Конец войны (СИ) - Старый Денис - Страница 4

— Пройдёмте с нами! — казённым тоном приказал капитан военной комендатуры, а меня вместе с любителем сивухи окружили трое бойцов из его сопровождения.

Промелькнула мысль о том, чтобы убежать. Но как она появилась, так же и потухла. Это было бы нерационально. Так или иначе, но мне необходимо определиться с отношением к властям. Надолго ли я тут? В этом времени, в этой реальности? Без разницы, насколько. Нужно предполагать и действовать с той позиции, что надолго. И пока можно отыгрывать роль контуженного и ударенного по голове. Тем более, что я отчётливо ощущал пульсирующую боль в затылке. Так что, вроде как, и не вру. Ну, а далее — далее уже по ситуации.

Мы шли по мощёной булыжником мостовой, и я волей-неволей узнавал местность. Не сказать, что в Калининграде часто бывал, но память всегда имел отменную, поэтому мог очень быстро сообразить даже, в каком направлении мы движемся.

Понятно, почему мне кажется, что меня то и дело кто-то касается ледяной ладонью — это потому, что мы в том же городе, где я умер.

Или нет?

— Что-то не та-ак, — протяжно, с напряжением сказал один из бойцов, при этом продолжая, будто запрограммированный робот, выполнять свои функции конвоира. — Бе—ежа-ать!

Складывалось ощущение, что происходящее будто бы замедлилось, реальность казалась тягучей, как кисель в детстве. Как же давно было это детство!

— Ах! — жжение под рёбрами, чуть ниже места, где должно было быть солнечное сплетение, застало меня врасплох.

Ощущение, словно меня прижали раскаленной кочергой, а я начал задыхаться под её напором. Не сказать, что боль была невыносима, скорее, она была неожиданной. Ни с того, ни с сего, но солнечное сплетение будто бы подожгло изнутри, а дыхание спёрло.

Шедший недалеко от нашей группы майор, на которого отчего-то не хотелось смотреть, и я то и дело отворачивал голову, резко остановился и уставился в мою сторону. В груди жгло всё сильнее и сильнее. Теперь это жжение распространялось не только на солнечное сплетение, а почти на всё тело, ноги, руки, стало одновременно жечь, а затем я похолодел — будто бы отлила кровь, как когда затекает конечность.

И тут я почувствовал чьё-то присутствие.

Нет, конечно, я понимал, что рядом со мной идут бойцы, которые временами даже тыкали стволами винтовок мне в спину, молчаливо и как-то механически подгоняя, что здесь и офицер военной комендатуры, и тот же неожиданно протрезвевший, наверное, от предвкушения выволочки, капитан. Кстати, и он шёл теперь с остекленевшим взглядом, словно робот. Но дело было не в этом — я чуял кого-то ещё. Именно так, словно сработала какая-то чуйка, предвещающая опасность.

— Капитан, куда ты ведёшь моего бойца? — спросил незнакомый майор, однако смотрел прямо мне в глаза.

Не на капитана военной комендатуры, а на меня. Я — его цель! Ощущалась боль теперь и в голове. Болел не череп, ударенный недавно, такой боли я ещё не ощущал. Словно жгло уже и мозг, а ещё начала кружиться голова.

— Я забираю своего бойца, — каким-то непонятным голосом, словно раздавалось эхо, произнёс майор.

Реакция капитана военной комендатуры, его бойцов, и того капитана, который хотел самоутвердиться за мой счет, поражала. Они просто встали, как вкопанные, и при этом пожирали, не моргая, глазами подошедшего майора. А ещё все вокруг стало каким-то медленным.

— Конечно! Забирайте бойца, он же ваш… — механическим голосом, словно это само собой разумеющееся, произнёс командир патруля.

Я не мог понять, что здесь происходит. Но то, что меня готовы отдать какому-то левому армейскому майору, было слишком неправильным.

А ещё эти шумы в голове. Складывалось такое ощущение, что я борюсь с каким-то паразитом, что проник мне в мозг и мешает мыслить. Между тем, я понимал, что происходит нечто невероятное, абсолютно выбивающееся из понимания человеческой природы.

Гипноз! Наконец-таки уловил ту самую мысль, которая хоть как-то объясняла происходящее. Если бы по долгу своей службы я не встречался с таким явлением, то, возможно, и не смог бы сообразить, так как нечто всё ещё продолжало мешать внятно думать.

— Ты идёшь со мной! — словно внутри огромного колокола, раздавались слова в моей голове.

Голос майора не звучал, он словно полз, растягивался, замедлялся, как и все пространство вокруг. Слова растекались в голове, как чёрная масса, липкая, тягучая. Я посмотрел на офицера комендатуры.

— Това-а-арищ ка-апита-ан, что-о происхо-о-о-ди-ит? — растягивая слова, сумел произнести я.

— Боец, иди с майором! — произнёс офицер комендатуры пусть и словно робот, но четко.

Глаза офицера комендатуры не моргали, взгляд — пустой, мёртвый. Я попытался сказать что-то ещё, но горло перехватило, как будто что-то невидимое сдавило трахею. Передом мной в облике майора не человек.

Это… не человек!

— Нет… — напряжением сил просипел я. — Я не пойду-у!

— Беги-и-ите-е! — продолжал удивлять боец из конвоя, он словно тоже боролся.

Существо со звездами майора на погонах не могло взять под контроль этого молодого парня явно восточной внешности. А ещё я на миг почувствовал в этом парне нечто своё, словно брата или очень близкого друга, с которым мы уже не в одной передряге побывали и помогали друг другу всегда.

Выражение лица у майора можно было бы описать как обескураженное. Он явно удивился и трижды повторил своё требование, обращаясь то ко мне, то к бойцу с раскосыми глазами. Я же трижды существу отказал, а вот боец, видимо, всё же сдался. Я сконцентрировал свой взгляд на существе, ряженом в форму майора. Очертания его лица, плеч, формы офицера, даже оружие — всё начало странно дрожать и смазываться… Будто на только что нарисованный акварелью портрет майора Красной Армии вылили воду, и краски потекли.

Уже скоро передо мной стоял не майор, а невысокого роста щупленький мужчина, в костюме-тройке, абсолютно лысый, глаза у которого светились необычайным огнём. Они были жёлтыми, словно у зверя.

— Ты меня видишь? — на немецком языке спросил меня странный тип.

Этот язык по долгу службы я знал, и не только его, так что понял вопрос.

Враг! Услышав немецкую речь, я твёрдо уверился, что передо мной опасный недружественный… Человек? Почему-то я не хотел его называть человеком. Всё моё естество вопило только об одном: УБИТЬ! УНИЧТОЖИТЬ! СЖЕЧЬ нечестивое существо, чуждое нашему миру!

— Боец, переходишь в подчинение к майору… — безэмоционально талдычил уже в который раз офицер военной комендатуры.

Но я не стану его слушать. Резко перехватываю деревянное цевье винтовки и без особых сложностей выдёргиваю её из рук одного из замерших бойцов, на прицеливание и выстрел времени нет, переворачиваю её и пытаюсь ударить прикладом ксеноса — но его в том месте, куда направлен удар, уже нет.

Мне не нужно было оглядываться, я кожей чувствовал, что существо переместилось мне за спину. Делаю тяжёлый шаг в сторону, мимо меня пролетает, искрясь и ударяясь о брусчатку, будто бы посланный неведомой силы электрошокером заряд. Оживились и мои конвоиры. Офицер комендатуры попробовал подставить мне подножку. Нелепо, медленно, но, если бы мои мысли продолжали быть тягучими и липкими под чужим влиянием, они даже этим примитивным маневром свалили бы меня.

Тем временем, нечисть разорвала дистанцию — вот он направляет на меня переднюю конечность, словно прицеливаясь. Я понимаю, что именно из условной руки электрический заряд и должен исходить. Ещё один шаг, словно через трясину, в сторону, второй шаг. Искры бьют об брусчатку, а камни покрываются трещинами, от булыжников отлетают осколки, которые брызгами летят в стороны, но словно в замедленной съемке. Мелькает мысль, что я перемещаюсь столь стремительно, что, может, мой силуэт бы и не различили, если б кто-либо за этим следил.

— Дай мне уйти! — уже с меньшим напором, словно силёнок у существа осталось не так много, требует некто у меня в голове. — Я не трону тебя, я только хочу выжить!

— Убить! Убить! Убить! — прогоняя чужие мысли, стучит во мне.