выразительно глянула на ее грудь.

— Спасибо, это было бы очень кстати, — без тени смущения кивнула она. — Варвара Николаевна, мы сейчас все подготовим и вернемся.

— Вы удивительно догадливы для барышни, — заметила Анастасия Павловна, когда мы начали спускаться по лестнице.

Я невесело усмехнулась: похоже, она опять намекает на какую-то некрасивую историю, случившуюся с Глашей. Как будто все сговорились тыкать ее носом в старую ошибку.

Княгиня, кажется, поняла. Остановилась на лестнице, посмотрев мне в глаза.

— Так вышло, что я услышала вашу историю только сегодня. И я считаю, что с вами поступили отвратительно. Если вдруг вам понадобится помощь — пошлите за мной, и я помогу всем, чем смогу.

На глаза навернулись слезы: первый человек, кроме Герасима, в этом мире предложил мне помощь просто так. И все же я должна была спросить.

— А если меня признают убийцей?

— Надеюсь, этого не случится. — Она помолчала. — Я не судья и не возьмусь судить, виновны вы или нет. Хочется верить, что нет. Однако, зная, как с вами обошлись, если понадобится, я помогу вам составить прошение о помиловании и прослежу, чтобы оно попало в руки императрицы. Она славится умом и добротой.

Внутри разлилось тепло.

— Спасибо. Надеюсь, это не понадобится.

— Я тоже на это надеюсь.

Я подала ей чистое полотенце и миску. Чтобы не смущать, отвернулась, разводя теплую воду.

— Может быть, не искать ткань, а перенести графиню сюда? — спросила я.

Конечно, мне попадалась в сарае мешковина, но пыльная и пропахшая мышами. Не хватало еще вместе с ней заразу притащить.

— В кухню? Она скажет, что с ней обращаются как с нищенкой, — хихикнула Анастасия за моей спиной.

Так. Еще один пробел, и спасибо ей, что спасла меня от неловкости. Значит, придется собрать все полотенца из буфета в столовой. И там же накрыть на стол. Хорошо, что я нашла столовую еще утром, когда искала кухню. И там было довольно чисто — видимо, где-то Глаша справляться успевала, а на что-то не хватало сил. А может, старухе было не все равно, чисто ли в столовой и гостиной, а на кухню она и не заглядывала. Как теперь узнать?

— Схожу за полотенцами, — сказала я.

Когда я вернулась, княгиня уже привела себя в порядок.

— Простите, что доставила вам лишние хлопоты, — сказала она.

— Жаль, что вы не взяли с собой малыша. Я люблю детей.

До меня вдруг дошло: в этом мире я вовсе не обязана оставаться бездетной! Вполне возможно, что у меня все получится. Жаль, что проверить это можно будет только одним способом.

— Не уверена, что малышке было бы лучше в дороге. — Анастасия улыбнулась. — Но вы, похоже, действительно любите детей, это заметно по тому, как вы о них говорите.

Я опомнилась, погасила улыбку, которая без моего ведома расплылась до самых ушей. В самом деле, не бежать же проверять прямо сейчас! Я представила, как это бы выглядело, и едва не рассмеялась сама над собой. Подхватила миску с теплой водой и кипу полотенец.

— Пойдемте. Вам понадобится еще какая-нибудь помощь?

— Мне — нет, но Вареньку ваше присутствие, пожалуй, успокаивает.

Мы вернулись наверх. Анастасия принялась за работу. И, наблюдая за ее спокойными, уверенными движениями, выдающими опытного врача, я никак не могла увязать их с внешностью совсем молодой девушки. Не могла же она окончить медицинский в десять лет? Ну в двенадцать. Или в магическом мире люди и старятся по-другому?

Что ж, спрашивать об этом было явно некого. Поживем — увидим.

— Вот и все, — сказала наконец Анастасия. — Если я больше не нужна, разрешите вас покинуть. Степан отвезет меня домой.

— Пообедайте с нами, — предложила я.

— Мне нужно вернуться к малышке. — она смущенно улыбнулась. — У Аленки режутся зубки.

— Понимаю. Тогда я заверну вам с собой, если вы не против. Вам сейчас не стоит голодать.

Извинившись перед остальными, я поспешила вниз. Да уж, с этой лестницей никакой фитнес не нужен, побегай туда-сюда и будешь стройнее тростинки, заодно и от инфаркта убежишь. Сложила в небольшой горшок блины с начинкой, заварила собранные на обратной дороге смородиновые листья в бутылке, ее тоже завернула в ткань. И грелкой послужит, не давая еде быстро остыть, и заварится как следует по дороге. Когда я вышла с узелком к лестнице, Анастасия со Стрельцовым уже стояли внизу.

— Я надеялся, что вы сможете засвидетельствовать записи осмотра комнаты и тела, — услышала я.

— Для этого у вас есть Мария Алексеевна. Она, может быть, и пристрастна, но честна, это знают все.

Стрельцов кивнул. Интересно, будет ли он обыскивать весь дом? В этаком дворце дело может затянуться на несколько дней. Мне-то все равно, заодно хоть узнаю, где тут что, а вот ему и понятым будет морока. Я решила не думать об этом: узнаю по ходу дела. Но вот будет смешно, если окажется, будто убийца зря подкинул мне «улику».

Мы с исправником проводили гостью до просторной коляски. На прощание она обняла меня.

— Рада знакомству, Глафира Андреевна. Помните, что я вам говорила, и не стесняйтесь.

Только когда коляска укатила, я сообразила, что у коновязи остались только лошади приехавших в самом начале, верхом.

— За Марией Алексеевной пришлют экипаж? — спросила я.

— Мария Алексеевна намерена пожить у вас, помочь с похоронами и прочим. И заодно поддержать, — ответил исправник.

Я подобрала отвисшую челюсть.

— А меня кто спросил? — не удержалась я.

— Марья Алексеевна не спрашивает, она делает что считает нужным, — хмыкнул Стрельцов. — Но на вашем месте я бы не отказывался. Люди очень плохо говорят о барышнях, которые живут одни, без родственницы или компаньонки, независимо от возраста. А в вашем случае и с вашей репутацией слишком велика вероятность, что кто-нибудь захочет… — Он замялся, подбирая слова. — Получить вашу благосклонность без вашего согласия.

Отлично, просто отлично. Я вспомнила сальный взгляд управляющего и его шипение «потаскуха!». Уж не пользовался ли он девчонкой по своему усмотрению?

Меня передернуло.

— Простите, Глафира Андреевна. Но я должен был предупредить, видя, что вы сами еще не осознали.

Я стиснула зубы, удерживая ругательство. Предупредительный нашелся! Лучше бы рассказал как дворянка умудрилась настолько загубить свою репутацию, что к ней относятся будто к публичной девке? Впрочем, канва была в целом понятна. «Согрешила», как говорила моя бабушка, с гусаром, которого поминают тут к месту и не к месту, а тот пошел языком трепать. Но все же этого мало, чтобы объявить девушку не способной отвечать за себя и свои поступки, и нервная горячка тоже явно не причина, чтобы «симпатии света» оказались «не на ее стороне».

— Спасибо за предупреждение, — процедила я. — Но как Мария Алексеевна может помешать вашему гипотетическому мерзавцу меня изнасиловать? Не может же она ходить за мной всюду, вплоть до… — Исправник смотрел на меня с таким ошалелым видом, что я поторопилась исправиться: — … комнаты размышлений?