Маньчжурия. 1945 - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 17

Да, запомнить будет непросто!

Очевидно одно: легкой прогулки, как описывал мне Боев грядущие боевые действия, не предвидится. Придется наступать, возможно, в порядках атакующей пехоты, ну или непосредственно за ней. И хотя чем меньше дистанция, тем выше наши шансы поразить даже средний танк, но развернуться к врагу, развести станины и изготовить к бою пусть и столь легкое, мобильное орудие, как «сорокапятка», тоже требуется время. Танкисты с подобными задачами справляются, как правило, куда быстрее.

Следовательно, придется отстаивать батарею перед будущим командиром, не позволяя использовать ее как штурмовое орудие на конной (а где и людской) тяге.

В обороне, а уж тем более в засаде, было бы куда проще…

Я невольно усмехнулся своим мыслям – ага, проще! Больше шансов поразить цель в первые секунды боя, это да. Но потом, когда враг обнаружит батарею и откроет по ней огонь, всякое преимущество внезапности теряется. Так было в 1941-м, так было и в 1945-м… В моем первом бою нам противостояли именно «тройки» – уже модернизированные «Ausf. G» с лобовой броней в 50 миллиметров и пушкой-пятидесяткой. Впрочем, ударным кампфгруппам немцы всегда старались давать лучшие танки…

Первый бой. Его сложно забыть, даже если очень захочешь… Томительное ожидание перед схваткой, сильнейший выброс адреналина при появлении противника, короткая пауза, прежде чем сделать первый выстрел, поймав вражескую машину на прицел… Мне не особенно повезло в первом бою, несмотря на хорошо подготовленную позицию и тот факт, что немцы «зевнули», проглядели нашу засаду. Увы, никакого расстрела вражеской колонны не случилось, как и точных залпов по относительно слабым бортам немецких машин. Все пошло наперекосяк с первых же секунд боя…

Боя, что я так и не смог заставить себя забыть.

– …Фролов… Алексей – готов?

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

В голосе младшего сержанта, пять часов назад ставшего командиром орудия, нет прежних бравурных ноток, что обычно слышались в голосе лучшего наводчика моего артиллерийского взвода. «Есть!», «Так точно!», «Слушаюсь, товарищ командир!» – он всегда отвечал громко и молодцевато, поедая начальство в моем лице глазами. Все по заветам первого русского императора: подчиненный в присутствии начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, чтобы разумением своим это самое начальство не смущать…

Пожалуй, в армии мирного времени это вполне работало. Да, нас на совесть готовили в училище, а за пару лет предвоенной службы в полку прошло несколько интенсивных учений. Опять же, артиллеристами изучался опыт боев в Испании, на озере Хасан и реке Халхин-Гол, разбирались ошибки «зимней войны»… Учебу, как правило, проводили реальные участники тех событий, кто-то из ветеранов служил с нами, да и в командирской верхушке полка хватало ветеранов Гражданской и Империалистической. До начала войны казалось, что наш полк – крепкая боевая часть, и при случае мы вломим немцам по самое не могу!

Увы, реальность оказалась куда как сложнее… И страшнее.

Стремительное наступление немцев в Белоруссии и разгром целого ряда соединений Красной армии в образованных фрицами котлах произвел ошеломляющий, угнетающий эффект на всю страну. Пожалуй, темп германского наступления в СССР даже превосходит темп наступления во Франции – ну как же! Война началась 22 июня, 28 июня немцы уже вошли в Минск, а 10 июля германские танковые части вышли на подступы к Смоленску. Причем с фронта доходят разрозненные, зачастую панические новости…

Немцы прорываются вдоль шоссе, едва ли не на последних каплях бензина спешат занять транспортные развязки, железнодорожные мосты, важные ж/д станции, стремясь парализовать транспортную логистику противостоящих им частей Красной армии. И в этом есть смысл: лишенные подвоза боеприпасов и продовольствия, бойцы не смогут воевать; крайне необходимы медикаменты и топливо. А как их доставить, если немцы уже перерезали пути снабжения?!

При этом, судя по рассказам очевидцев, – тех, кто реально воевал, а не бежал при первом крике «немцы!» – ничем особенным фрицы на поле боя не отличаются. Танки у них явно не сильнее наших, за пятьсот метров броню практически всех их машин «сорокапятка» уверенно пробивает. И наша родная пушка 53-К образца 1937-го года, и танковые орудия Т-26, и «бэтэшки»… Калибр собственно немецких противотанковых пушек и того меньше – всего 37 миллиметров! Да и пехота воюет с простыми карабинами «маузер», разве что пулеметы сильные… Столкнувшись с упорной, хорошо организованной обороной, фрицы несут большие потери, даже когда пытаются наступать развернутыми внутрь танковыми клиньями, вводя в бой до пятидесяти машин на узком участке фронта.

Но, натолкнувшись на крепкую оборону и понеся хотя бы процентов десять потерь, фрицы вызывают поддержку с воздуха, после чего отходят, выжидая налета авиации. Взаимодействие родов войск и связь у них, конечно, на самом высоком уровне – враг может запросить помощь в любой момент, а летчики выполняют задачи в интересах ударных групп врага. У нас же летуны выполняют зачастую собственные задачи, а согласование действий между высокими командирами занимает столько времени, что необходимая помощь (даже если ее выделят!) опаздывает безнадежно…

При этом враг небо реально завоевал – и самолеты у немцев действительно лучше. По крайней мере, их истребители – «мессеры», «худые» зачастую выходят победителями из схваток с «ишачками» и «чайками». А пикирующие бомбардировщики, именуемые у нас «лаптежниками» из-за крупных, не убираемых шасси (или «ревунами» из-за дикого воя сирен!), невероятно точно укладывают бомбы в пикировании, поражая даже одиночные движущиеся цели, вроде грузовых машин…

Так вот, сегодня наш батальон впервые «познал» войну, угодив под удар группы «мессеров» еще во время разгрузки состава… Наверное, нам даже повезло, что это была группа самолетов, возвращавшихся с задания, а не посланных именно на нас «лаптежников»; повезло, что у немецких истребителей в этот раз не было бомбовой нагрузки. Иначе потери бестолково разбегающихся во все стороны красноармейцев, позабывших все, чему их учили, были бы еще выше – их просто накрыли бы летящие во все стороны осколки…

Но помимо бомб пятидесяток (равны по мощи удару 152-миллиметровой гаубицы!) «худые» вооружены пулеметами винтовочного калибра, а также 20-миллиметровыми автоматическими пушками. Вот под очереди этих пушек наша батарея и попала при разгрузке, когда двойка «мессеров» снизилась к замершим на месте вагонам и хорошенько врезала из пулеметов и авиационных орудий… Батарея уполовинилась разом – 20-миллиметровый снаряд разрывает человека пополам и запросто дырявит казенники «сорокапяток», разрывая щитки в клочья.

Но основной удар врага пришелся по пехотному батальону. Немцы дважды пронеслись над разбегающимися во все стороны красноармейцами, азартно высаживая в них очереди спаренных пулеметов и пушек. Враг словно наслаждался убийством, словно забавлялся потехой, в то время как зенитные установки счетверенных «максимов», приданных составу, не смогли ничего сделать: слишком высока скорость немецких самолетов! Их просто невозможно было поймать на прицел… И вновь нам повезло! Как видно, после летного задания у фрицев уже заканчивался боекомплект, так что, сделав над станцией два круга, «худые» благополучно улетели, оставив на земле десятки тяжелораненых, не считая убитых…

В общем, нет у младшего сержанта Алексея Фролова, неожиданно для себя ставшего командиром орудия, прежней лихости в голосе. Да и у всех уцелевших бойцов настроение подавленное – ведь впервые столкнулись со смертью… А это очень страшно – видеть, как твоих товарищей, с кем ты служил не один месяц, с кем ел из одного котла и спал на соседних койках… Видеть, как их рвут на куски 20-миллиметровые снаряды, превращая живого человека в бесформенный, окровавленный кусок мяса. В коем и человека-то опознать тяжело…

Впрочем, смерть от обычных пулеметов не шибко пригляднее. Очереди насквозь прошивают грудь или живот несчастного, вырывая со спины окровавленные клочья гимнастерок, после чего боец стремительно отходит. Но он еще не верит в свой конец, пытается зажать раны, зовет на помощь, тянет к тебе руки!