Брандвахта (СИ) - Гор Александр - Страница 43

— Хорошая девочка, умненькая! Поздравляю! Жаль, родители не дожили до этого…

Необычно молчаливый, подавленный Васька засобирался спать раньше других. Понимаю его: хоронить родную мать (а точнее, то, что осталось от неё через три месяца после смерти) — очень тяжёлое занятие. Морально тяжёлое. И проглоченные сто пятьдесят граммов водки лишь притупили его переживания, а не заглушили боль. Всё, что я мог ему сказать, а именно пожелать держаться, я уже сказал. Приставать с жалостью — только сделать хуже. Так что, следом за ним стали устраиваться на ночлег и мы с Некрасовым. Он — на единственном в домике старом диване, мы с Васей — на каком-то тряпье на полу.

Спать после кроватей брандвахты было неудобно, жёстко, но сил и, самое главное, нервов за день было потрачено немеряно, так что дрых я мёртво, просыпаясь лишь для того, чтобы поменять заболевший бок. Но, на удивление, неплохо выспался. Так что, перекусив остатками вчерашнего ужина (пообедаем уже дома, а на десерт отведаем какой-нибудь очередной кулинарный шедеврик Оли Бородиной), не стали долго тянуть со сборами.

Погода за ночь немного улучшилась. Пусть небо всё ещё было укутано низкими серыми тучами, но дождя, если судить по ночной капели с двускатной крыши дачки, не было уже несколько часов. После этого я оставил салаватцев собирать вещи, а сам завёл фургончик и задом подогнал его к воротам участка под погрузку.

Несмотря на мои протесты, доктор всё-таки нагрёб из погреба пару мешков картошки.

— Не хочу быть нахлебником.

Вот упёртый! Ну, да ладно: не на себе же нам эти мешки тащить, машина, загруженная даже меньше, чем на одну десятую грузоподъёмности, повезёт.

А меня после ночёвки в домике, пока Некрасов бегал к соседям сообщить, что они могут пользоваться собранным им урожаем, посетила мысль: может, всё-таки нам с Натальей перебраться «на сушу»? Как посетила, так я её и забраковал: это сейчас, в тёплое время года, в доме нет особых забот. А зимой придётся и снег во дворе чистить, и за водой на затон к проруби бегать, и печку каждый день топить. А в морозы — и не по одному разу в день. И от холодного туалета я уже поотвык. На следующее лето — может быть, но не сейчас, накануне зимы.

До трассы договорились ехать в следующем порядке: впереди на «Москвиче» Александр, а мы с Василием за ним на «Ниссане». Доктору, как местному, показывать нам дорогу по здешним закоулкам. А на трассе поменяем порядок, чтобы уже он следовал за нами.

— Ты что лучше возьмёшь на всякий случай? Автомат или пистолет?

— Да какие могут быть всякие случаи? — попытался отмахнуться Саня, но я настаивал. — Тогда давай пистолет. Я, всё-таки, офицер запаса, «Макаров» мне привычнее.

Вдоль забора дачных участков снова выползли на Индустриальную улицу, ведущую к «Салаватстеклу», и покатились к заводу вдоль трамвайной линии. Переехали через пути и повернули направо, мимо трамвайного кольца с одной стороны и административного здания с другой.

Васька, сидящий на левом, пассажирском сиденье японского грузовичка, чуть ли не носом влип в боковое стекло, пока проезжали мимо стоянки у проходной.

— Папина машина, — ткнул он куда-то пальцем.

— Ты же понимаешь, что нам её сейчас не забрать. Она же наверняка закрыта на замок. Значит, придётся бить стекло, возиться с севшим аккумулятором. Да и вести её некому.

— Понимаю, — вздохнул парень.

Почти через километр прямая, как стрела, дорога очень круто повернула налево. Сначала проехали что-то похожее на асфальтовый завод, а потом по обеим сторона дороги потянулись садово-дачные участки. Из одного из проездов вглубь которых вырулила тёмно-синяя «девятка». И, чуть-чуть проехав вперёд, вдруг затормозила и развернулась поперёк дороги. А из неё вылезли молодые парни в очень характерном «прикиде»: спортивные костюмы, кепочки, кроссовки…

42

— Если миром разойтись не удастся, действуй как договаривались: вываливаешься из машины, падаешь на дорогу и стреляешь. Сними автомат с предохранителя и дошли патрон в патронник. Да не задирай его сейчас, чтобы те не увидели!

Расстегнул кобуру «стечкина», не глядя перевёл предохранитель на одиночный огонь и, не глуша машины, выпрыгнул из кабины. Мотор «Ниссана» бормочет еле слышно, так что напрягать слух на речи парней примерно моего возраст не приходится.

— Ну, тебя, Пилюлькин, мы знаем. А это кто такие с тобой на такой знакомой нам машинке? О, и номера у твоей тачки, кажется, уфимские! Махнулся не глядя с ними, что ли?

А теперь уже вопрос мне:

— Слышь, кореш, ты кто такой? Ты же явно нездешний, иначе я бы тебя помнил. И чего тебе в нашем городе надо?

У одного в опущенной руке пистолет, у другого — двуствольный обрез. Опять обрез! Ну, зачем, зачем они ружья портят?

— Да так, дорога завела. Парню, вон, помогал мать похоронить да вещи домашние собрать: зима ведь на носу.

— А, парню… А мы уж думали, тоже бабе, как тот чмошник, который до тебя на этой машинке ездил и всё никак не хотел нам бабца отдавать. Да только не ему в нашем городе решать, кто ту шмару трахать будет. Ничё так бабёнка была, выносливая! Вырубилась только после того, как на неё с десяток пацанов слазили.

— Была?

— Ага. Не досмотрели: пока мы думали, что она очухивается, она, сучка, петлю соорудила и в неё залезла.

— Она ж беременная была!

— А нам-то какое дело? Дырка у неё из-за этого не затянулась, пихать было во что. Постой, а ты откуда про неё знаешь? Или тоже, как тот Садык, ей так называемый муж? Так и мы с Пашкой, получается, ей, хе-хе, мужья. Были.

У меня потемнело в глазах.

— Пидорасы!

— Что ты сказал? Да я тебя за такие слова прямо здесь и похороню!

Хрен успеешь! До тебя метров десять, а у твоего «макарки» надо сначала предохранитель снять, а потом ещё и затвор передёрнуть. Второй, тот что с обрезом, пока только демонстрирует оживление, и даже своё уё*ищное оружие не поднимает. Только и успел поднять к тому времени, когда третья и четвёртая пули (первые две тому, который с пистолетом), угодили ему в грудь.

И тут из «Москвича» с матами вылетел Некрасов.

— Какого х*я⁈ Что они тебе сделали, что ты их расстрелял⁈

— Друга убили. И беременную женщину, которую я знал, изнасиловали и довели до самоубийства. Ты куда? Когти рвать надо, пока их дружбаны сюда не нагрянули и нас тут не положили.

— Раньше думать надо было! Тебе, бл*дь, срать на всё, а я клятву давал помогать всем, кому эта помощь требуется. Даже таким уродам, как эти, — рявкнул в ответ Александр.

Ну, что с ним поделаешь?

— Ворошиловский стрелок хренов! — через полминуты снова фыркнул доктор. — Один наповал, а у второго агония. Поехали уже, а то и впрямь влетим в ещё более серьёзные неприятности.

Нет уж! Теперь я свою задачу выполню — трофеи соберу. Нефиг местным бандючками целых два ствола оставлять. Ага. И патроны, которые нашлись не только в кобуре, но и в бардачке «девятки».

А ведь эти твари сегодня уже стреляли из обоих стволов! Свежим запахом сгоревшего пороха разит, что от пистолета, что от обреза. В кого или во что стреляли, разбираться, конечно, не буду. Нам ведь действительно неплохо бы «дёрнуть» отсюда. А время я тяну для того, чтобы выявить, нет ли в этих садах кого-нибудь ещё из их шайки. Выедут на выстрелы, а я их встречу уже автоматным огнём.

Нет, кажется, никто больше не лезет…

— В общем, дело такое, Саня. Когда подъедут сообщнички этих гнид, я не знаю. Может, через пять минут, может, через полчаса, а может, часа через четыре. От этого времени у нас будет форы примерно полчаса, пока они выясняют, при каких обстоятельствах этих грохнули. А потом, если приехали быстро, ломанутся в погоню. Машины у нас приметные. Особенно — если будем ехать в паре. Ты сможешь на трассе держать скорость сотню? Машина её потянет, я проверял.

— Наверное… Дорога, насколько я помню, хорошая…

— Хорошая. И главное — никакого движения по ней. Нам в таком темпе надо пролететь до… Подлесного, — заглянул я в атлас автодорог. — А в районе Подлесного уйдём направо, на вот эти дорожки, по которым выйдем к Архангельскому. Ну, а там уже и на Уфу выскочить можно. Даже… уже за аэропортом. И пусть погоня за нами по Оренбургскому тракту ломится. До того же аэропорта долетит и поймёт, что мы уже либо в городе, либо уехали по тракту в другую сторону.