Тролли и легенды. Сборник (ЛП) - Певель Пьер - Страница 14

Она остановила меня, приложив палец к губам.

— Шшш, — прошептала она мне на ухо. — Мы не одни.

Она осторожным взглядом указала на лес вокруг нас. Несколько мгновений я ничего не видела. Затем глаза постепенно привыкли к мраку. Я подавила дрожь. В тенях что-то двигалось. Или вернее, это сами тени дышали, вздувались и перекрывали пространство между деревьями. Нет, внезапно осознала я, то были даже не тени. Это были темные существа, некоторые размером с пихту, что еще куда ни шло, а другие — я их угадывала на заднем плане — внушительные, как горы. Это были они, это им принадлежало неизъяснимое присутствие, что я почувствовала с первого знакомства с алтарем, чудовища святого Антония, готовые разнести в клочья все, где в их мире могли бы укрыться человеческие создания. Запах деревьев и древесных соков становился все сильнее. А может, это был их собственный запах — тех кошмаров в полумраке, запах, который они источали при движении.

— Кто они? — спросила я приглушенно.

Девушка со звездами ответила:

— Это те, кто сработал алтарь.

В тот момент — виновата ли была череда явившихся одно за другим открытий? перенасыщенный пихтовый аромат, усталость или терновое спиртное…? Как бы то ни было, глаза у меня сомкнулись.

Когда я очнулась, уже рассвело. Язык ворочался с трудом, и все тело затекло от сна на полу перед алтарем. Снаружи на брогской церкви прозвонили полдень. К счастью, первого января музей был закрыт. Я с гримасой села, в черепе как молотом били. В комнате было очень светло. Я подняла взгляд к потолочным плафонам. Лампы работали замечательно, не знаю, с чего мне накануне показалось, что они тускнеют. Терновка оказалась крепче, чем я думала. Ради очистки совести я быстро оглядела алтарь. Девушка со звездами снова стояла вдали на фоне горного пейзажа, а темные фигуры, которые накануне бродили в темноте по панели, при дневном свете обрели свой первоначальный вид — бликов на лаке. Я уже почти уверилась, что мой сон прошедшей ночью был именно сном… Как вдруг что-то неожиданно укололо мою ладонь. Я разжала кулак. В нем лежала горсть зеленых иголок. Свежие пихтовые иголки, которые я не могла успеть набрать нигде в городке. Я с суеверным трепетом сунула их в карман парки и только тогда вспомнила о прежнем кураторе, о том, каким тоном он разговаривал со мной в первые дни. Определенно, он знал об алтаре больше, чем подавал виду. Я оправила куртку, натянула капюшон и пошла из музея. По дороге я обнаружила, что ресторан при гостинице открыт. Я уселась у стойки и заказала двойной кофе, с аспирином. Телевизор над стойкой показывал местные новости — обычные первоянварские каштаны, подожженные в городе машины^[15] и оползни на горных вершинах. Заведение было почти пусто — город протрезвлялся после вчерашних излишеств. В глубине большой комнаты у камина обедал невысокий худой мужчина. При отблесках огня я узнала Эрве, старого куратора. Я сглотнула. Заколебалась, не стоит ли подойти и поговорить с ним. Конечно, мне хотелось расспросить его об алтаре, склонить к признанию, что он скрывал от меня кое-какие тайны… Но я была в слишком плачевном состоянии, чтобы его допрашивать. Я проглотила свой кофе и убралась отсыпаться. На следующий день мне позвонил мой книготорговец из Кольмара. Он нашел для меня документ, и весьма старый документ. Я уловила через телефонную трубку его волнение.

Все складывалось так, словно бы я, войдя в мир алтаря, снова вдохнула жизнь в его тайны. История стронулась с мертвой точки. В следующие выходные я отклонила приглашение Сильвии на раклет^[16], который, по ее словам, должен был удвоить нам уровень холестерина, и, к огромной радости моих артерий, отправилась в Кольмар. В региональном экспрессе я вздремнула. Во моих снах без конца являлось лицо девушки со звездами — таким же, каким оно увиделось мне в глухом лесу; черты ее лица были настолько живыми и ясными, что рядом с ней лица остальных людей казались тусклыми и размытыми. Когда поезд подъезжал к вокзалу Кольмара, в окна застучал мелкий снег. Как я прекрасно понимала, я становилась одержима девушкой со звездами. Мне хотелось узнать ее имя, чтобы обратиться к ней во сне. В то же самое время я находила собственное поведение абсурдным. Мне вспомнился старый готический роман, который я давным-давно читала в школьной библиотеке. Юная наивная девушка, пообещавшая себе, что никогда не полюбит, попала под чары принца с портрета эпохи Возрождения, одетого в черный бархатный камзол с огромным кружевным воротником. Тогда, подростком, я посчитала эту историю глупой. И все же сегодня я повторяла ту девушку.

Лавка букиниста пряталась на узкой улочке за церковью аббатства. В дверях меня встретил запах глинтвейна.

— Прикрывай как следует дверь, — добродушно бросил хозяин, — и подходи за стаканчиком, ты же замерзла.

Я поспешила повиноваться. В этом книжном магазине я всегда чувствовала себя легко — в сладком запахе старой бумаги, между стеллажей, согнувшихся от книг. Пока дымящаяся кружка отогревала мои озябшие руки, букинист со всеми предосторожностями извлек из ящика старинный лист бумаги, защищенный пластиковой пленкой. Он был исписан немного неуклюжим почерком скорее ремесленника, чем клерка. Характер материала, почерк и дата внизу письма — 1578 год — не оставляли сомнений в его происхождении. Лист содержал письмо, написанное в конце эпохи Возрождения человеком, наделенным скорее достатком, чем образованием. Текст был написан на старофранцузском языке в смеси с местным наречием, но я сумела разобрать его суть. Мастер-краснодеревщик из Вогезов жаловался своему епископу, что сеньор Брога построил на своей земле алтарь, не прибегая к традиционным услугам ремесленников, что идет против всех обычаев.

Когда я закончила читать, у меня задрожали руки, однако не от холода. Меня захлестнула буря эмоций. Я уже понимала, нет, я была уверена, что в рукописи речь идет о моем алтаре. Письмо от краснодеревщика перевернуло все мои представления, отбросило все, что поведал мне прежний куратор, все, в чем я была убеждена. Это изделие не явилось откуда-то со стороны, его не привозил из Австро-Венгрии последний сеньор Брога, его не изготовляли в Швабии, Испании или Антверпене. Нет, оно вовсе не покидало Брога, оно там родилось и не покидало своих краев. Это было логично и объясняло, почему я, несмотря кропотливость своих исследований, не нашла следов его создания ни в одной из мастерских Европы. Но еще это означало, что мой предшественник по музею солгал мне. Что мне лгал весь город Брог и мои друзья в нем. От этих мыслей в голове у меня закружилось. Я чувствовала, что меня предали, — и одновременно восторгалась. В памяти всплыли слова, которые я услышала несколько дней назад. Это те, кто сработал алтарь. Внезапно охваченная вдохновением, я одолжила у букиниста карандаш и чистый лист бумаги.

Со студенческих времен у меня сохранились некоторые представления, как делаются эскизы. Я быстро набросала довольно сносное подобие девушки со звездами, какой я видела ее ночью в лесу. И протянула результат букинисту:

— Ты не знаешь, кто это такая?

— Она мне кого-то напоминает, — сказал он. — Погоди…

Он вытянул из-под прилавка пластиковую коробку со всеми своими бумагами, касающимися истории Брога, и извлек пожелтевшую фотографию, типичную для девятнадцатого века. Женщина в профиль. За исключением цвета волос — это была брюнетка, а не блондинка, — она пугающе походила на мою прекрасную незнакомку.

— Кто это? — потребовала я.

— Элиза де Брог, около 1885 года. За два или три года до ее брака с промышленником из Рура.

Я покачала головой, размышляя вслух:

— Нет, нет, это слишком недавно.

Букинист удивленно поднял бровь и заметил:

— Если ты ищешь кого-то постарше… Говорят, что Элиза похожа на одну из своих прародительниц, Элоизу де Брог, ведьму Элоизу, которая жила в эпоху Возрождения. В замке Брога до последней войны сохранялись портреты этой Элоизы, и моему отцу довелось их повидать…