Компас желаний (СИ) - Кас Маркус - Страница 20

У меня же на главу тайной канцелярии были иные планы.

Словно прочитав мои мысли, Роман Степанович произнёс:

— До скорой встречи, Александр Лукич. Я в саду каждый день до полуночи, заходите, повидаемся. Увы, к полуночи всегда приходится возвращаться сюда. Дела, понимаете…

Вот так, в лоб, выдав мне когда его не будет рядом с нефритовой лозой, менталист улыбнулся, пожал мне руку и удалился. А я, немного ошалевший от настолько неприкрытого намёка, что я могу делать что угодно, вышел за ворота.

Чудеса…

Чтобы привести себя в чувства, я не стал вызывать такси и прогулялся обратно. Полчаса пешком и мысли выстроились в привычные стройные ряды.

Зачем-то Баталову нужно, чтобы я занялся лозой. Ну или тем, что мне необходимо. Отчего-то мотив называть он не хочет. Но пока всё это не противоречит моим целям — почему бы и нет?

В конце концов, если всем будет польза, то ни к чему знать причины. Все останутся довольны, это главное.

Как бы мне ни хотелось сразу же отправиться в сад и начать работать с лозой, я поехал домой. Много странного произошло, мысли об этом будут отвлекать. Лучше отдохнуть, выбросить всё из головы и взяться за дело следующей ночью.

Прочих дел на весь день, как полагается, оказалось много.

Сначала меня позвал мастер Емельянов, чтобы уточнить нюансы стройки. Бригадир где-то вычитал про особое устройство фундамента, требующее усиления аспектами, и хотел посоветоваться.

Предложение его было дельное, так что я опоздал на завтрак, пока мы обсуждали детали, оба увлекшись этой темой.

По задумке, уже воплощенной в других зданиях, при заливке смеси требовалось напитывать её силой. Не при изготовлении и не после. А именно в процессе. Так достигалась предельная прочность, способная выдержать прорыв магии. Ведь самое слабое место находилось в фундаменте. Можно было оплести лабораторию хоть стами слоями защитных плетений, но повреждалась в первую очередь основа. А за ней рушились стены.

И тут либо вкладывать под землю в несколько раз больше, либо вариант, рассказанный Емельяновым.

В общем, решением я был очень доволен, несмотря на пропущенный завтрак. Трапезу я устроил на кухне, едва успев подкрепиться.

Потому что позвонил Ряпушкин. Ректор академии долго извинялся и лишь после нескольких минут объяснил за что. Требовалось моё присутствие на приёмке кафедры. Ни один поверенный не мог меня представлять в таком важном деле.

К обоюдному счастью, у меня было время и я с удовольствием приехал, чтобы осмотреть свои будущие «владения».

Помимо лаборатории и кабинета, в список входили несколько хранилищ, аудитория, небольшой полигон на внутреннем дворе и ряд помещений свободного назначения. Их князь Левандовский, похоже, выторговал просто из принципа. Судя по пустоте, количеству пыли и заржавевшим замкам, кафедре артефакторики они были не нужны. Так что я злорадно передал их в пользование других подразделений.

Меня больше волновал склад накопителей. Вот там уже я проявил настойчивость, заставив комиссию подписать бумаги о запросе нужного количества. Они поразились масштабности предстоящей практики, но поделать ничего не могли. То есть заявление приняли, раздражённо ответив, что сделают всё возможное. Ряпушкин при этом так зыркнул, что я понял — сделают.

Удачный визит я отметил в ресторане, на радостях заказав себе целого молочного поросёнка. Уж больно нахваливал его официант. Мясо и правда оказалось изумительным, но всё съесть я не смог бы даже после взятия ранга. Поэтому большую часть отправил домой. Уж там было полно едоков, как прямоходящих, так и пушистых многолапых.

Позаботившись о сытости близких, на душевном подъеме я решил удовлетворить иную сытость. И заняться делом, несрочным, но необходимым.

Навестить мою тётушку.

Графиня Вознесенская, притаившаяся где-то за городом, требовала толику внимания. Как минимум, одного обстоятельного разговора. Пусть про графа Ерохина, приютившего родственницу у себя, я так не прочитал собранные Людвигом материалы, но в конце концов мне нужен был не он.

Достаточно адреса имения и формального повода. Всё родня, как ни крути.

В отличном настроении я и отправился в южном направлении, довольно быстро покинув пределы столицы. Мимо проносились промышленные районы, щедрые на внушительные кирпичные заводы, дымящие трубы и железные дороги, соединяющие все эти места с главными транспортными артериями империи.

Сразу за пределами города начинались густые леса, вплотную подступающие к дороге. Чуть дальше простирались поля с флегматично жующими траву коровами. Они совершенно не обращали внимания на летящие мимо автомобили, хвостами отгоняя мух.

Ерохины расположились в живописном месте.

Я съехал с трассы и, помучавшись на проселочной дороге, усыпанной колдобинами, добрался до просторного луга, за границей которой сверкала речушка.

На другой стороне тоже подступала чаща. Ивы буквально купали свои ветви в воде, наклоняясь в сторону течения. Редкий частокол условно обозначал начало усадьбы.

Я остановился, не доезжая до ворот. Просто побоялся за автомобиль, несмотря на его неплохую проходимость. Да и пройтись не помешало бы, заодно и осмотреться.

Пасторальная картинка здесь была другой, нежели в угодьях Зотова. Там, несмотря на сочный деревенский колорит, выглядело всё ухоженным и опрятным. Хотя бы дорога была пригодной для любого транспорта.

Тут меня встретил истошный крик петуха и посеревшее дерево ограждения.

Граф Ерохин либо абсолютно не разбирался в особенностях загородной жизни, либо не имел средств, чтобы её поддерживать в приличном состоянии. Хотя сам дом выделялся свежей краской и чистыми стёклами множества окон.

Натуральный терем — так бы я описал архитектурный стиль графского имения.

Наличники, гребешки на крыше, да даже резные флюгеры. Всё это в обилии присутствовало в украшениях и, надо признать, создавало более приятное впечатление, чем окружающее запустение.

На широком крыльце спал огромный кот, устроившись на ступеньке.

Откуда-то доносился аромат мёда. Вероятно, неподалёку была пасека.

Под окнами росла герань, чуть подвядшая от яркого солнца. Рядом с ней валялись осколки горшков и сломанная прялка.

Оценив всё это быстрым взглядом, я постучался. Ответа ждал долго, прежде чем повторить, но уже громче. В итоге отреагировал лишь кот — проснулся, изящно потянулся и важно удалился, помахивая хвостом.

Снова истошно проорал петух.

— Ваше сиятельство! — не очень уверенно, но весьма громогласно выдал я, прислушиваясь к дому.

Дверь распахнулась внезапно. На пороге стояла румяная и пухлощекая девица — ну просто символ здоровой деревенской жизни.

— Ба-а-а-арин! — завопила она, мгновенно уделав петуха по высоте диапазона. — Го-о-о-ости!

После чего ушла куда-то, оставив меня перед выбором, что делать дальше. Я переступил порог, оказавшись в прохладных сенях. Здесь, рядом с антикварным буфетом, наполненным хрусталём, валялись высокие сапоги и коса с засохшей травой.

— Кто пожаловал? — раздался глубокий баритон и ко мне вышел хозяин.

Объёмный и местами необъятный, граф Ерохин был облачен в халат, видавший лучшие времена. На босых ногах его были тапки с изогнутыми концами, отчего-то именно они поразили меня больше всего. Не тощая бородка, напоминающая козью. И не два увесистых перстня на руках, выделяющихся даже больше буфета. А тапки, искусно вышитые шелком.

Из-за его спины выглядывала тётушка. Авдотья Павловна сразу же показала своё отношение к происходящему. Залилась гневной краской и закричала:

— Убивают!

Исторгнув из себя это преждевременное и пока ещё необоснованное обвинение, графиня картинно рухнула без чувств. Правда, перед этим бросила меткий взгляд на лавку, куда и упала.

Граф Ерохин, к его чести, внимания этому событию уделил не больше, чем воплям петхуа, которого прибить хотелось уже мне.