Мамин сибиряк (СИ) - Резник Юлия - Страница 16

Отвоевывая пространство, я забралась на подоконник. Мамин хмыкнул. Вжался ладонями по обе стороны от моей позорно дрожащей тушки. Ноги сами собой разъехались под напором его бедер. Голова откинулась. Олег не спеша наклонился, тронув губами разгоряченную кожу.

– М-м-м…

Нет. Я же вся потная!

– Да-а-а…

Мамин усмехнулся, провел носом линию к уху. Потерся, втянул воздух, опаляя кожу влажным жаром дыхания.

– Гераклу нужен туалет! – пискнула я.

– Придешь ко мне ночью?

– Нет!

– Почему?

– Это неприлично!

Олег хмыкнул. Ну, да… Так себе аргумент. Но я же не могла сказать правду, заключающуюся в том, что я просто боялась за свое бедное сердце.

– Это наше третье свидание.

– Да? – опешила я, загипнотизированная медитативным скольжением его пальцев в моих волосах. – И что?

– А то, что по правилам этикета мы вполне можем переходить на новый уровень.

Губы Олега скользнули по линии челюсти.

– Это где же такое написано?

– Это негласное правило. Ну, ты чего, Люб? Что тебя смущает? Степка?

– Он-то тут при чем? – изумилась я.

– Не знаю… Может, ты бы не хотела связываться с мужиком с прицепом.

– Ты не в себе?! Как ты вообще можешь так говорить про сына?

– Тогда что? Я рожей не вышел?

– Ты очень симпатичный. Просто…

– Что?

– Я не знаю английского, – выпалила я. Мамин изумленно моргнул. А что тут удивительного, спрашивается?! – И во мне метр с кепкой роста. И я не блондинка, – тараторила я. – А еще во мне три килограмма лишнего веса.

– Ты опять об этом? Сказал же – мне похеру, Любава. Что ты морочишь мне голову?! Сюда иди!

Мамин как будто бы и впрямь разозлился. Впечатал меня в свою твердокаменную грудь. И поцеловал. Черт… У меня пальцы на ногах поджались. А предательницы-руки, будто живя своей жизнью, взметнулись вверх, лишь сильнее к себе притягивая. Зарываясь пальцами в на удивление мягкие волосы Олега, я издавала совершенно неприличные звуки и терлась об него так, как даже Геракл об меня не терся, когда я его спасла. Лямка сарафана упала с плеча. Мамин стащил ее еще ниже, оголяя грудь. Прикусил неприлично торчащий сосок, взвешивая в ладонях сразу обе груди. Оторвался от губ, чтобы зарыться лицом в их мягкость.

Нахлобучивало меня от Любаши… Что вы. Наверное, и у Степки так лапы не тряслись в его первый раз.

– Бать! Ну вы еще долго?! Он сейчас нагадит!

Легок на помине! Любаша забилась в моих объятиях.

– Ты слышал?! Отпусти меня!

Чтобы разжать руки, пришлось приложить усилие. Люба спрыгнула с подоконника и помчалась в туалет спасать ситуацию. А я залип на перекатывающихся под одеждой булочках. И эта женщина комплексовала из-за трех лишних килограммов? Вот что с этими бабами не так? Ни черта они не знают о наших вкусах.

– Олег, помоги, пожалуйста!

Поправив напрягшийся член, я послушно взял врученные мне пакеты. Ну, тут и душегубка, а! Как, интересно, Любаша собиралась здесь жить?

Вернувшись в квартиру, наткнулся на Степкин смеющийся взгляд и два выставленных вверх больших пальца. Одобрямс, дескать. И тут можно было подумать, что сын как-то поспешил с выводами, если бы я уже сам все для себя не решил.

– Ну, вот. Готово, – отряхивая руки, пробормотала моя будущая жена, сдувая упавшие на лоб прядки.

Я подтолкнул ее к коридору.

– Пойдем, покажу твою комнату.

Когда я покупал эту квартиру, риелтор втирал о том, что здесь получится идеальная детская. Но пока она скорее напоминала кладовку с установленной посредине кроватью.

– Гостей у нас обычно не бывает, поэтому здесь бардак, – почесал я в затылке.

– Ничего, – отмахнулась Любаша. – Спасибо, что приютили. У меня и впрямь жарковато. Я могу воспользоваться душем?

– Ага. В тупике гостевой санузел.

Люба кивнула и, с опаской на меня покосившись, сунулась было мимо, но кто бы ей позволил вот так уйти?

– Люб… – бросил я, притягивая девочку к себе. – Ну, ты куда?

– Держи руки при себе, Мамин! – возмутилась соседка, но, блин, будем честны, ее голосу явно недоставало твердости. Вот почему я, проигнорировав Любашину просьбу, заткнул ей рот поцелуем, возвращая нас к тому, что прервало Степкино появление.

Она была такой нежной, сладкой, что терпеть больше не осталось сил. А может, меня толкала вперед такая давно забытая штука, как ревность. Ведь стоило мне хоть на мгновение отвернуться, как вокруг Любаши начинали водить хороводы всякие мужики. То ее прилизанный бывший, то жиртрест с кондиционером. И это только то, чему я стал свидетелем лично! Страшно подумать, что происходило вдали от моих глаз. Например, у нее на работе.

– Нет, перестань, – брыкалась Любаша. – Я вся вспотела и прокоптилась от костра!

– Дело только в этом? – тяжело дыша, спросил я, утыкаясь в ее влажный лоб своим.

– М-м-м, – проблеяла что-то нечленораздельное Люба.

– Ну, тогда беги. Полотенце возьми на полке. И возвращайся скорее, хорошо? – сдался я, понимая, что проще пойти ей навстречу, чтобы она смогла расслабиться.

Любаша ускакала от меня со скоростью выпущенной торпеды. Я усмехнулся. Сложил руки на груди и откинулся на стену. Как это работает? Вот так живешь, живешь… Вроде хочешь отношений, но все не клеится, сколько ни присматриваешься к окружающим тебя бабам. А потом в один момент просто видишь женщину и понимаешь – твое. Полный мэтч, как говорится. Ни единого, блин, сомнения. И пусть ты ничего толком о ней не знаешь, глобально для себя важное считываешь только так. Может, в дело включается шестое чувство – не знаю, но те же качества, что подмечаешь потом, просто органично наслаиваются на это внутреннее понимание, лишь подтверждая, что твой выбор был изначально верным.

Я прикрыл глаза, давая разгуляться фантазии. К моему несказанному удивлению, конкретно Любу было очень легко представить в нашей со Степаном берлоге. Вот прихожу я, значит, домой, а она несется меня встречать, наперегонки с путающимися у нее в ногах Гераклом и Лордом. А может, и кем-то еще, учитывая Любашину сердобольность и мое желание еще хоть раз стать отцом. Ну, кайф же! Кайф, который может понять и оценить по достоинству лишь мужик, у которого всего этого никогда не было.

– Ты еще здесь?

– А где мне быть?

Я подошел ближе. Люба вся ощетинилась, явно готовясь дать мне отпор. Но вдруг будто сдулась. Обмякла. Сделалась такой податливой… Бляха муха. Губки у нее мягкие. Дыхание свежее. Ах ты ж мартышка! Готовилась целоваться, да?

– Я так вообще не делаю! – шептала мне в губы между поцелуями.

– Как так? – тупил я.

– Не сплю с кем попало!

– У меня и в мыслях такого не было.

– А еще мне вообще не нужны твои деньги! Я сама зарабатываю.

Господи, а это еще к чему?

Любины слова настолько меня удивили, что я даже замедлил свое на нее наступление.

– Это к вопросу содержанок.

– Чего?

– В объявлении твоя мама писала…

– Я тебя убью! – рявкнул я, швыряя эту заразу на кровать и нависая над ней сверху. – Сколько раз мне еще повторить, что плевать мне на то, что писала мама?!

– Правда?

– Вот те крест! – я схватил висящее на цепочке распятие и ткнул под нос Любаве, словно обезумевший экзорцист. Она закусила губу. Но я все равно услышал смешок, слетевший с ее губешек.

– Это хорошо. Потому что там было еще что-то про судимых и пьющих…

– Ты в завязке?

– Нет! Но я пью, – повинилась Люба, отводя глаза.

– Часто?

– Сегодня аж два бокала осилила. А еще у меня есть админпротокол. – закончила Любаша убитым голосом.

– На судимость админпротокол не тянет. С этим даже моя мать-следователь согласится, – заржал я, с новыми силами набрасываясь на губы этой дурехи. Кто бы мне сказал, что это такой кайф – целоваться, смеясь?

– Не слышишь ты меня, Мамин!

– Слышу. Ты говоришь глупости.

– Почему? Тебе же нравятся совсем другие женщины.