Молчание во благо. Том 1 (СИ) - "doditod" - Страница 7

— Ох, это какая-то шутка? Брат, что ты здесь делаешь? — но в этот момент, под звук каблуков, внутрь помещения снова вошла молодая леди. Она посмотрела на него, словно выставляя на посмешище перед всеми. Мстя за ту ситуацию, что у них с Масакадо произошла вчера. — Не знала, что ты читать умеешь.

Мирак соизволил поднять глаза, но не на неё — скорее просто в пространство перед собой. В его взгляде не было ни раздражения, ни злости, лишь лёгкая тень усталости, как у человека, которого отвлекли от более важных дел.

— Ты меня искала? — он чуть склонил голову набок, давая понять, что не намерен тратить на неё больше ни секунды, если это не касается чего-то действительно стоящего. — Говори.

— … Эм, тебя вызывает отец, — подивившись такому спокойному поведению, сестра стала ещё более недовольной. — Иди омойся и встреться с ним.

Соклановцы замерли.

— Скоро твой пакт на ограничение силы подойдёт к концу, — голос сестренки прозвучал взволнованно.

А вот, кажется, возможность всё понять.

Глава 2

Великий Масакадо

Проведённое в библиотеке время дало Мираку не только необходимые знания для адаптации, но и принесло неожиданное чувство спокойствия. Здесь, среди древних фолиантов и шелеста страниц, он смог обдумать произошедшее и попытался найти способ восстановить свою утраченную силу. Однако, чем больше он размышлял, тем яснее становилось: надежды на возвращение былого могущества нет.

Сила Даэдрического принца была абсолютной и непреложной. Если тот пожелал стереть её до основания, разрушив не только форму, но и саму суть магического естества, любое восстановление становилось невозможным. Это было не просто отнятие дара — это было его полное и окончательное забвение, вырванное из ткани реальности. Мирак сдержанно принял этот факт, хотя внутри его грызла затаённая досада.

— «Этот мир, похоже тоже опасен своими магическими аномалиями. Если я не использую свой опыт в новых условиях, меня поглотит сама среда», — холодно рассудил он, следуя за своей сестрой и не останавливаясь от читки забранной из библиотеки книги.

Идти было легко, а вот не думать — куда сложнее. Его взгляд блуждал по территории комплекса клана Инумаки. Раньше, занятый только своими тревогами, он не обращал внимания на детали, но теперь, оторвавшись от мрачных мыслей, стал отмечать архитектуру и вспоминать устройство этого странного места.

В сердце поместья высилось большое центральное здание, его крыша переливалась чёрным лаком, а стены хранили ауру власти. Здесь жили старшие члены клана и важнейшие его служители, их комнаты словно окутывались невидимой аурой, исходящей от алтарной комнаты — святилища, где витала тяжёлая, давящая энергия силы главы клана. Они направлялись прямо туда.

В полумиле отсюда располагались дома студентов, словно маленькие оазисы знаний, утопающие в садах и тенистых аллеях — совсем небольшое количество. В отличии от великих Зенинов, у них было абсолютное меньшинство последователей. Можно сказать, он увидел их всех.

Ко всему прочему дома казались простыми, но в каждом угадывалась строгая симметрия и скрытая магическая защита. Вся территория комплекса теперь принадлежала Шаманскому Обществу — простые люди сюда даже не могли попасть.

Днём каждый исполнял свои обязанности: кто-то углублялся в исследования, кто-то тренировался, а кто-то — нёс службу в тени, поддерживая порядок невидимыми нитями. Но когда солнце клонилось к закату, наступало время единения. Все собирались на крыше главного здания, перед покоями главы клана. Люди садились в полукруг, словно древние мудрецы у костра, а глава начинал свои речи. Лидер любил поучать младших участников клана, наставляя жизненным мудростям и опасностям, которые могут встретить шаманы на своём пути. А послушники в ответ любили лидера.

— «Минимальная работа с последователями присутствует. Но этого не говорит пока ни о чём,» — мелькнула у Мирака. В памяти всплывали образы прошлого: культ драконьих жрецов, где власть держалась на грубой силе, страхе и фанатичной преданности. Там личность стирали до пепла, превращая людей в безликую тень, служащую одной цели. Сомнение каралось медленной смертью, а вера подменялась цепями, невидимыми, но крепче любой стали.

Но здесь всё было иначе. Люди подчинялись не из-за ужаса перед смертью, а ради иллюзии выбора. Они сами верили в необходимость порядка, сами воздвигали трон для своих правителей, и сами становились винтиками в механизме, созданном, чтобы управлять ими. Удивительно, как мало нужно, чтобы заменить кнут на слово, а казнь — на идею.

— «Идеальная власть — та, которую не замечают. В прошлом я ломал волю, теперь вижу, как её просто направляют. Удивительно… и достойно уважения».

Задумавшись, Мирак повернулся к Томоэ, которая всё это время странно на него поглядывала. Раз мысли закрутились о клане, ему стало интересно, в чём заключается их роль.

— Скажи, чем ты обычно занимаешься в клане? — вопрос был лёгким и, казалось, совершенно простым. Масакадо никогда не интересовался делами сестры, да и о подчинённых своих знал не больше, чем о пылинках на полке. Мирак напряг память, но так и не смог вспомнить, чтобы тот когда-либо чем-то управлял. Судя по реакции Томоэ, Масакадо и сам с трудом представлял, как устроен их клан.

Девушка резко остановилась, широко раскрыв глаза, будто не поверила своим ушам. На мгновение она просто смотрела на брата, а затем в уголках её глаз заблестели капли слёз.

— Какой же ты моральный урод, — бросила она сдавленным голосом, сдерживая дрожь. И, не дожидаясь ответа, прибавила шагу, стремясь поскорее довести брата до купален и оставить его на попечение служанок. Когда она уходила, Мирак просто провожал её с лёгким прищуром.

Затем вошёл в просторное помещение, стены которого были выложены гладкими деревянными брусьями, пахнущими лёгкой горечью свежей смолы. В центре зала располагался большой каменный бассейн с тёплой водой, пар медленно стелился по поверхности.

Вдоль стен стояли деревянные скамьи и бронзовые чаны с горячей водой. Свет мягко струился сквозь рисовые перегородки, создавая игру теней на полированном полу.

Служанки подошли к Масакадо, помогая снять верхние одежды. Их движения были чёткими, но в глазах мелькала тревога. Они избегали прямых взглядов, руки дрожали чуть заметнее, чем требовал простой этикет. Мирак, наблюдая за ними, задумался о причинах их напряжения, отмечая, что страх здесь давно стал привычной частью обстановки.

— «Парню пятнадцать лет. Расцвет гормонов — он уже взял некоторых из них силой. Как не предусмотрительно».

Когда Масакадо погрузился в воду, служанки начали аккуратно обмывать его тело, а Мирак, погружённый в чтение, машинально скользил взглядом по коже своего тела. Он невольно задержался на многочисленных шрамах, пересекавших плоть. Они мгновенно удивили Мирака, так как такого изобилия не видел даже у людей, попавших в когти драконов. При этом он не мог вспомнить, чтобы Масакадо хотя бы раз избивали.

Скорее, это он пользовался положением и любовью отца, постоянно изводя окружающих. Однако Мирак не отвлёкся от книги надолго. Его разум стремился к знаниям, не позволяя мелочам отвлечь от главного. Шрамы были просто частью истории, которую он вскоре намеревался понять полностью.

Когда последние капли воды скатились с его кожи, а руки служанок, тщательно вымывшие каждый дюйм его тела, отступили, Мирак отложил книгу, мельком оглядев результат их труда.

— Достаточно, — голос ровный, как лезвие ножа, ни грамма благодарности. Он медленно повернул голову к одной из девушек, и когда увидев нарастающее волнение — колебание негативных эмоций — покачал головой.

Самая молодая из трёх служанок справлялась хуже всего. Несмотря на тот факт, что Мирак был погружен в книги, он тщательно следил за их работой.

— Страх делает руки неуверенными, а неуверенность — приводит к ошибкам. Запомни: когда служишь кому-то, думай не о том, что может пойти не так, а о том, как сделать свою работу безупречной.