Брандвахта (СИ) - Гор Александр - Страница 38

— Короче, пока едем домой, каждые пять минут меряй фон, — вручил мне коробочку брательник.

Вот, блин, Фома неверующий! Ему, блин, нескольких замеров мало было! Хотя мне не сложно раз в пять минут ткнуть пальцем на пару кнопок.

А потом машин на главной магистрали, соединяющей северную и южную часть города, не иссякал. Похоже, сплетня о радиоактивном заражении продолжала распространяться, вызывая панику. Машины, чаще всего, забитые шмотками или людьми, продолжали тянуться по проспекту Октября. А поскольку светофоры не работали, нам даже пришлось с полминуты стоять ни перекрёстке, чтобы свернуть на 50-летия СССР, пропуская их вереницу.

Самое же неприятное то, что уже за шлагбаумом, на Пугачёва, нам навстречу попался «рафик», за рулём которого сидел Латыев, а рядом с ним — Ольга.

37

На мигание светом Виктор, конечно, остановился, хоть по тому, как летел РАФ было видно, что мужик нервничает и торопится.

— Далеко собрались?

Да что там спрашивать? Видно же, что задние рессоры просели из-за того, что в машине какой-то груз. Они с Ольгой что, решили устроить «облегчённую версию» истории с Шамилькой и Фельдман?

— Нахер отсюда!

— Что случилось?

— А то ты ничего про атомную бомбу не слышал⁈ На х*й мне не сдалось рентгены от её следа заражения глотать! Двоюродный дед под след испытаний на Тоцком полигоне попал, за полгода загнулся от белокровия.

— Про какую атомную бомбу? Не было никакой атомной бомбы. Скорее всего, рванули склады с ракетами для установок ПВО. И заражения никакого нет. Максимыч, покажи ему.

Я запустил приборчик, и продемонстрировал результат экскаваторщику.

— Пятнадцать микрорентген в час. Естественная норма — от восьми до восемнадцати.

Оля тоже вылезла из машины и подошла к нам. Но Виктор не унимался, хоть и сбавил обороты агрессии.

— После Тоцка тоже говорили, что всё в пределах естественной нормы…

— Говорить можно всё, что угодно, если ты не видишь показаний прибора. А тебе эти показания показывают. Вовка, сделай новый замер.

— Четырнадцать микрорентген.

И Бородина молча заглядывает на экранчик. Она — хоть и флегма, но всё равно видно, что на взводе. Хотя, может быть, виновата в этом не радиофобия, а истерика сожителя.

Пожалуй, так и есть.

— Я же тебе говорила, что надо Андрея с Володей дождаться. И никуда они не сбежали, а скоро вернутся. В общем, Витя, ты как хочешь, а я никуда не еду.

— А я — еду!

В сердцах Латыев открыл дверь микроавтобуса и принялся чуть ли не вышвыривать вещи, собранные нашей кулинаршей. Прямо на дорогу.

Не так, чтобы очень они затарились. Так, по паре мешков муки, круп, сахара, несколько коробок с консервами и чем-то ещё фасованным. «Серьёзного» оружия нет, только пара «затрофееных» мной обрезов. Спасибо, что хоть в этом деле не пытался «обнести» оставшихся на брандвахте.

Бл*дь, да что на него нашло? Не мужик, а истеричка в день предменструального синдрома! У него просто на физиономии написано, что в этом состоянии он просто жаждет сцепиться с нами, если мы скажем что-нибудь против его решения. Только мы с братом стоим и молча курим, наблюдая, как он выгружает ольгины вещи. Да и она явно не горит продолжать разговор, явно происходивший между ними до этого.

Хлобыстнула одна дверь, вторая. «Рафик» взвыл мотором и рванул с места с пробуксовкой. Ну, явно не в себе человек!

— Ну, и пусть он сам теперь носит те мои нестиранные лифчики с трусами, которые не выгрузил!

Мы с Андрюхой чуть не легли, услышав эти слова и представив экскаваторщика, примеряющего женское бельё.

Распихали сумки и пакеты в багажник и салон, Оля уселась на сиденье за мной и всю оставшуюся дорогу молчала. А мы проявляли такт, не расспрашивая, какая муха укусила Витьку.

Сразу же бросилось в глаза то, что на «парковке» перед брандвахтой нет «Ниссана».

— Ещё кто-то сбежал, что ли? — помрачнел Андрей.

— Лиля Садыку такое устроила, что ему пришлось тоже собраться…

— А остальные?

— Наташа с Женей уговаривали их, чтобы они вас дождались. Садык тоже пытался свою мамзелю уговорить, но она же беременная, он её старается не расстраивать, — прозвучал в голосе Бородиной откровенный яд.

— Андрей, Володя! Я не смогла их удержать, — бросилась к нам Натка.

— Ну, и хрен с ними! — зло махнул рукой «директор Башинтеркома» и повысил голос, чтобы слышали все обитатели брандвахты, тревожно столпившиеся на палубе. — Рассказываю всем, чтобы не повторяться. Мы привезли дозиметр. И он показывает, что никакого радиоактивного заражения в городе нет. От слова «вообще». Радиационный фон в пределах естественной нормы. Володя, сколько сейчас нащёлкало?

— Четырнадцать.

Ага. «Петька, прибор». «Восемьдесят!». «Чего восемьдесят?» «А какой прибор?»

— Четырнадцать микрорентген в час при естественной норме от восьми до восемнадцати. Напомню: даже при шестидесяти-семидесяти микрорентгенах можно годами жить, не опасаясь за то, что получишь критическое облучение. Всем ясно?

— А что тогда это был за взрыв?

— Да что ты, Римма, не слышала? — махнул рукой Колющенко. — Я же рассказывал: похоже, склады с зенитными ракетами в воинской части ПВО рванули.

То, что брат нервничал весь остаток дня, было заметно по тому, как он бесконечно курит, а при этом ожесточённо грызёт зубами фильтр сигареты. А вечером и вовсе закрылся в радиорубке, из-за дверей которой время от времени доносилось то его бубнение в микрофон, то перестук ключа радиостанции, отбивающего морзянку.

Утром, когда я уже заменил на посту Лёху, он тоже выбрел на палубу, накинув на плечи какую-то курточку (уже не лето, и по утрам на воде весьма прохладно). Вымотанный, красноглазый от недосыпания, покашливающий от выкуренного за ночь.

— Прав ты был, Максимыч. Были на атомных станциях аварии. Потому и фон выше, чем до катаклизма: по всей планете ведь радиоактивное говно ветром растащило. У нас ещё — фигня. А хохлам опять не повезло: у них снова реактор рванул. На этот раз — в районе Ровно. В Америке что-то бабахало. В общем, пятнадцать микрорентген вместо девяти-десяти, нормальных в Уфе до катаклизма — очень даже объясняются. Может, в первые недели после случившегося и больше было: нам уже не узнать. И хранилища боеприпасов вояки взрывают, потому что охранять их уже не в состоянии. Расположенные на поверхности взрывают, а у подземных — взрывами замуровывают входы. Особенно — у тех, где ядерное оружие хранится.

— Лучше бы они порядок в стране попытались навести…

Андрей только махнул рукой.

— А где им силы взять для этого? Ты же знаешь: выжили, преимущественно, те, кто были «под градусом». И два-три процента трезвых. Так что считай: солдат-срочников почти не осталось. Ну, за исключением тех, кто на дежурстве в каком-нибудь бункере сидел. Офицеры, хоть и любят бухнуть, но и среди них хватает трезвенников, а также тех, кому по роду службы бухать не положено. Какая у нас там численность армии «до того» была?

— Что-то около двух с половиной миллионов…

— Вот и считай: больше трёхсот тысяч на всю страну точно не осталось. Минус те, кто дезертировали и решили, что выживать лично — главнее, чем порядок наводить. Ладно, хрен с ним. Давай добавим к этому тысяч пятьдесят ментов и чекистов, у которых ещё остатки чувства долга в душе шевелятся. На всю страну, братец. На всю страну от Чукотки до Калининграда! Им бы со своим очень немалы хозяйством сначала разобраться. Вот и разбираются: сам же говорил, что по трассе их колонна куда-то на запад шла. Может, это они склады в Алкино и рванули…

А что? Вполне могли. Охранять-то эти склады всё равно некому. Вот и могли уничтожить «методом подрыва» ставшие совершенно бесполезными после невиданной по силе электромагнитной бури ракеты, сложные, напичканные до предела электроникой. Хорошо, если так, и взрыв — дело рук не шаловливых ручек каких-либо местных долбоё… Ну, вы поняли. Судя по мощности бабаха, ближайшим деревням при нём явно не поздоровилось, а вояки бы людей в них о грядущем светопреставлении известили, уехать заставили бы.