Искра божья - Глазырина Елена - Страница 51

Спалит пожар

Второго, увы, до срока —

Тернистый путь.

Ко многим она жестока:

В том Искры суть.

А третий лишь за порогом

Земных невзгод,

Представ пред забытым богом,

Её найдёт.

Пути бессмертных, что море —

Темна вода.

Забудь, не ищи — то горе,

Страдания и беда!

Но если решишь отринуть

Оракула болтовню:

Почаще смотри за спину,

Девятому верь огню.

Выждав, пока эхо последнего слова утихнет под сводами храма, Лукка поклонился и в задумчивости отступил вниз на несколько ступеней:

— Благодарю за совет.

В порыве дерзкого озарения Джулиано поднял сверкающие странным огнём глаза на пифию. Её силуэт смутным пятном проступал на фоне светлой полусферы и курящихся фимиамов. Складки тонкой льняной вуали мягко обрамляли усталое лицо, из-за игры неверных теней казавшееся лишённым возраста.

Немедля ни минуты, юноша взлетел на вершину пирамиды и заглянул в чашу с жертвенной кровью, которую держала на коленях пифия. Гладкая маслянистая поверхность жидкости была недвижна, черна как обсидиан. В ней Джулиано отчётливо увидел своё бледное возбуждённое лицо.

— Смогу ли я выиграть фехтовальный турнир будущей весной? — срывающимся от волнения голосом спросил он.

— А-А-А! — громко завыла женщина, её стон раздавался словно со всех сторон разом. — А-А-А!

Ничего не понимая, Джулиано отступил на шаг.

Раздался оглушительный медный лязг. Это из ослабевших рук пифии выпала жервенная чаша. Густая козиная кровь медлительным багряным водопадом устремилась вниз. Джулиано показалось, что на вершине забил чудовищный фонтан Тартара. Женщина напряжённо выгнулась на треножнике. Тёмные зрачки её закатились под веки. Рот искривила гримаса боли. Скорчившиеся кисти взметнулись к кессонному потолку. Толстая Талия, оттолкнув юношу, со всех ног бросилась к изнывающей женщине.

— А-А-А! — вопль полный боли метался между небом и землёй.

— Что ты наделал, идиот! — Лукка крепко схватил брата за локоть и потащил вниз. — Один козёл — один вопрос!

— Я-а-а не знал, — сконфуженно пробормотал Джулиано. — Но ведь с ней всё будет в порядке? Это же не по-настоящему, правда? Просто представление, как в театре.

Лукка досадливо сплюнул под ноги:

— Сходи, проверь мою лошадь и позови отца Бернара.

Глава 31. Пляски на площади Святого Вита

Обыденная ежедневная суета, немного придавленная последней летней жарой, постепенно возвращалась в стены древнего города. Великие мира сего, с начала лета разъехавшиеся по загородным виллам, чтобы с комфортом переждать зной, постепенно прибывали назад в обетованную столицу. Война, будоражащая всю западную часть континента, казалась далёкой и фантасмагоричной. Никто в Истардии ещё не встал под мушкеты, и только ватаги вечно голодных наёмников спешно потянулись за горы Арли. Толпы бегущих от кошмаров сражений джудитов лишь на пару недель всколыхнули сонное от зноя контийское общество, чтобы потом снова погрузить его в изнеженную дремотную негу. Даже прибытие из Водии в Конт вдовствующей королевы Маргариты во главе скромной свиты вызвало меньше ажитации, чем предстоящий праздник Молодого вина.

Центральные улицы и площади были до блеска отмыты от конского навоза и очищены от мусора. На площади Святого Вита спешно возвели пахнущие свежей смолой трибуны, рядом с которыми разместили несколько пока ещё сухих фонтанов, приводимых в работу с помощью мускульной силы рабов-асиман. Арку большого акведука увили гирляндами виноградных листьев и спелых гроздей. Сбоку раскинулись многочисленные увеселительные балаганы и ярмарки. За одну ночь в город из ближайших монастырей и виноградников десятки телег доставили сотни пузатых дубовых бочек молодого вина. Предвкушающие скорое веселье работники с самого утра составляли их на площади в огромные пирамиды под одобрительными взорами монахов и праздного люда.

— Вставайте, сеньоры! — радостный вопль Пьетро резко выдернул Джулиано из крепких объятий бога сна. — В такой день грешно отлёживать бока. Нас ждут пинты невыпитого нектара богов и горячие малышки, готовые скинуть с себя последнее при виде таких красавчиков, как мы.

Ваноццо сладко потянулся и сел на тюфяке, с ленцой почёсывая в паху. Сегодня он был вполне доволен жизнью или тщательно скрывал, что его огорчает факт почти молниеносного завершения интрижки с сеньорой Обиньи.

Джулиано зевнул, перевернулся на другой бок и уставился на трещины в побелке стены. Всякий новый рассвет безжалостная память во всех подробностях возвращала ему воспоминания о недавних трагических событиях.

— Эй, дружище, будет тебе уже огорчаться из-за смерти какой-то гадалки. Право слово, не понимаю я твоей печали. Немудрено, что, упав с лестницы, бедняжка расшибла голову. В том нет твоей вины. Даже Спермофилус подтвердит, что припадочным нельзя залезать на такую верхотуру.

— Нет, Пьетро, это я убил несчастную, — Джулиано в который раз за неделю трагически вздохнул. — Ну что мне стоило не лезть к ней с дурацким вопросом!

— Ладно, можешь заниматься самобичеванием сколько душе угодно, — согласился приятель, — но я считаю, что этим поступком ты оказал добрую услугу не только святой матери церкви в целом, но и лично Псам господним. Одной ведьмой меньше — аллилуйя!

— Отец Бернар со мной теперь не разговаривает, — в голосе Джулиано внезапно прорезались обидчивые ноты.

— Уверяю тебя, Ультимо, это ненадолго — сказал Ваноццо, позёвывая в кулак. — Помяни моё слово, монах тебя скоро простит, походит ещё немного с видом побитой собаки и забудет. Вот увидишь.

— Де Ори дело говорит — заканчивай убиваться. Нас ждут большие приключения! — поддержал Ваноццо низенький фехтовальщик.

Ученики де Либерти в компании падкого на дармовщину Суслика прибыли на площадь Святого Вита без четверти двенадцать. Важная публика, разодетая по случаю праздника в меха, бархат и драгоценности, уже полностью заняла все сидячие места на трибунах. Контийцы попроще в нетерпении прохаживались внизу мимо рядов с бочками и столами-козлами, ломящимися от угощений. На центральном помосте, окружённом двойным кольцом гвардейцев, в позолоченном кресле с синей обивкой равнодушно восседал его высочество герцог Фридрих. По правую руку от него располагался пустующий трон наместника бога на земле. (Папа никогда не присутствовал на подобных увеселениях, но по традиции ему всегда оставляли место). Слева, в новом вишнёвом платье с золотой оторочкой, расшитом жемчугом и сапфирами, вся сияющая наведённым румянцем, сидела герцогиня Изабелла. Женщина благосклонно улыбалась и чуть кивала знакомым на соседних трибунах. Сразу за ней располагались кресла двух сыновей и красавицы-дочери. С краю разместили скромную скамью, предназначенную вдовствующей королеве Маргарите. Сестра герцогини всё ещё была недурна собой, причём без лишней пудры и помад. Чёрное траурное платье лишь оттеняло благородную белизну её кожи и единственное украшение королевы — эмалевый крестик с крупными алмазами чистейшей воды. Равнодушная к шуму толпы, Маргарита что-то вышивала на маленьких пяльцах из тёмного дерева.

Раздались звуки весёлого марша. Припозднившиеся благородные сеньоры, грубо расталкивая чернь, кинулись к трибунам в отчаянной надежде найти какое-нибудь свободное местечко, чтобы пристроить на нём своё утомлённое седалище. Компания учеников де Либерти придвинулась к огороженной площадке. Ловкач Пьетро уже где-то раздобыл бочонок свежего вина, и все бойцы принялись радостно воздавать почести Бахусу — отверженному богу виноделия. Джулиано хмурился и лишь мочил усы. Зато Ваноццо и барбьери старались больше прочих. Со стороны казалось, приятели заключили пари на то, кто первым из них достигнет вакхического экстаза.