Японская война 1904. Книга четвертая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 9

Тряхнув головой, Панчик избавился от наваждения и навел винтовку на ближайшего солдата. Страшно немного одному идти против сотен врагов, но поляк знал, что на самом деле он совсем не один. Выстрел, выстрел… Японцы бросились врассыпную и попытались залечь, и тут в них ударили уже с других сторон. Его пятерка, кто-то из соседей… Панчик не сразу понял, что начал хрипло хохотать, посылая вперед пулю за пулей. Заранее сложенный бруствер очень помогал: особенно когда он бросил в сторону подобравшихся поближе врагов последнюю гранату. Ему было где укрыться, а им нет.

Смех Панчика стал громче, и в этот момент он заметил, как Чарный перебежал из своего начавшегося заваливаться дома в соседний и неожиданно навел винтовку не на врагов, а на Кунаева. Кричать? Если его уже раз ослушались — бесполезно!

— Опусти! — Панчик все равно попытался, и Чарный даже замедлился. На мгновение поднял голову, но потом только мотнул своей тупой башкой, сгорбился и снова прижался к винтовке.

— Как же я вас ненавижу! — заорал в этот момент Панчик и поднял свою.

Два выстрела прозвучали почти одновременно. Пуля Чарного из-за дрогнувшей винтовки улетела куда-то в сторону, а сам черноглазый пошатнулся, посмотрел на Панчика с какой-то детской обидой и рухнул на землю, заливая все вокруг кровью. Побеленная стена фанзы какого-то маньчжурского торговца и красная кровь — совсем как польский флаг. Вот только какой в нем смысл так далеко от дома?

Панчик замер, словно на какое-то время выпав из этого мира. Он не заметил, как японцы не решились идти дальше и откатились назад. Не видел, как Кунаев с остальными членами его пятерки нашел его и положил на носилки, чтобы вытащить в тыл. Не видел, как к нему пытался прорваться и что-то сказать бледный Мишек… Лишь под утро, уже оказавшись в госпитале для легкораненых, он начал приходить в себя. Открыл глаза, вдохнул полной грудью, а потом осознал, что к его носу прижат мягкий женский платок, пропитанный странной вонючей жидкостью.

— А теперь нам надо поговорить, — голос звучал вкрадчиво, но вот рука, прижавшая Панчика к кровати, была совсем не слабой.

Хожу из стороны в сторону, словно хищник в клетке. Только вместо прутьев у меня законы мироздания, которые не позволяют человеку находиться сразу в нескольких местах. А так хотелось бы самому оказаться на передовой, все увидеть, все сделать, но увы, остается только ждать… Все началось с сообщения Корнилова, который обратил внимание на странную активность японцев. И только я хотел похвалить полковника, что тот начал вести себя по-взрослому, как всплыли остальные детали.

Да, Лавр Георгиевич не полез сразу к черту в пекло. Он сообщил все мне, он проработал маршруты для каждой из групп, отправленных на передовую, он даже под свою ответственность выдал каждой по катушке провода для срочной связи — очень разумно. Но вот потом он не отказал себе в старой привычке рисковать жизнью и тоже полез в тыл к японцам. Причем на самом опасном участке, почти без прикрытия, и только чудом, когда половину его отряда положили, сам Корнилов сумел пробиться назад.

И ведь не накажешь его, что самое обидное. Именно Лавр Георгиевич в итоге и смог добыть ту самую информацию о контрударе японцев. Я при этом тоже что-то чувствовал, но не мог понять что. Смущало, что Куроки совершенно не подтягивал артиллерию на направление нового удара, но, как оказалось, он смог найти ей временную замену. Несколько тысяч ракет Конгрива! Старье, которое, конечно, не идет ни в какое сравнение с ракетами моего времени. Старье, которое придумали еще во времена Наполеона! Старье, которое наклепали в огромном количестве под Крымскую кампанию, но которое проиграло конкуренцию нарезным пушкам и осталось гнить на складах даже не в метрополии, а в самых далеких колониях.

И вот через полвека англичане — или кто их сюда притащил — нашли им применение. Предложили японцам за относительно накрученную цену, и те не отказались. Восстановили деревянные части, заменили взрывчатку и не пожалели сразу всех запасов для одного массированного удара. Если бы не Корнилов, если бы мы пропустили его, то потери могли быть страшными, а так… Мы вовремя получили информацию, мы вовремя остановились и успели окопаться, пережидая самые опасные мгновения первого удара. Как же у меня тогда билось сердце, когда я видел, как тысячи разрывов заполняют собой километры пространства, но в итоге…

Мы успели! Да, потеряли атакующий порыв, да, были вынуждены остановиться, но потери были не такие и большие. Около тысячи человек, из которых большая часть легкие раненые, кто уже скоро снова сможет вернуться в строй.

— Ваше превосходительство, может, пока не будем спешить с новыми атаками? — Лосьев и остальные под впечатлением от японской удали стали осторожнее, чем обычно.

— Вряд ли у них будут ракеты для еще одного такого удара, — я покачал головой. — Нет! Нас попытались отбросить, мы выстояли, так что теперь наша очередь бить.

— Будем обходить Ютбатай? — предложил Борецкий, вернувшийся в штаб с передовой. — Если действовать быстро, то мы сможем отрезать от остальных пару батальонов, а то и целый полк, что пытался идти там вперед.

— А если более дерзко? — я обвел взглядом свой штаб. — Подумайте… Сколько японцы пустили вперед солдат после огневой подготовки?

— От двух полков до дивизии.

— Было бы этого достаточно, чтобы изменить ход боя?

— Нет, но они могли не знать всех наших сил, — задумался Лосьев. — Однако более вероятным будет… Да! Они хотели нас отбросить перед отступлением.

— Я тоже так думаю, — кивнул я. — И тогда нам нужно не обходы устраивать, а…

— Бить в лоб! — рубанул рукой Борецкий. — Пробьем их заслон и ударим по только что оставленным позициям.

— Прямо по центру? — Лосьев еще сомневался. — Если это ловушка, то… В принципе, мы всегда сможем остановиться. А если нет, то просто рассечем весь фланг на две части. И тогда не полк, не дивизия, а целая армия может оказаться в полной нашей власти!

Вот и решили! Мои штабисты засели за карты, продумывая точные маршруты движения для каждого отряда, я же отошел к телеграфу. Нужно было передать сообщения отрядам Бильдерлинга и Зарубаева, чтобы те нас поддержали. Желательно кавалерией! Если Самсонов и Мищенко обойдут японцев с правого фланга, то все это может обернуться даже не частичным, а полным разгромом.

Десять минут ушло на подготовку сообщений, еще час на перегруппировку и подвоз снарядов для ударного отряда, а потом… Мы снова пошли вперед. Шереметев лично повел штурмовые части точно между гвардией Хасэгавы, пытающейся удержать нас у деревни Ютбатай, и 12-й дивизией Иноуэ. Два часа яростной мясорубки, в которой мы лишились всех мобильных мортирных батарей и пулеметов, показали дно запасы гранат, но Степан Сергеевич прорвался. А потом в эту брешь ударили переведенные с левого фланга те самые четыре тысячи конной пехоты, что я все это время держал в резерве.

— Это невероятно… — шептал Борецкий, глядя как конная лавина без всякого противодействия проходит прямо по бывшему центру японских позиций.

Отряд за отрядом достигали каждый своей намеченной точки, спешивались и начинали окапываться. Еще час, и японцам придется умыться кровью, чтобы сдвинуть нас с места. Два, и мы просто никуда их не выпустим! Невольно вспомнился один из приказов Второй Мировой, когда немецкое командование запретило своим офицерам игнорировать прорывы русской армии, какими бы незначительными они ни казались. А то небольшой плацдарм за ночь могли окопать так, что даже при поддержке тяжелой техники с ним было совсем не просто справиться.

Умение защищать было у нас в крови, и я тоже собирался использовать его по полной. Вот только геройствовать, даже когда кажется, что надежды нет, умели и наши враги… Выходя во фланг отступающему Куроки и отрезая вырвавшуюся вперед 12-ю дивизию Иноуэ, я, конечно, помнил, что мы окажемся еще и рядом с 4-й армией Нодзу… Хотя какая это армия? Всего две дивизии и одна резервная бригада, 72 легких орудия и 6 эскадронов кавалерии — на фоне армий Оку или Куроки они смотрелись несерьезно. К тому же они еще и новички, которые до этого не участвовали ни в одном серьезном сражении. Когда мы вышли еще и к их мягкому подбрюшью, последнее, чего я ждал, это встречной атаки. Но японцы выбрали именно ее!