Барин-Шабарин 4 (СИ) - Старый Денис - Страница 14

— Хорошо же, вы меня убедили, особенно тем, что не надо будет вам платить. Я выпишу бумагу, в которой попрошу Луганский завод построить два монитора. Ну и придумать артиллерийское оснащение к тем бронированным лодкам, — сказал Михаил Петрович Лазарев.

— На большее я и не рассчитывал, — слукавил я.

На самом деле очень сильно хочется, чтобы было так: вот я пришёл к легендарному Лазареву, показал ему проект бронированных малотоннажных кораблей… А Михаил Петрович такой: «А я ведь только вас и ждал, господин Шабарин, чтобы вы мне именно такой проект принесли. Хотите, я весь бюджет Черноморского флота перенаправлю на постройку ваших мониторов?»

То-то я был бы доволен!. Хотя нет — ведь в данном случае пострадал бы в целом Черноморский флот. Пусть ни шатко ни валко, но всё же Черноморский флот уже насыщается парафрегатами с новыми нарезными артиллерийскими установками. Мониторы могут быть только вспомогательным аргументом, но никак не основным.

А не захочет Черноморский флот, в лице его нынешнего командующего, купить мониторы, так себе заберу. Найму команды, благо на такие кораблики много людей не надо, там бы только найти капитана да механика толкового, и можно в нужный момент прибыть к Севастополю частным образом — и героически погибнуть.

В целом, переговоры с адмиралом Лазаревым прошли не очень удачно. Отказы флота осуществлять крупные покупки артиллерии и боеприпасов подтверждали упаднические, но пророческие слова директора Луганского завода Фелькнера. Я было думал, что увижу какие-нибудь свидетельства коррупционной составляющей, нужно же объяснить для себя, почему флоту не нужно оружие. Но то ли не всё так очевидно, то ли и нет денег для масштабных закупок артиллерии и снарядов для Черноморского флота.

— Сударь, прошу понять меня правильно, но вы не офицер, а здесь проходит офицерское собрание, — остановили меня на входе в один из домов на набережной Севастополя.

— А я, собственно, туда и направляюсь, — сказал я, сделав шаг в сторону двери.

Узнать, где обычно собираются офицеры, когда нет балов и приемов, ну и вахты, было несложно.

— Я не могу вас пропустить. У меня приказ, — настаивал молоденький мичман.

— Сударь, вы должны знать — вы препятствуете решению вопроса чести, — тогда громче сказал я. — Будьте добры не мешать мне восстановить свою честь, а также господам офицерам — открыть глаза на одного подлеца, который затесался среди честных и достойных служителей Отечества, — сказал я, а мичман, пусть и неохотно, отошел в сторону.

Зайдя в дом, я сразу услышал, где проходит это самое заседание. Как тут не услышишь? Заседали офицеры весело, под звон бокалов. Вот на шум я и направился, благо дом был лишь относительно большим, имел широкую гостиную, а кроме неё пять или шесть комнат.

— Прошу проститье меня, господа, но есть ли среди вас господин Печкуров? — выкрикнул я, заглушая другие звуки.

Установилась тишина. Я знал, что этот подлец именно тут. Тренируя своих дружинников, я не преминул им дать задание: разузнать и о самом Печкурове, и о том, где он обитает и должен быть сегодняшним вечером. И ведь поразительно, сколько слуги знают о своих хозяевах! И насколько фигура этого подлеца известна в городе. О Печкурове знает даже половой, что принят в ресторан буквально несколько дней назад.

— С кем имею честь? Я Печкуров, — из-за одного из столов вальяжно, словно хозяин положения, вышел…

Ухоженный, лощёный, самовлюблённый павлин. Наверняка, такой знает, как правильно подходить к женщине. Да и черт с ним и его знаниями, если только мразота не лезет к моей женщине.

— Я — Алексей Петрович Шабарин. А вы, сударь — тот недостойный человек, который силой пытался взять девицу достойного происхождения и воспитания. Вы обманом завлекли ее в сад, где затащили в кусты, и позволили себе… вольно с нею обращаться, напоказ своим друзьям, которые за этим наблюдали из других кустов. И вы знали, что достойная эта девица будет опозорена! Это не остановило вас, и я не могу понять, зачем такая подлость. Может, вы спорили на девичью честь? Не мне решать, а вам, господа, — Я окинул взглядом помещение, где сидели и стояли удивленные и заинтересованные морские офицеры. — Вам, господа, решать, достоин ли господин Печкуров быть среди вас, быть офицером славного Черноморского флота!

— Достаточно! Вы, сударь, паяц! — выкрикнул Печкуров.

— Бам! — глухо прозвучал удар моего кулака по челюсти Печкурова.

Подлец упал, тут же попытался подняться, но его ноги подкосились, и Печкуров вновь упал.

— Вы! — выкрикнул я, — Вы пытались силой взять мою невесту! Только стреляться! Жду секундантов, — сказал я и с гордо поднятой головой вышел из дома.

— Алексей Петрович, да неужели же нельзя было обойтись без мужицкого удара? — возмущался Мирский.

Я сразу же, по приходу в гостиницу, рассказал своему партнеру о случившемся. Мне нужен был секундант, и Мирский подходил на эту роль более всего. Конечно, он не отказал мне. В противном случае это было бы моветоном и вызовом для наших неплохих отношений.

— Вы, Святополк Аполлинарьевич, понимаете, что сделал этот подлец? А что именно он хотел сделать ещё? — возразил я.

— И всё же… Пристрелили бы его на дуэли, как-то и предписывает кодекс чести. Но не в морду же! Словно мужика какого за провинность наказали, — продолжал возмущаться Мирский.

Я лишь улыбнулся, намекая на то, что разговор пошёл уже по второму кругу. А что до мужика, так есть среди них и такие, коим я не считаю зазорным руку для пожатия протянуть. Как и дворяне имеются, которым хочется пинка под зад дать, а не политесы выписывать. Хотя все же разница между дворянством и подлым сословием здесь и сейчас ощутима, «белая кость» еще не забыла в своей массе ни о чести, ни о достоинстве. Правда, в моем утверждении как-то чуть в стороне стоит вопрос о крепостничестве. Ведь дворяне нещадно эксплуатируют крестьян, и часто не только экономически.

Вызов на дуэль Александра Печкурова, то, как это было сделано, не могло не взбудоражить Севастополь. Благо, что вызов прозвучал вечером, а уже на рассвете назначена дуэль. Так что «кости промывать» мне будут уже по результатам поединка. А тогда, как это почти во всём и бывает, сработает правило: победителей не судят. Если только не затеряется записка, обязательная при дуэли, свидетельствующая о доброй воле и с просьбой не винить того дуэлянта, которому повезло больше.

Невольно закрадывались в голову мысли, что если подлецу удастся меня убить на дуэли, то его слава как удачливого ловеласа способна будет создать очередную легенду в российском обществе. Вон, к примеру, Толстой-Американец, или даже Пушкин — о них часто говорили в уважительном тоне, и не только по поводу профессиональной деятельности, а часто как раз по причине частых дуэлей и побед на любовном фронте.

Осуждать или восхищаться? Поступок один, а реакция общества может быть разной. Дуэль — признак и благородства, и лихого мужества. Жаль, что подобное отношение переносится и на поле боя, когда некоторые офицеры, чтобы доказать свое бесстрашие, совершают опасные поступки.

Взять Милорадовича, героя войны 1812 года. Он обедал во время Бородинской битвы прямо под пулями и разрывами французских бомб. Этим поступком до сих пор восхищаются. А по мне — глупость несусветная, ведь во время этого «обеда» убило и слугу, и адъютанта генерала. И разве Родине от того польза?

— Вы так и не поведали мне, как прошла встреча с секундантом моего обидчика, — сменил я тему разговора.

Мирский покачал осуждающе головой, но после предельно серьёзно сказал:

— Стреляться будем вашей дуэльной парой. В Севастополе не так легко купить дуэльные пистолеты, да и сделать это быстро не будет никакой возможности. Ваш обидчик требует либо извинений при всём офицерском собрании, либо стреляться до смерти или же до тяжёлого ранения, — с нескрываемой грустью проговорил Святополк Аполлинарьевич.

— Не переживайте, не для того я уже столько сил потратил на то, чтобы начать воплощать в жизнь проект благоустройства Екатеринославской губернии, чтобы умереть, — решительно сказал я.