Развод в 50. Муж полюбил другую (СИ) - Караева Алсу - Страница 7

Я просыпаюсь от звука дождя, барабанящего по крыше. За окном серое утро, небо затянуто тучами, словно сама природа оплакивает мою разрушенную жизнь. Уже три дня прошло после разговора с Рамазаном, три дня относительного спокойствия. Мурад звонит каждый вечер, спрашивает, как я, не нужно ли чего.

Мама решила остаться со мной и теперь хлопочет по дому, готовит еду, которую я едва могу проглотить, и смотрит на меня с тревогой, когда думает, что я не вижу.

Сегодня я впервые за долгое время проснулась без тяжести в груди. Не то чтобы боль ушла — она просто притупилась, стала привычной, как старая рана, которая ноет к дождю.

Натягиваю халат поверх легкого сарафана, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить маму.

Спускаюсь по лестнице, осторожно переступая через скрипучую третью ступеньку. Дом встречает меня тишиной и запахом свежесваренного кофе. Значит, мама уже проснулась. В кухне её не нахожу, но на столе стоит чашка кофе — всё как я люблю, с небольшим количеством молока и без сахара. Рядом записка: «Пошла в магазин. Вернусь к обеду. Поешь, на плите омлет».

Улыбаюсь этой заботе. Сколько бы мне ни было лет, для мамы я всегда остаюсь ребенком, которого нужно накормить и о котором нужно позаботиться.

Пью кофе, стоя у окна.

Наш сад — гордость Рамазана. Каждое дерево посажено его руками. Помню, как он возился с яблонями, сажал их ровными рядами, подрезал ветки, опрыскивал от вредителей.

«Здесь будет настоящий рай, Рания, — говорил он, вытирая пот со лба. — Наши внуки будут собирать эти яблоки».

Наши внуки… А теперь у его нового ребёнка будут другие сады, другие яблони.

Звонок в дверь вырывает меня из воспоминаний. Странно, кто это может быть в такую рань? Мурад обычно звонит перед приездом, мама ушла с ключами.

Иду к двери, на ходу поправляя волосы и халат. За последние дни я почти не смотрелась в зеркало, но почему-то сейчас меня заботит, как я выгляжу.

Открываю дверь и застываю. На пороге стоит мужчина в строгом костюме, с кожаным портфелем в руках. Его лицо кажется смутно знакомым — возможно, я видела его на каких-то корпоративных мероприятиях Рамазана.

— Рания Тагирова? — спрашивает он официальным тоном.

— Да, — отвечаю я, чувствуя, как внутри всё холодеет.

— Меня зовут Карим Ашуров, я адвокат вашего мужа, — он протягивает визитную карточку. — Могу я войти? У меня документы, которые требуют вашего внимания.

Документы. Конечно. Рамазан не тратит времени даром.

— Проходите, — отступаю, пропуская его в дом.

Адвокат проходит в гостиную, оглядывается с профессиональным любопытством. Его взгляд скользит по фотографиям на стенах — счастливая семья, тридцать лет совместной жизни, запечатленные в улыбках, объятиях, памятных моментах.

— Присаживайтесь, — указываю на диван. — Хотите кофе?

— Нет, спасибо, — он садится, расстегивает портфель. — Я ненадолго. Мне поручено передать вам эти документы и объяснить их содержание.

Сажусь напротив, сложив руки на коленях. Стараюсь выглядеть спокойной, хотя сердце колотится так, что я боюсь, он услышит.

— Рамазан Ильдарович подготовил соглашение о разделе имущества, — адвокат достает папку с документами. — Условия более чем щедрые. Вам остаётся этот дом, автомобиль, ежемесячное содержание в размере…

Он называет сумму, и я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Щедрые? По сравнению с тем, что у Рамазана на счетах, это подачка.

— И что взамен? — спрашиваю я, удивляясь спокойствию своего голоса.

Адвокат поднимает на меня глаза, в которых мелькает удивление.

— Взамен вы отказываетесь от претензий на бизнес вашего мужа и другую недвижимость, включая дом на побережье и квартиру в центре, — он перелистывает страницы. — Также здесь соглашение о порядке общения с несовершеннолетними детьми. Рамазан Ильдарович готов оплачивать их образование и…

— Подождите, — я поднимаю руку, останавливая поток слов. — Вы хотите, чтобы я подписала это сейчас?

— Ну, было бы идеально, — кивает он. — Рамазан Ильдарович надеется на ваше понимание и…

— Никаких подписей, — раздается от двери твердый мужской голос.

Оборачиваюсь и вижу Ахмета, моего среднего сына. Он стоит в дверном проеме, расставив ноги и придерживая дверь, и его взгляд холоден как лёд. В свои двадцать восемь он так похож на Рамазана в молодости — те же тёмные волосы, тот же чётко очерченный подбородок, та же уверенная осанка.

— Ахмет? — я встаю, удивленная его появлением. — Как ты?..

— Мурад позвонил, сказал, что отец отправил адвоката, — Ахмет проходит в комнату, кладет руку мне на плечо. — Я приехал, как только смог.

Он смотрит на адвоката:

— Моя мать ничего не будет подписывать без консультации с независимым юристом.

Адвокат Рамазана хмурится:

— Рамазан Ильдарович рассчитывал на быстрое разрешение вопроса.

— Уверен, что рассчитывал, — Ахмет усмехается, и в этой усмешке столько горечи. — Оставьте документы, мы их изучим и свяжемся с вами.

Адвокат переводит взгляд с Ахмета на меня, словно ожидая, что я возражу. Но я молчу, глядя на своего сына с внезапно нахлынувшей гордостью. Мой мальчик защищает меня.

— Хорошо, — наконец соглашается адвокат, вставая. — Но должен предупредить, что затягивание процесса не в ваших интересах.

— Это мы уже решим сами, — отрезает Ахмет, провожая его к двери.

Я остаюсь сидеть, глядя на папку с документами на столе. В них юридическое завершение тридцати лет моей жизни. Строчки, параграфы, цифры, которые должны определить, сколько стоят мои годы рядом с Рамазаном, моя любовь, моя преданность.

Из оцепенения меня выводит возвращение Ахмета. Он садится рядом, берёт мои руки в свои:

— Прости, мама, я не хотел врываться так. Но я знаю отца, он всегда пытается получить всё на своих условиях.

— Я рада, что ты приехал, — шепчу я, сжимая его пальцы. — Только не нужно было…

— Нужно, — твердо говорит он. — Папа нанял лучшего корпоративного юриста в городе. Он хочет, чтобы ты подписала эти бумаги и исчезла с его горизонта, чтобы ничего не мешало его новой жизни.

В голосе Ахмета столько горечи, что мне становится больно за него. Он всегда был ближе к отцу, чем остальные дети. Они часами могли обсуждать бизнес, политику, спорить о философии. Предательство Рамазана ударило и по нему тоже.

— Я уже созвонился с Тамерланом, — продолжает Ахмет. — Помнишь, мой однокурсник, который специализируется на семейном праве?

Киваю, вспоминая серьёзного молодого человека, который приходил к нам на семейные праздники. Рамазан ещё шутил, что из него выйдет хороший зять.

— Он приедет сегодня вечером, посмотрит документы, — Ахмет встаёт, проходит к окну. — Мама, ты должна получить справедливую долю. Всё, что отец построил, он построил с тобой, и…

— Ахмет, — мягко останавливаю его, — мне не нужны его деньги.

Сын резко поворачивается, его лицо искажается от гнева:

— Тебе не нужны, а ей? Этой… Зумрут? — имя он произносит с таким презрением, что мне становится не по себе. — Она рада будет получить всё, что создавалось тридцать лет!

Я встаю, подхожу к нему, кладу руку ему на плечо:

— Сынок, я не хочу, чтобы вы с братом оказались между мной и отцом. Это наше с ним дело.

Ахмет обнимает меня, и я слышу, как гулко бьется его сердце.

— Мама, когда мы с Маратом изучим документы, мы поймём, что делать дальше. Но обещай мне, что без консультации юриста ничего не подпишешь.

— Обещаю, — шепчу я, уткнувшись в его плечо. — А где Алина? Она не пришла с тобой?

— Нет, она дома с малышом, — он отстраняется, и на его лице появляется улыбка. — Алина передаёт тебе привет и говорит, что ты должна приехать к нам на выходные. Она приготовит твой любимый плов.

Тепло растекается по моей груди. Алина, жена Ахмета, всегда была внимательна ко мне. В отличие от жены Мурада, которая держалась вначале отстраненно, Алина сразу стала называть меня мамой и относилась как к родной.