Олегархат им. тов. Сталина (СИ) - Номен Квинтус - Страница 25

В принципе, насчет труб — это они неплохо придумали. Потому что даже пятнадцать гектаров полей — это, как ни крути, полтораста тысяч квадратных метров или, если подсыпать грунт на пять метров, семьсот пятьдесят тысяч кубов. Столько на грузовиках возить очень долго, ведь основным автомобилем здесь был все тот же ГАЗ-51, с трудом один куб земли перевозящий. И перевозящий его только если есть бензин — а с топливом в Корее было совсем худо. Конечно, СССР кое-что подкидывал — но и нам было «кидать» крайне трудно, все же и себе на Дальний Восток топливо возили через всю страну. Вот когда заработает завод в Ушумуне, то там с ним будет полегче — но тогда, скорее всего, и у товарища Кима с моторным топливом катастрофическое положение превратится в просто «неважное»: в Анджу и в Корее завод синтетического топлива строился. Небольшой, в расчете на обеспечение сельского хозяйства все же, но и это куда как лучше, чем вообще ничего.

И за все новые стройки пока еще товарищ Ким с «дружескими социалистическими странами» честно расплачивался, то есть в кредиты (в отличие от того же товарища Мао) старался не влезать. Я, конечно, считала, что такая политика все же неправильная, но переубедить его (надеюсь, пока) мне не удавалось. Так что я спокойно и методично ездила по окрестностям Пхеньяна (то есть практически по всей западной части Северной Кореи), разговаривала с разными людьми, наблюдала за их жизнью, посещала стройки… А Ника мне постоянно жаловалась на то, что «переводчицы» Ваську совсем уж избаловали, постоянно принося ему разные подарки. Мелкие, в основном простенькие игрушки и незатейливые сладости — но ведь переводчиц-то было два десятка, и после их визитов просто усадить Василия за стол и покормить его вкусной и здоровой пищей становилось очень непросто!

Но это Нике было непросто, а когда я («уставшая, но довольная»© древнее школьное сочинение) возвращалась из поездок по стране, Вася вместе со мной съедал все, что ему накладывали в тарелки. И я ему перед сном каждый день уже не сказки рассказывала, а излагала свои впечатления о том, как здесь живут люди. И он с огромным вниманием меня выслушивал — а когда я засыпала, он вполне самостоятельно шел и сам ложился, даже не пытаясь книжку с фонариком под одеялом почитать.

Васе было действительно интересно то, что я ему рассказывала (все же стараясь проблемами его не грузить), а мне эти «вечерние пересказы» помогали лучше разобраться в том, что я узнала за день нового про корейский менталитет. И чем больше я такого нового узнавала, тем больше понимала, что «европейские» способы управления тут будут далеко не самыми оптимальными, а иногда и вообще вредными окажутся. Но Симон когда-то очень неплохо научил меня именно думать над проблемой — и к началу октября я оказалась готова к тому, чтобы приступить к «передаче опыта управления» уже корейским руководителям. И даже сообщила об этом Ким Ирсену — но он и тут меня в чем-то перехитрил:

— Светлана Владимировна, — с совершенно серьезной физиономией, но явно смеющимися глазами, ответил он на мое сообщение, — надеюсь, вы согласитесь со мной, что опыт лучше всего передавать на живом примере. Вы можете в качестве такого наглядного примера взять на себя управление одним небольшим проектом? Я думаю, люди гораздо лучше поймут ваши методики управления, глядя, как вы сами управляете небольшим коллективом.

Я с товарищем Кимом согласилась и ответила (очевидно, сдуру):

— Вы совершенно правы. Давайте посмотрим этот ваш небольшой проект…

Ирсен предложил мне поуправлять не каким-то конкретным проектом, а взять «на выбор» любой из сотен, которые уже велись, и результаты от которых навевали лишь уныние. Поуправлять, чтобы показать (или не показать), что «современное управление» способно вытащить даже самый безнадежный проект. Почти все они были связаны и выращиванием хоть какой-то еды — просто потому, что продовольствие было, по сути, единственной серьезной проблемой в стране. А вот выращивать ее было просто негде.

В свое время я много про Северную Корею читала, и немного успела посмотреть на нее своими глазами — и меня, откровенно говоря, больше всего удивляло то, что даже, казалось бы, «лояльные» к Кимам журналюги в основном писали откровенную чушь. Например, очень часто писалось, что двадцать процентов площади страны составляют сельхозугодья и что там только пашни два с лишним миллиона гектаров. А на самом деле в нынешнем году корейцы распахали всю землю, для этого пригодную, и под поля было занято чуть меньше двухсот тысяч гектаров. То есть один гектар должен был как-то прокормить пятьдесят человек, а на этих гектарах, пополам засеянных рисом и кукурузой, урожаи были в районе сорока центнеров с гектара. Вроде бы не самые маленькие, но на кормимого с этого гектара человека приходилось меньше центнера риса в год…

Рис выращивался в равнинной (довольно небольшой) части Северной Кореи, в горных районах основной культурой была кукуруза. И мне стало понятно, почему Ирсен так воодушевился идеей превратить морские отмели в поля, ведь это могло (правда, пока только в теории) увеличить площадь рисовых полей впятеро — а это лишь одного риса могло давать по четыре центнера на человека в год. Но и рисовые поля тут были весьма убогие: урожаи у соседей были процентов на двадцать выше просто потому, что земля у этих соседей была не настолько паршивая. Но, как говорил кто-то из известных, география — это приговор, и земля в Северной Корее была такой, какой была. И шансов по мановению волшебной палочки превратить ее в плодородные черноземы не было. Потому что еще и климат там был специфический.

Я об этом очень давно узнала, поэтому не удивлялась тому, что при величине осадков в горах от тысячи миллиметров в год и выше сельское хозяйство в этих горах постоянно страдало от засух. Ага, в Подмосковье в год иной раз меньше полуметра осадков выпадает — и засухи нет, а тут от метра до полутора — и засухи, когда на полях почти полностью гибнет урожай, случаются два года из трех. Звучит странно, но это на самом деле так, и связано со спецификой горных почв. Они каменистые, воду почти не держат, органики, которая воду может хоть немного впитать и задержать, в ней мало — а органики мало потому, что тут растения плохо растут из-за нехватки воды, а минеральных веществ растениям тоже не хватает. И минеральные удобрения не помогут: при такой постоянной «промывке» земли их все равно быстро смоет, да и нет этих удобрений: в нынешнем году в среднем на каждый из двухсот тысяч гектаров удобрений высыпали по семь килограммов. Всех удобрений…

Понятно, что в таких условиях хоть обруководись, даже используя самые передовые учения (и речь не про марксизм), но все же кое-что сделать можно. Вопрос только в том, насколько быстро можно сделать то, что нужно — но я подумала, что корейский менталитет, хотя бы та его часть, которую я поняла за две недели, может мне в плане «демонстрации» помочь. Не особо сильно, но все же.

А обратила я внимание на две местных особенности: во-первых, у корейцев к детям было какое-то отношение, близкое к их обожествлению. То есть для детей они делали все, что могли (хотя, откровенно говоря, могли пока довольно немного), и часто взрослые буквально умирали с голоду, но дети все равно были относительно сытыми. То есть если с голоду и умирали, то только после родителей и вообще всех прочих взрослых в деревне. А вторая специфика корейского менталитета заключалась в том, что у них «начальник всегда был прав». И не то, чтобы они считали начальников в принципе безгрешными, но даже если начальник распоряжался заниматься какой-то очевидной фигней, никто ему не перечил и все шли заниматься фигней. Всегда, за исключением тех случаев, если такая фигня могла нанести ущерб детям.

Еще была заметна и одна особенность характеров подавляющего большинства северных корейцев (а у южных, с которыми приходилось общаться в «прошлой жизни», я такого не замечала): они искренне гордились достижениями своей страны, причем даже в тех случаях, когда сами они к этим достижениям вообще отношения не имели. Вот только «поддерживать» уровень этих достижений почему-то никто не старался: достигла страна чего-то — и отлично, значит достигла и больше там делать нечего — и поэтому даже очень полезные для страны заводы и фабрики как-то быстро деградировали. Правда, потом, при очередном «достижении» их снова приводили в порядок — но далеко не всегда. И единственными местами, где такого не наблюдалась (это я не сейчас узнала, а «гораздо позже»), была военная промышленность. То есть заводы и фабрики, на которых работали солдаты и офицеры — но тут снова решающую роль получала «особенность номер два».