Слезы Вселенной - Островская Екатерина - Страница 20

– Бугая того, случайно, не Хомяком звали?

– Откуда мне знать! Я тогда в дежурку погреться зашел. Зима была. А мы в патрульной машине даже печку старались не включать, чтобы лишнего бензина не расходовать – его ведь за свои покупали. Нам талоны выдавали, но их хватало только на пару смен. Не то что сейчас. Вот такие были времена! А как тебя в следственном управлении встретили?

– Хорошо. Только я еще к своим обязанностям не приступил. Меня представили коллективу департамента и отпустили на пару недель, потому что я в отпуске полтора года не был.

– Да-а,– вздохнул Жаворонков,– я всегда знал, что ты далеко пойдешь. Давно бы уже пошел, если бы не Корень[21], который таким гадом оказался. Но справедливость – она для того и существует, чтобы побеждать.

На этом жизнерадостном утверждении разговор и закончился.

Самое потерянное время – это когда не знаешь, чем можно заняться. С тех пор как восемнадцать лет назад Игорь пришел в милицию, у него не было пустых дней, причем те пролетали один за другим с такой скоростью, словно их выпустили нескончаемой очередью из Калашникова. А сейчас он не знает, что делать. То есть знает, потому что сам уцепился за это дело об убийстве Пятииванова по прозвищу Хомяк.

Заканчивалась неделя, завтра суббота, поэтический вечер, на который они пойдут с Леной. Рядом будут любители поэзии, умные и одухотворенные лица.

Гончаров подошел к полке и снял с нее книгу, открыл.

…………………………………………

Опять зазвонил телефон. В трубке снова прозвучал голос полковника юстиции Копылова:

– Докладываю. Майор Егоров прибыл на место дислокации поместья олигарха Сорина, провел разъяснительную работу с охраной, предъявил фотографию Пятииванова. Охранники поломались сначала, а потом вспомнили, что тот дважды подъезжал к охраняемой ими территории, его отгоняли, но он возвращался. Один раз дождался хозяина, но тот даже не притормозил и проскочил в ворота. Потом ему удалось остановить Веронику Алексеевну – жену Сорина – и побеседовать с ней. Беседа длилась минуты две-три, но потом один из тех, кто находился в будке у ворот, вышел, чтобы помочь и убрать приставалу. А хозяйка уже отъехала, а следом восвояси укатил и Степан. Главное, что охранники созванивались с начальством, и то разрешило выдать фотосвидетельства. Теперь у Егорова на руках имеются снимки с указанием даты по времени с точностью до секунд, когда Пятииванов подходил к машинам Сорина и его жены. Только зачем нам это, когда нет ни подозреваемого, ни мотива убийства.

– Скоро будет и то и другое, – пообещал Гончаров, хотя и сам не был в этом уверен.

Время нельзя убить, оно умирает само. Умирает в мучениях от распирающей его пустоты. Ведь что такое время? Это череда событий. Они происходят одно за другим в определенном порядке, и продолжительность их складывается в часы и минуты, в дни и годы.

Игорь взял телефон, не зная даже, кому собирается звонить. Набрал номер Лены, для того только, чтобы услышать ее голос.

– Я ждала твоего звонка, – обрадовалась невеста. – Хотела сама, но не решилась, чтобы тебе не мешать. У тебя какие-то вопросы?

– Нет, – признался Гончаров. – Просто звоню. Я все думаю про ту соседскую девочку, с которой ты играла, когда жила с мамой у Владимира Петровича. Ты помнишь, какой она была?

– Она была веселой… Помню, как однажды мы вытащили книги с полок и построили из них домик. Получился, конечно, не дом, а домище, который потом развалился. И мы с ней хохотали, нам тогда казалось, что это очень смешно… А еще ее мама приходила к нам помогать, когда моя лежала в больницах, но потом у Владимира Петровича появилась аспирантка, которая взяла заботу о нем в свои руки.

Из своей городской квартиры, панорамные окна которой выходили на простор залива, Сорин выехал утром – не самым ранним, разумеется. Ближайший огромный торговый комплекс был уже открыт. Евгений Аркадьевич прошелся по ряду с магазинами мужской одежды. Дважды заходил, чтобы посмотреть выставленный товар, и тут же выскакивал. Наконец заглянул в бутик «Корнелиани», почти сразу увидел вельветовый костюм, прошел мимо, но вернулся. Ничего вельветового в его гардеробе не было. Он в принципе не любил подобные вещи. Когда-то, в ранней юности, у него были вельветовые брюки, но они сели при первой же стирке.

Тут же подскочил молоденький продавец с бейджиком «менеджер», прикрепленным к белой рубашке.

– Замечательный выбор, – начал трещать он, – девяносто шесть процентов хлопка и пять процентов шерсти…

– Отвали! – приказал ему Сорин и поинтересовался: – У тебя в школе что было по математике?

Он хотел уйти, уже направился к выходу, но вдруг высмотрел бежевые замшевые ботинки: не туфли, а именно башмаки со шнурками. Подошел и взял один в руки: ботинок был легким, и подошва у него оказалась кожаной.

– Эй, математик, – позвал он продавца, – сейчас будем примерять.

Не прошло и получаса, как он приобрел и костюм, и ботинки, потом еще взял бежевую, в цвет ботинок, рубашку с воротником-стойкой. Старую одежду и туфли упаковали в фирменный пакет магазина. Продавец помог донести все до автомобиля.

– Приходите еще: теперь для вас будут скидки, – начал было парень, но тут увидел сверкающий полировкой Bentley и замолчал, понимая всю ничтожность своего предложения.

Переезжая Неву, Евгений Аркадьевич вырулил в правый ряд, остановился прямо посередине моста, взял пакет со своим костюмом «Бриони», с туфлями «Стефано Риччи», изготовленными из крокодиловой кожи, подошел к парапету и бросил все это в свинцовые воды.

Он заехал в «Асторию» и позавтракал там. Потом решил заскочить на факультет. Поднимался по лестнице и увидел спешащую вниз секретаря кафедры. Даме было под пятьдесят, но все, включая студентов, называли ее Лидочка.

– Как хорошо, что я вас встретила, – обрадовалась секретарь кафедры. – Владимир Захарович ознакомился с вашей докторской и в полном восторге. Он еще сказал, что защиту можно будет провести до конца года.

Владимир Захарович был заведующим кафедрой, и Лидочка по наивности своей считала, что от ее начальника зависит все.

– А что вы такая грустная? – спросил Евгений Аркадьевич.

– Да у нас тут девочка училась… Кстати, она и ваша студентка – Влахова.

Внутри екнуло, Сорин напрягся и покачал головой:

– Не помню такую.

– Так она у нас только с этого года. Она прежде в Англии училась, и ее сразу на третий курс зачислили. Вы должны ее помнить. Симпатичная такая, шатенка.

Сорин пожал плечами, изображая провал в памяти:

– Здесь много симпатичных. А что случилось с этой Влаховой?

– Так она сегодня утром в деканат прислала эсэмэску. Мол, решила прервать учебу, потому что на нашем факультете она ничему новому для себя не научится и сама система образования в России отсталая. А потому решила продолжить обучение в Лондоне.

– Ну захотела и захотела, – отреагировал Евгений Аркадьевич, поражаясь находчивости своего начальника службы безопасности, – это ее личное дело. Нам-то что до этого?

– Так это же плевок во всех нас, в нашу систему образования, во всю российскую экономическую науку… – Лидочка помолчала, потому что мимо прошмыгнули две девушки, и перешла на шепот: – И во Владимира Захаровича, который душу вкладывает в каждого студента.