Искра божья - Глазырина Елена - Страница 20

Миновав их, Джулиано с монахом вступили на ажурный белый мост, перекинутый от новой Папской резиденции к старой крепости. Десять статуй ангелов по обеим сторонам дороги, изображавших страсти господни, парили над филигранной решёткой парапетов. Хмурый ангел с колонной, скорбный ангел с восьмихвостой плетью, печальный ангел с терновым венцом, плачущий ангел с кровавым платом, суровый ангел с хитоном и игральными костями, мрачный ангел с гвоздями, ангел с крестом, ангел со свитком, ангел с губкой и ангел с копьём провожали пришедших всеведущими очами, полными грусти. Захваченный величественным зрелищем вечернего солнца, кропящего алым башни дворца и фигуры статуй, Джулиано замедлил ход. Его обогнала четвёрка Псов господних, торопливо шествующих вперёд в чистых развевающихся на вечернем ветру сутанах.

— Идёмте, сын мой, идёмте. Его преосвященство уже заждался. Вон он, меряет шагами вход под аркой, — поторопил юношу монах.

Джулиано прикрыл глаза ладонью от косых вечерних лучей и разглядел Лукку, ожидающего их у подъёмного моста в окружении папских гвардейцев на карауле. Викарий нетерпеливо махнул рукой, и юноша ускорил шаг.

Стража, облачённая в полосатые красно-сине-жёлтые мундиры, блистала начищенными кирасами и морионами^[49] с багряными плюмажами. Гвардейцы даже не посмотрели на юношу с монахом, и те без лишних вопросов миновали первые ворота замка.

Гулкое эхо шагов загремело под широкой аркой входа.

— Зачем звал? — поинтересовался Джулиано, подстраиваясь под рысистую походку брата.

— Хочу представить тебя высшему обществу, — насмешливо заявил Лукка, — в Конте принято заводить полезные знакомства. Говори всем, что ты мой телохранитель.

— Думаешь, кардиналы так далеко зайдут? — юноша недоуменно подвигал усами.

— Всякое бывало. Даже жертвы, — викарий подмигнул брату. — Отец Бернар, приглядите за ним, сделайте милость.

— Всенепременно, ваше преосвященство, всенепременно.

— А по замку можно прогуляться? — спросил Джулиано, видевший до этого настоящие крепости только на картинках.

— Хм, — Лукка задумчиво потёр кисть в чёрной перчатке, выпростав её из-под широкого синего рукава парадного облачения, — консистория может затянуться до утра. Если совсем заскучаешь или сон разберёт, пройдись, но не отлучайся надолго.

Троица быстро миновала сводчатый переход, подсвеченный чадящими огнями тусклых масляных фонарей. Узкий дворик перед внутренним бастионом упирался в тяжеленную, окованную потемневшим металлом дверь толщиной в три ладони. Привратники, выстроившиеся попарно с протазанами в руках, проводили вошедших скучающими взглядами. Лукка свернул из основного коридора и повёл Джулиано с монахом через путаницу тёмных залов, лестниц и открытых переходов куда-то на верхние этажи. Вскоре до ушей юноши долетел приглушенный шум голосов, а нос уловил аромат плавящегося воска.

— А ничего, что у меня такой бандитский вид? — спросил Джулиано, указывая на подживающие синяки на лице.

— Скорчи-ка гримасу пострашнее, — попросил викарий.

Джулиано выпятил челюсть, скривил разбитые губы и прищурил один глаз.

— О, да! Подойдёт. Настоящий головорез, — Лукка весело кивнул, останавливаясь перед закрытой дверью, — такого никто просто так задирать не станет — сразу видно, что ты не зря ешь свой хлеб.

— Сохрани нас господь, — пробормотал отец Бернар.

Викарий толкнул белые с позолотой створки, и компания оказалась в душном зале с колоннами и высоким сводчатым потолком, расписанным оливковыми деревьями на фоне неба и парящими в нём розовощёкими малышами с крылышками. Комната была плотно забита людьми: о чём-то чинно беседовали между собой три десятка монахов различных орденов, мужчины в светской одежде, скучая, прохаживались под колоннами, то и дело с тоской посматривая на плотно закрытые двери в центре зала, четверо гвардейцев в парадных кирасах истекали потом, закрывая дальнейший проход незваным гостям скрещёнными протазанами.

Лукка кивнул тощему офицеру охраны. Протазаны разошлись, и викарий юркнул в зал консистории. Джулиано остался с отцом Бернаром.

Юноша подошёл к окну и с любопытством обозрел пейзаж, раскинувшийся под башнями Папского замка. Вечерний Конт полнился огнями. Справа, на расстоянии четверти лиги, над плотными купами старых пиний возвышался недостроенный купол собора Святого Петра. Мутная лента Тибра змеилась между черепичными крышами домов и особняками знати, на плёсе отливая медной чешуёй заката, как кожа древней рептилии. По воде сновали кажущиеся отсюда крошечными лодки рыбаков, вышедших на вечерний промысел.

Довольно быстро де Грассо надоело таращиться в окна, и он стал прислушиваться к негромкой беседе двух степенных монахов, к которым подошёл отец Бернар.

— Помяни моё слово, брат Жа́комо, опять эта проклятая Фре́йзия сцепится со Шпа́нсией, — пробубнил низенький монах в серой рясе с блестевшей от пота тонзурой.

— Я бы поставил на Бри́ссию. Уж очень давно они с Фрейзией не впивались друг другу в бока, — возразил ему первый монах, смиренно переплетая узловатые пальцы на объёмистом брюшке.

— Неужто снова война, братья мои? — вопросил отец Бернар.

— Король Во́дии Сигизмунд III почил в бозе — мир праху его, не оставив наследников. Теперь Фрейзия, Брисия, Шпансия и кое-кто ещё из наших ближайших соседей начнут мериться генеалогическим древом, чтоб прикарманить себе этот лакомый кусок побережья, — пояснил брат Жакомо.

— Да уж, все короли и герцоги запада сейчас, наверное, лихорадочно стирают многолетние слои пыли с портретов горячо любимых прабабок и внучатых племянников, лишь бы получить у святого Престола законное подтверждение их прав на корону в Родо́, — добавил монах в сером.

— А как же королева Маргарита? — спросил отец Бернар.

— Увы, её величество бесплодна и не может претендовать на трон, согласно законам Водии и бога, — Жакомо вздохнул. — Вероятно, Маргариту вернут под крылышко отца, коротающего своё изгнание в герцогстве Совуй.

— Или отправят в ближайший монастырь, — добавил второй монах.

— Но разве Маргарита не сестра её величеству Изабелле? — уточнил отец Бернар.

— Сестра, — брат Жакомо возвёл очи горе, — только мира между этими фларийскими кошками никогда не было.

— Изабелла слишком любит балы и охоты, в отличие от Маргариты, исполняющей супружеский долг с требником^[50] и чётками в руках, — сообщил монах в сером.

— Нам повезло, — Жакомо вздохнул и осенил себя крестным знаменьем, — его величество, бывший король Фларии Альфонсо Весёлый — отец Маргариты — когда-то планировал выдать её за нашего Фридриха, только бог миловал. Папа отговорил его высочество от этого сомнительного приобретения.

— Хм, глубокая набожность королевы вряд ли навредила бы Истардии — оплоту истинной веры, — усомнился отец Бернар.

— Навредить она, конечно, не навредила бы, — брат Жакомо закусил пухлую губу, — только и наследников не прибавила.

— Пусть Изабелла Фларийская легкомысленна, как летнее облачко на горизонте, зато утроба её благодатна и щедра на дары, — согласился приятель Жакомо.

— Хвала господу! — провозгласил отец Бернар, и монахи согласно закивали ему в ответ.

— Боюсь, все эти неприятные события ставят под вопрос женитьбу венетского герцога и Селестии Боргезе, — монах в сером поскрёб голый подбородок. — У Папы имелись большие планы на этот счёт.

— Как же, как же, — закивал отец Бернар, — восточный щит от асиманского вторжения.

— Как думаете, братья, кому теперь достанется рука папской дочки? — поинтересовался брат Жакомо.

— Уж точно не брисийцам, — монах в сером зевнул, — король Яков женат. Карл из Фрейзии вдов, но имеет двух сыновей. Король Шпансии женат. Жермения не заинтересована побережьем в силу своей значительной удалённости от оного.

— Пф-ф, — фыркнул брат Жакомо, — Жермения сейчас вообще ни в чём не заинтересована. Её раздирает новая ересь. Слыхали вы, об Августине Лютере — жерменском теологе, женившемся на бывшей монашке, который прибил свой трактат с критикой истианской доктрины к дверям храма божьего? В нём еретик порицает основы основ святой веры и глумится над незыблемыми догматами истианства!