Развод в 50. Муж полюбил другую (СИ) - Караева Алсу - Страница 18

Мы говорим о будущем. О том, что Фарид и Лейла будут жить вместе в Лондоне — они показали примеры хороших квартир недалеко от университетов. О том, что Мурад и Ахмет планируют открыть филиал компании в Европе. О моем фонде, который растет с каждым месяцем — мы уже помогли отремонтировать три детских дома и построить новый корпус в школе-интернате для сирот.

Разговор течет плавно, перескакивая с темы на тему. Я вижу, как лица детей оживляются, когда они говорят о своих планах. Лейла активно жестикулирует, рассказывая о модных трендах в Лондоне…

Никто не говорит о Рамазане. Словно его никогда и не было в нашей жизни. Но я чувствую его присутствие в чертах лица моих сыновей, в жестах, в манере говорить. Они его копии, и иногда это причиняет почти физическую боль, словно кто-то сжимает моё сердце в кулаке.

Как могла я не замечать, насколько Ахмет похож на него? Тот же разрез глаз, та же привычка прищуриваться, когда слушает. И Мурад — та же манера откидывать голову, когда смеется. И Фарид — те же движения рук, когда говорит о чем-то важном. И даже Лейла иногда улыбается точь-в-точь как он. Словно он разделился на четыре части и остался со мной, несмотря ни на что.

Позже, когда все разошлись по своим комнатам, сижу в гостиной с мамой. За окном уже стемнело, и отражение комнаты в стекле кажется более реальным, чем действительность. Желтый свет настольной лампы создает уютный кокон вокруг нас, отгораживая от внешнего мира. Тиканье старинных часов на стене — единственный звук, нарушающий тишину.

Мама вяжет что-то маленькое и голубое — видимо, для внука. Её морщинистые руки движутся уверенно и быстро, спицы мелькают в воздухе, создавая причудливый узор. Я всегда удивлялась, как эти пальцы, искривленные артритом, могут создавать такую красоту. Сейчас, глядя на неё, я чувствую прилив нежности и благодарности. Без неё я бы не справилась с этим кризисом.

— Ты молодец, дочка, — говорит она, не отрываясь от спиц. Её голос звучит мягко, но в нём слышится гордость. — У тебя все отллично получается. Ты продолжаешь жить.

Свет лампы отражается в её очках, скрывая выражение глаз, но я знаю, что они полны любви. Мама всегда умела найти правильные слова в трудные минуты.

— У меня нет выбора, мама, — отвечаю, глядя в окно на темный силуэт яблони в саду, на ветках которой уже набухли почки. Моё отражение в стекле выглядит усталым, но спокойным. — Ради детей я должна быть сильной.

Гладкая поверхность стакана с травяным чаем приятно согревает мои пальцы. Аромат мяты и мелиссы успокаивает, помогает собраться с мыслями. Делаю глоток — горячая жидкость обжигает горло, но это хорошая боль, она напоминает, что я жива.

— Не только ради детей, — она поднимает глаза от вязания, и теперь я вижу её взгляд — пронзительный, проникающий в самую душу. Спицы на мгновение замирают в её руках. — Ради себя. Ты заслуживаешь счастья, Рания.

Её слова падают в тишину комнаты тяжелыми каплями. Я чувствую, как они проникают глубоко внутрь, задевая что-то важное, о чём я старалась не думать. Счастье. Для себя, не для других.

Счастье.

Странное слово.

Сижу, обхватив чашку обеими руками, впитывая её тепло. За окном ветер шевелит ветви деревьев, их тени на земле похожи на танцующих призраков.

Раньше счастье означало для меня семью, мужа, детей. Теперь я не знаю, что оно значит. Но начинаю понимать, что, возможно, есть жизнь и после предательства. После тридцати лет брака, который оказался ложью.

— Я буду счастлива, мама, — говорю, и в этот момент почти верю в свои слова. Голос звучит тверже, чем я ожидала. — Когда-нибудь.

Мама улыбается, и в уголках её глаз собираются морщинки. Она возвращается к вязанию, а я продолжаю смотреть в окно. Там, в темноте сада, распускается первый весенний цветок. Я не могу его видеть, но знаю, что он там есть. И почему-то эта мысль приносит странное утешение.

Когда-нибудь придет понимание, что я живу для себя.

Месяцы пролетают как один день. Я погружаюсь в работу фонда с головой, словно пытаясь заполнить пустоту, которая образовалась в моей жизни после ухода Рамазана. Каждое утро просыпаюсь с ощущением тяжести в груди, но к вечеру она становится почти незаметной — работа отвлекает, исцеляет. Мои пальцы почти привыкли к постоянному перелистыванию документов, кончики слегка огрубели от бумаги. Спина часто ноет от долгого сидения за компьютером, но это приятная усталость — усталость от дела, которое имеет смысл.

Мы открываем новые проекты, привлекаем инвесторов, встречаемся с чиновниками. В кабинетах власти теперь меня воспринимают иначе — не как жену влиятельного бизнесмена, а как самостоятельную фигуру. Это странное чувство — смесь гордости и растерянности. Почему я не начала этот путь раньше? Сколько лет потеряно в тени мужчины, который в итоге ушел к другой? Эти мысли приходят по ночам, когда я лежу в постели, прислушиваясь к тиканью часов в тишине большого дома.

Впервые в жизни чувствую, что делаю что-то по-настоящему важное, что-то больше, чем просто быть женой и матерью. Каждый раз, когда подписываю документ о финансировании нового проекта, по телу пробегает легкая дрожь — волнение, гордость, ощущение силы. Иногда ловлю себя на мысли: интересно, что сказал бы Рамазан, если бы увидел меня сейчас? Узнал бы он во мне ту тихую женщину, которая тридцать лет подавала ему тапочки, когда он возвращался с работы?

Сегодня особенный день — восемнадцатилетие Лейлы. Дом полон гостей, музыки и смеха. Воздух пропитан ароматами цветов и дорогих духов, от которых слегка кружится голова. Звон бокалов, шелест нарядных платьев, приглушенные разговоры — все это создает особую атмосферу праздника, которая обволакивает, как теплый кокон.

Моя девочка выглядит ослепительно в сиреневом платье, которое было пошито по ее дизайнерскому эскизу. Шелк струится по ее фигуре, подчеркивая грациозность движений. Она счастлива и окружена вниманием, в основном благодаря своей популярности в социальных сетях. За последние месяцы число ее подписчиков перевалило за полмиллиона.

Как быстро она повзрослела. Кажется, только вчера я учила ее завязывать шнурки, а сегодня она самостоятельная знаменитость со своим брендом.

Наш просторный дом, в последние месяцы такой тихий, сегодня полон жизни. В гостиной с высокими потолками и хрустальными люстрами, отбрасывающими мягкий свет на кремовые стены, собрались друзья Лейлы — молодые, яркие, энергичные. В их глазах читается восхищение, когда они смотрят на мою дочь. В столовой накрыт стол с изысканными закусками — от традиционных блюд нашей кухни до модных веганских десертов, которые так любит молодежь. Официанты в белых рубашках бесшумно скользят между гостями, предлагая напитки.

Чувствую легкое покалывание в кончиках пальцев от волнения. Хочется, чтобы этот день был идеальным для Лейлы. Особенно после всего, через что ей пришлось пройти из-за развода родителей.

Замечаю, как Мурад нервно поглядывает на часы, его пальцы барабанят по столешнице из темного дерева, а брови сдвинуты к переносице — точь-в-точь как у отца, когда тот беспокоился. Подхожу к нему, чувствуя, как каблуки мягко утопают в плюшевом ковре:

— Все в порядке, сынок? — кладу руку ему на плечо, ощущая напряжение его мышц даже через ткань пиджака.

Мурад вздрагивает, словно я вырвала его из глубокой задумчивости. Его глаза, такие же карие, как у Рамазана, на мгновение избегают моего взгляда.

— Да, просто… — он осекается, проводит рукой по волосам, нервным жестом поправляет галстук, а затем решается. Голос звучит тише обычного, с хрипотцой. — Папа обещал прилететь на праздник. Его рейс должен был приземлиться два часа назад, но он до сих пор не приехал и не звонит.

Что-то внутри меня обрывается, словно лопнула туго натянутая струна. Холодок пробегает по позвоночнику, а во рту мгновенно пересыхает. Рамазан здесь? В нашем городе? За эти месяцы я почти убедила себя, что перевернула эту страницу своей жизни. Стены, которые я так старательно возводила, грозят рухнуть в одночасье. Но стоило услышать о его приезде, как сердце предательски забилось чаще, а дыхание стало поверхностным, будто кто-то сдавил грудную клетку.