Искра божья - Глазырина Елена - Страница 40

— Она сделала свой выбор, — равнодушно откликнулся Лукка. — Самоубийцам закрыт путь в райские кущи, а телу уже всё равно. Не переживайте так, отче, вечером здесь всегда проходит караул городской стражи. Они наверняка заметят и подберут тело. Нам же недосуг сегодня.

— Эх-эх, молодая ведь совсем ещё, — монах горестно вздохнул, — ей бы жить и жить. Детишек растить да мужа любить.

— Возможно, покойница исповедовала идеи Ноланца, — предположил Лукка.

— Разве он утверждал, что самоубийство не грех? — удивился Джулиано.

Лукка подошёл к кобыле и легко вскочил в седло.

— Ноланец отрицал основные догматы церкви. В своих трудах он утверждал, что никакого сына божьего не было, и хитрый джудитский чародей всех обманул. Он верил, что жизнь не имеет конца, но не в том понимании, которому учит нас истианская церковь. Бруно писал, что каждое существо стремится к бессмертию, перерождаясь бесконечное количество раз, пока не добьётся особой пронзительности ума и не сольётся с бескрайним простором космоса. Он приравнивал человека к богу, ставил на одну с ним ступень. Ноланец утверждал, что забытые боги ошиблись, а отверженные просчитались, и что божья Искра доступна каждому.

— Боже сохрани нас от такой ереси, — пробормотал отец Бернар, истово крестясь.

— Его теории были весьма туманны. Мне кажется, он и сам до конца их не понимал, оттого и суд над Бруно длился почти шесть лет.

— Он знал секрет вечной жизни? — уточнил Джулиано.

— Можно и так сказать, — лёгким ударом пятки Лукка послал сонную кобылу вперёд, — если точнее: он утверждал, что обрёл его или обретёт в ближайшее перерождение.

Глава 25. Расхитители гробниц

Кладбище Святого Августина под лучами дневного светила больше походило на старый заброшенный парк или продолжение садов Лукулла. Изломанные статуи по краям растрескавшейся имперской дороги, убегающей плавной лентой в заросли платанов и ежевики, служили теперь просто жалким напоминанием о величии некогда единой Истардии, развеявшемся ныне, как пыль на ветру. Разбросанные повсюду мавзолеи и надгробия тускло поблёскивали на солнце белым мрамором, изъязвлённым временем и лишайниками. Осколки туфа и растрескавшегося гранита на каждом шагу вырастали из земли. У ближайшего конного памятника неизвестному императору, увенчанному лавровым венком, сидел колченогий нищий, протягивая к пришедшим драную шапку. Жалобно хныча, он привстал на здоровую ногу, выпрашивая подаяние.

— Я думал, здесь никто не живёт, — удивился Джулиано.

— Отчего же не жить — живут. Люди, как тараканы, ко всему привыкают. Думаю, когда наступит конец света и архангел Гавриил призовёт всех грешников на страшный суд, некоторые индивидуумы переживут даже его, счастливо переждав апокалипсис в какой-нибудь вонючей дыре, — сказал Лукка, кидая нищему мелкий рамес.

Бродяга ловко поймал монетку, потёр о засаленный рукав и спрятал за пазухой.

— Храни вас бог, благодетели! Достатка вам всякого и вспомоществования в делах ваших многотрудных, — загнусавил нищий, расплывшись в щербатой улыбке. — Мож до какой могилки вас проводить, или древний храм посмотреть желаете?

— Покажи нам святилище Феба, милейший, — попросил Лукка.

— Пожалуйте за мной, сеньоры, — мужчина быстро вскочил и, кланяясь, захромал по боковой дороге, припадая на обмотанный тряпьём деревянный костыль. — Недалече он, за теми домами будет.

Лукка направил заупрямившуюся было лошадь вслед шустрому калеке.

— Только, добренькие сеньоры, туточки мало что от него осталось: одна стеночка да балкончик с идиотами.

— Чего ты несёшь, какие идиоты? — прикрикнул на нищего викарий.

— Так известно какие — болваны каменные с улыбками до ушей, — пробормотал мужчина.

— А, ты про куросы^[91], — голос Лукки смягчился.

— Не, курей мы тута не держим, — дурацки улыбаясь, сообщил колченогий, — всё-таки храм как-никак, хоть и одного из отверженных.

Выложенная квадратными плитами базальта дорожка вильнула за угол заросшего вьюнками и лозой здания. Под рассыпавшимися оконными перекрытиями и провалившейся крышей щебетали немолчные ласточки. Братья с отцом Бернаром спокойно миновали строение и очутились на маленькой площадке, заваленной осколками мрамора. Сквозь щели в нём пробивались молодые лавровые деревца. Сразу за площадкой к небу тянулись тонкие белые колонны с остатками фронтона. Его треугольная мраморная громада покоилась на фризе, украшенном полустёршимися рельефами сцен из жизни богов и героев. Слева к колоннаде примыкал изящный портик со статуями мраморных куросов. Всё остальное пространство заполняла более поздняя ветхая базилика, встроенная в древнее святилище.

— Вот, сеньоры, как уговаривались, — с поклоном сообщил нищий.

Викарий кинул мужчине ещё одну монетку и жестом велел проваливать. Нищий рассыпался в благодарностях и не спеша похромал назад.

— Что мы тут ищем? — спросил Джулиано, когда костлявый хребет бродяги, просвечивавший сквозь прорехи в рубище, скрылся за углом дома.

— Ответы на некоторые вопросы, — сказал Лукка, с трудом удерживая танцующую под ним кобылу. — В древних летописях упоминается, что первый император Истардии был сыном Феба, и его прах покоится под плитами этого храма.

— Первый император — это ж такая седая древность, ваше преосвященство! Почти легенда, — удивился монах. — Сколько веков-то минуло? Он, наверное, истлел давно. Чего мы тут отыщем? Всё, что можно, до нас уже нашли. Вон и скотина нервничает. Сдались вам эти тайны? К добру ли тревожить мёртвых?

Лукка неопределённо хмыкнул и слез с лошадиной спины.

— Не ворчите, отче, подайте лучше Джулиано лопаты и постерегите животных.

С любопытством оглядываясь по сторонам, юноша забрал мешок с инструментом и поспешил за братом под арку базилики. Отец Бернар перекрестил его на прощанье и занялся нервно всхрапывающей лошадью. Серый ослик озабоченно тыкался бархатной мордой в бок монаха, прядая ушами.

Площадка перед покосившимися дверями была завалена ветками и осколками камня. Искорёженная лоза оплела правую створку, намертво застопорив её в портале. Лукка толкнул левую, и та с чудовищным скрипом распахнулась внутрь. Пыль, сухие листья, мелкий мусор лёгким облачком взвились из-под ног вошедших, сверкая в лучах света, пронизывающих храм. Свет лился сквозь два ряда узких окон и неровные дыры в разрушающейся кровле. Тенёта и истлевшие занавеси шевельнулись в колоннадах нефов и на низких хорах. Гулкое эхо сдвоенных шагов разогнало тишину запустения.

Споро перешагивая через обвалившиеся фрагменты потолка, упавшие балки перекрытий и разбитые мраморные скамьи, Лукка проследовал до полукруглой аспиды^[92], где некогда находился алтарь. Купол над ним почти полностью раскрошился, и его обломки обильно выстилали заросшие сухой осокой плиты. Старший де Грассо забрал у Джулиано заступ и прошёлся вдоль границы алтаря, постукивая им об пол. Постепенно сужающиеся круги поиска привели викария к алтарному камню, расколотому куском обвалившейся кровли. Внимательно присмотревшись к образовавшейся в нём щели, Лукка поманил Джулиано к себе:

— Бери кирку и помоги мне.

В четыре руки де Грассо быстро раздвинули осколки красноватого алтарного мрамора, расчистили квадратную плиту и, вогнав под её край заступ, сдвинули камень. В лица братьям пахнуло застоявшимся духом и затхлостью древнего склепа. Они налегли на инструмент. Плита с грохотом отвалилась вбок, провожаемая неодобрительными взглядами суровых святых с облупившихся фресок.

— Ого, какая тут дырища, — обрадовался Джулиано, склонившись над чёрным провалом в полу. — Как думаешь, первый император был богат?

— Вероятно.

Лукка поджог восковую свечу в фонаре и, привязав его к длинной верёвке, протянул брату:

— Держи.

Юноша стал медленно опускать фонарь в чернильный лаз. Его тусклый свет постепенно выхватывал древние, покрытые пылью и паутиной каменные блоки колодца. На глубине примерно в четыре с половиной человеческих роста фонарь достиг дна.