Развод. Ты разрушил нас (СИ) - Черничная Даша - Страница 12

Разворачиваю к себе. Помада летит в сторону, и я медленно поднимаю платье своей малышки. Вверх, выше и выше по идеальному телу.

Оголяю чулки и краешек черных стрингов, рычу. Поднимаю лицо и тянусь к ней поцелуем.

— Кир! — ахает. — Помада…

— К черту! — размазываю помаду, сжираю ее вместе с пухлыми губами своей жены.

Член в штанах пульсирует, нестерпимо хочется войти в свою в нее. Расстегиваю молнию на брюках, оголяя член, и отодвигаю краешек ее трусиков, размазываю влагу.

Стону ей в губы и глотаю ответный стон.

Вожу головкой по ее складкам, и тут неожиданно Ксюша тормозит меня:

— Родной, возьми презерватив.

— Он не нужен нам, — рычу ей в губы, но Ксюша снова дергает головой. — Ты моя жена, я твой муж. Я хочу тебя без резинки, кожа к коже. Начисто.

— Я не хочу детей! — произносит со злобой.

— Я успею выйти, — просто, блять, последняя попытка.

— Секса не будет, если ты не наденешь презерватив.

— Его и так не будет, Ксюша.

— Почему? — хмурится.

— Потому что у меня упал.

Отхожу от нее и прячу опавший член обратно в штаны. Жена оплетает мою грудь руками и пальчиками пробирается ниже, играется с ширинкой:

— А я подниму его.

Можно, конечно, сделать это, но все. Забрало упало. Моя женщина не хочет от меня детей. Так сильно, что боится трахаться со своим законным мужем без гондона.

— Нам пора, — отодвигаю ее руку и коротко, скорее официально, целую ладонь.

Ухожу, оставляя растерянную Ксюшу позади себя. Ну а как, блять, иначе? Лучше так, чем вывалить на нее все свои мысли.

Прошло три года с того момента, как она потеряла ребенка. 

Три года! Я был с ней рядом каждый день. Выполнял все ее просьбы, все, что угодно. Мы вместе ходили к психологам, много разговаривали.

Почему нельзя проконсультироваться с гинекологом, подобрать нормальное лечение и снова заняться вопросом рождения ребенка?

Блять, ну я же не железный! И не молодею. Мне больше тридцатника, бабла до жопы.

Я, блять, хочу детей.

Натягиваю джинсы и футболку, забираю ненавистную папку и спускаюсь.

Водитель привозит меня к дому, где живет Ксюша. Смотрю на окна ее квартиры. В них горит свет. Значит, она там.

Сажусь на лавочку у подъезда и закуриваю. Дымлю и смотрю в пустоту перед собой.

У меня теперь сплошная пустота. В душе, в сердце — везде, блять. Как же так, Плотников? Ты строил свою жизнь, так долго шел по этому пути, чтобы прийти туда, где ты есть сейчас, а похерил все так быстро, буквально в одночасье.

Пуф! И моя прекрасная жизнь сдулась, как воздушный шарик. Вот она была — и вот ее не стало.

Выкидываю бычок и поднимаюсь к Ксюше на этаж. Специально иду пешком, оттягивая неизбежное как можно дольше. Как будто эти десять минут могут что-то решить и моя жена передумает разводиться.

Перед ее дверью тоже зависаю. Я теперь всегда зависаю, потому что мысли где-то далеко. С ней.

Жму на звонок и жду.

Ксюша открывает дверь и смотрит на меня растерянно.

Она бледная, места себе не находит. Кутается в плед, хотя на дворе лето и нет ни единой причины мерзнуть. Окидывает меня печальным взглядом и отходит назад, пропуская меня в квартиру.

Захожу, закрываю за собой дверь.

— Привет, — выдавливает она из себя.

— Привет, — киваю и протягиваю ей папку. — Я подписал документы.

Ксюша смотрит на них, как на какую-то проказу, замирает. Тянет к ним руку нерешительно. Касается папки, но я не отпускаю ее.

— Ксюш… — проглатываю горечь внутри, — помнишь, как мы встретились? Ты была такой светлой, такой невесомо-нежной, что я думал, сдох и попал в рай.

На ее губах появляется слабая улыбка.

— Ты смотрел на меня так, будто видел восьмое чудо света.

— Ты и была восьмым чудом света. Да что там — самим светом. Была и есть. Ксюш, не уходи, девочка. Не бросай меня.

Выпускаю из рук папку с документами, и она с грохотом падает на пол.

Так же на пол лечу и я.

Падаю на колени перед своей женой, трусь лицом о ее живот, вдыхаю родной запах и подыхаю одновременно. Как я жить без этого буду?

— Милая, ты самое важное, что есть в моей жизни. Прости меня, маленькая. Я был полным придурком. Ненавидь меня, ругай, матери, только будь рядом. Я же не знаю, как без тебя… кажется, ты всегда была где-то так глубоко внутри меня, что я не знаю, как жить… без тебя… Ксюш… я люблю тебя, девочка.

Поднимаю взгляд и смотрю Ксюше в глаза.

А там… боль. Всюду боль, ничего кроме боли.

И вдруг я понимаю, что ей также, как и мне, страшно. Как и я, она не знает способа жить дальше без меня. Но и со мной уже будущего не видит.

Мы шли вместе, но потом потерялись без шанса найти друг друга. И теперь каждый сам по себе. Мы разделены. Мы не вместе. Но и порознь мы просто обугленные куски чего-то, что некогда было прекрасным целым.

Она гладит меня по голове, как делала это всегда. Нежно, трепетно. Смотрит доверчиво, но не так, как раньше. Моя родная без вести пропала, и от нее не приходит ни словечка.

Как мне снова найти тебя?

— Я тоже люблю тебя, Кир. — Ее голос дрожит. — Но дальше нам вместе никак. Теперь только врозь, родной. Прости, — срывается и падает ко мне в ноги, обнимает, зацеловывает лицо. — Прости меня, мой хороший.

Гладим друг друга.

Не понятно, кто кого успокаивает, я ее или она меня.

В воздухе пахнет тоской и печалью, ее можно хоть ложкой жрать — но так и не получится избавиться от нее. Все пропитано безнадежностью. А еще духом смерти.

Да, однозначно сегодня я похоронил что-то очень ценное и важное.

Свое счастье.

Потому что без Ксюши у меня не может быть счастья.

Без нее нет меня.

Кручу головой и вижу на кухонном столе букет. Огромный, необъятный букет, мать его, алых роз. Растерянно поворачиваю голову и смотрю в лицо Ксюши.

Она плачет, опускает глаза, не в силах вынести моего взгляда. А у меня в голове складывается один плюс один, и, блять, какое-то неверное число, нечетное выходит.

Вот был я. Вот была она. И нас всегда было двое.

А теперь выходит… трое…

Ксюша

— Ксюх, давай поговорим, — голос Кира звучит холодно.

В мысли забирается черт-те что. Какие-то черные фантазии о том, что сейчас моя жизнь разрушится.

— О чем? О том, что ты к другой уходишь? — нервно смеюсь, прячась за глупой иронией.

Кирилл слишком хорошо меня знает, видит страх в моих глазах, и я глотаю вязкую слюну, проталкивая ее по сухому горлу.

— С ума сошла? — муж округляет глаза и реально смотрит меня как на какую-то душевно больную.

От сердца отлегает, и я выдыхаю. Сажусь на диван, Кирилл тоже садится.

В кресло напротив.

Я остро ощущаю расстояние между нами. Хочется протянуть руку и стереть его. Мы же единое целое, между нами не может быть пропасти.

— Ксюша, я хочу с тобой поговорить, — повторяет он спокойно, но слишком холодно.

Я хочу подойти и сесть к нему на руки, чтобы не чувствовать этого. Чтобы ощущать его тепло и ничего кроме тепла.

— Слушаю тебя, — дышу ровно, но голос все равно подводит.

— Я знаю, что ты не хочешь детей, — вздыхает. — Но я не понимаю почему — травму потери ребенка мы проработали. Я был с тобой практически на каждом приеме у психолога. Мне тридцать четыре, Ксюш. Во мне столько любви, что, кажется, хватит на всех детей в мире. Я прошу тебя… — его голос ломается до хрипоты. — Я молю тебя… давай придумаем что-нибудь? Не хочешь сама вынашивать ребенка, может, подумаем о суррогатном материнстве? О ребенке из приюта, в конце концов. Родная… я очень… очень сильно хочу ребенка.

Сердце обливается кровью. Мне больно это слышать, но какими-то крупицами здравого смысла я понимаю, что Кирилл имеет право на свое желание.