Искра божья - Глазырина Елена - Страница 3

— Болван! Недоумок! — надрывался сеньор Диего, пинками поднимая раненого служку для новой атаки. — Достань свой нож, возьми в левую руку.

Слуга в жилетке неуверенно стукнул дубинкой по мечу Джулиано. Юноша плавно вывернул кисть и полоснул нападающего по предплечью. Мужчина поморщился, но оружие не выпустил.

— Не стойте, как истуканы. Давайте разом. Навались! — командовал Диего.

Бешено размахивая перед собой сверкающим в лунном свете длинным кинжалом, первый подбитый служка вновь приблизился к юноше. Слева к де Грассо подбирался человек с дубинкой. Выход из ротонды перекрыл упитанный силуэт сеньора Кьяпетта.

— Сдавайся, Ультимо, и я обещаю сохранить тебе жизнь, — увещевал Диего, — мои молодцы лишь немного помнут тебе бока. Возможно, я подрежу тебе руку, и ты подашься в святоши, как твой трусливый братец Лу́кка.

Имя брата вызвало жгучую волну гнева и негодования в груди Джулиано. Он резко шагнул к мужчине с дубинкой, подсел и молниеносно насадил несчастного животом на остриё меча. Брызнула кровь, отливающая в ночи обсидианом.

— Убит… — простонал слуга, кулём оседая на исчерченный лунными бликами пол ротонды. Чёрные пятна густой крови добавили причудливых теней в её убранстве.

Джулиано резко дёрнул оружие на себя, чтобы высвободить его из тела убитого человека, и сместился левее, заходя в открытый бок Диего.

Тучный сеньор сделал удачный финт, отбил лезвие де Грассо и отступил за плечо слуги с ножом. Джулиано притворился, что собирается оставить поле боя. Устремившись к свободному выходу, он ловко скользнул за боковую колонну и, выставив клинок в противоход, вспорол горло налетевшему на него человеку с кинжалом. Мёртвый слуга выпал из беседки и остался недвижимо лежать на голубоватом ракушечнике дорожки.

— Что ж, сеньор Диего, теперь вы можете попробовать вымолить у меня прощенье, — прорычал юноша, и его зубы при свете луны блеснули звериным оскалом.

— Чёртов де Грассо! — воскликнул Кьяпетта и ринулся на молодого человека.

Сталь ударилась о сталь, высекая искры. Громкий звон клинков на несколько мгновений перекрыл оглушительное стрекотание южных цикад в зарослях олеандра. Луна станцевала фламенко на холодном металле и в третий раз за этот вечер окрасилась багровым. Через пару минут на старом Себильском кладбище стало ещё одним покойником больше.

Глава 2. Дорога в Конт

— Знатно же вы умеете вляпываться в дерьмо, сын мой! — в очередной раз за минувшее утро укоризненно повторил отец Бернар, легонько подстёгивая мышастых осликов, тащивших скрипучую телегу по заросшему просёлку мимо развалин древнего акведука.

Джулиано в очередной раз покаянно вздохнул и, перегнувшись через рассохшийся борт колымаги, сплюнул загустевшую от жары слюну на истёртые временем камни Аргиевой дороги.

— И угораздило же вас, сеньор, прибить этого мерзавца Кьяпетта! Да ещё аккурат на Петров день, в который особым эдиктом Папы строжайше запрещено любое кровопролитие! Эх-эх-эх! — личный исповедник семьи де Грассо, отец Берна́р монотонно ворчал уже пятый час кряду и, казалось, не собирался заканчивать свою душеспасительную отповедь.

Монаху было далеко за пятьдесят. Он имел широкую лысину, красное добродушное лицо и обильное брюшко, выдававшие в нем греховную страсть к чрезмерному потреблению пищи и молодого вина. Если исключить редкие отлучки в столицу по церковным делам, можно было сказать, что большую часть жизни отец Бернар провёл подле семьи владетелей Лаперуджо, заботясь не только о спасении души благородных сеньоров, но и об их добром здравии. Всё это время монах искусно лечил ссадины и переломы, золотуху и простуду. Он помог увидеть свет первому сыну дона Эстебана, а потом спустя пару месяцев совершил над ним скромный погребальный обряд. Принял отец Бернар и всех последующих детей многочисленного семейства де Грассо, включая Лукку, Джулиано и заканчивая малышкой Анной, которой в сентябре исполнялось двенадцать.

К несчастью, половина отпрысков дона Эстебана умерла в младенчестве. Потому отец Бернар зорко приглядывал за всеми оставшимися детьми де Грассо, подчас напоминая Джулиано старую дуэнью его возлюбленной.

Вот и сегодня монах собственноручно взялся доставить нерадивого воспитанника в Конт живым, здоровым и по мере сил раскаявшимся в содеянном злодеянии.

— Видит господь, его братья нипочём не успокоятся, пока не выпустят вам кишки.

— Пусть только попробуют. Я отправлю их в бездну, прямиком в тот же котёл, что и Диего, — пробурчал Джулиано, плотнее натягивая на глаза битый молью берет со сколотой перламутровой бляхой.

— Эх, молодой сеньор, пожалейте своего отца, благородного дона Эстебана, и примите постриг. Орден Кающихся Монахов с большим удовольствием возьмёт вас под своё крыло.

— Угу, — мрачно отозвался из-под берета молодой человек, — одного священника в семье де Грассо более чем достаточно.

— Побойтесь бога, сеньор Джулиано. Не всё вам безнаказанно пускать кровь благородным донам Себильи. Найдёт однажды коса на камень. Сыщется и на вас мастер, который выбьет из вашей дурной головы всю спесь и бахвальство.

— Посмотрим, — юноша самодовольно улыбнулся в густые чёрные усы.

— Эх, сын мой, — вздохнул отец Бернар, — неужели же пример вашего брата, сеньора Лукки, ничему вас не научил?

Джулиано презрительно дунул в усы и перевернулся на бок, старательно уминая спиной душистое сено.

— Лукка променял шпагу и честь на тёплое местечко в обители Валентини́тов.

— По-моему, он поступил весьма благоразумно, — старый монах молитвенно сложил ладони на груди.

— Ха, — фыркнул Джулиано, — мой брат отказался от всех мирских благ из-за того, что более не владеет правой рукой — это ли не величайшая из глупостей?!

Монах вытер лицо застиранным рукавом рясы.

— Видит бог, я сделал всё, что мог, чтобы вылечить сеньора Лукку, — отец Бернар тяжело вздохнул, — но господу было угодно обратить его в пастыря для агнцев своих.

— Из него такой же пастырь, как из этого осла скаковая лошадь.

— Вы не правы, сын мой. Лукка де Грассо милостью божьей теперь викарий при кардинале Франциске.

Джулиано утомлённо закатил глаза.

— Именно благодаря протекции вашего брата у вас сегодня есть шанс сохранить жизнь и здоровье, — назидательно заключил отец Бернар.

— Ах, если бы не слёзы дорогой матушки, разве смог бы я покинуть родную Себилью! — раздражённо прошептал юноша.

— Братья Кьяпетта не станут играть с вами в благородство. Скорее уж они подошлют убийц или устроят засаду в тёмном переулке.

— Мерзавцы не знают чести! — воскликнул Джулиано.

— Истинно так, сын мой, истинно так, — монах провёл широкой ладонью по блестящей на солнце лысине. — Погостите годок-другой в столице, глядишь, Кьяпетта успокоятся и, даст бог, забудут про вас.

— Надеюсь, этого не случится! — едва слышно пробормотал Джулиано. — Клянусь, я буду ожидать мерзавцев и тренироваться каждый божий день! В Конте полно превосходных фехтовальных школ, и уж я выберу себе самую лучшую. Через пару лет о Джулиано де Грассо заговорит весь Контийский полуостров! — юноша вскинул острый подбородок и гордо задрал породистый горбатый нос.

— Не приведи господь, — пробормотал отец Бернар, осеняя потное лицо божьим знаменьем. — Очень надеюсь, сын мой, что ума у вас за это время хоть немного прибавится.

— Что за намёки, отче? — задетый словами монаха, Джулиано приподнял берет и свирепо уставился в широкую спину отца Бернара.

— Какие уж тут намёки, сын мой! Я же всё утро честно пытаюсь втолковать вам, что негоже волочиться за просватанной за кровника вашей семьи сеньоритой! Негоже убивать её брата и возводить хулу на сеньора Лукку! Негоже…

Внезапно отец Бернар прервался на полуслове и привстал на облучке, вглядываясь во что-то на перекрёстке дорог. Наконец, убедившись, что дорога безопасна, монах перекрестился и подхлестнул ослов. Джулиано выглянул из-за широкой спины отца Бернара и заметил, как впереди в кроне старого дуба неспешно покачивается маленький тёмный свёрток.