Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 44
- Предыдущая
- 44/54
- Следующая
Когда зрение прояснилось, я все еще лежал на спине. Дыхание вырывалось из груди короткими, судорожными хрипами. Тело отказывалось слушаться, парализованное болью и шоком. Спина горела от удара, правая нога отзывалась тупой, ноющей болью от колена до бедра, запястье пульсировало так, словно в него вонзили раскаленный гвоздь. Красный туман берсерка стремительно рассеивался, унося с собой все заемные силы организма, оставляя после себя опустошение, слабость и осознание катастрофы.
Я лежал на земле.
Поверженный.
Безоружный.
Мои топоры валялись в нескольких шагах, недосягаемые, бесполезные куски металла.
С трудом повернув голову, я увидел Сфендослава стоявшего надо мной. Огромный, тяжело дышащий, весь в крови. Его левая рука неестественно висела, из глубокой раны на бедре продолжала сочиться темная кровь, оставляя багровый след на земле.
Но он стоял. И на его лице, перепачканном копотью, расплывалась медленная, страшная улыбка победителя. В его глазах, смотревших на меня сверху вниз, не было больше страха или боли — только чистое, незамутненное торжество и холодная, глубокая ненависть.
Он победил. Не силой — хитростью. Он выждал момент, спровоцировал мою ярость и обратил ее против меня. Он переиграл меня в этой партии.
Он смотрел на меня мгновение, может два, словно разрешая мне в полной мере ощутить свое поражение, беспомощность. Затем, с видимым усилием, он перехватил рукоять своего двуручного меча обеими руками. Искалеченная левая рука лишь помогала правой, но он все же поднял его. Медленно, тяжело, меч взметнулся над его головой, заслоняя собой клочок серого неба, видневшегося сквозь клубы черного дыма.
Широкое, обоюдоострое лезвие меча поймало дрожащие отсветы пламени от догорающего терема. Сталь тускло блеснула, обещая быструю и неотвратимую смерть. Весь шум вокруг — крики моих людей, треск огня, далекий лязг оружия — все стихло, отступило на задний план. Остались только мы двое: он, нависающий надо мной с поднятым мечом, и я, лежащий у его ног, ожидающий конца.
Холод, не имеющий ничего общего с погодой, медленно пополз по моим венам, замораживая кровь.
Ярость ушла. Остался лишь страх — первобытный, липкий страх смерти — и горькое, обжигающее чувство поражения.
Неужели все? Весь этот путь, все битвы, все жертвы — ради того, чтобы вот так бесславно закончить свою жизнь здесь, в грязи, под мечом этого варяга?
Я видел его глаза. В них не было жалости. Только холодный триумф и предвкушение расправы. Он наслаждался этим моментом. Он хотел, чтобы я видел свой конец.
Это мгновение растянулось, стало невыносимо долгим и вязким. Я видел, как напряглись его плечи, как крепче сжались пальцы на рукояти.
Он замахнулся.
Огромный меч начал свое движение вниз…
Глава 21
Огромный, обоюдоострый меч замер надо мной, заслоняя рваное небо. Отблески пламени от догорающего терема скользили по широкому лезвию, и этот тусклый блеск гипнотизировал, приковывал взгляд.
Конец. Вот он, так близко, что я чувствовал холод стали еще до того, как она коснется моей кожи. Смерть смотрела на меня с высоты занесенного оружия, в глазах Сфендослава, нависшего надо мной, я видел лишь ее ледяное торжество.
Все звуки отступили. Крики моих дружинников, треск огня, стоны раненых — все стало далеким фоном. Остался только я, лежащий в грязи, и мой палач, готовящийся привести приговор в исполнение. Время растянулось, каждая секунда длилась вечность. Я видел, как напряглись его плечи, как побелели костяшки пальцев, сжимающих рукоять. Он наслаждался моментом, этой минутой моего полного, абсолютной беззащитности перед лицом смерти.
И в это последнее мгновение, когда мозг уже отключился, парализованный ужасом, сработало что-то другое. Глубинное, первобытное, то, что заставляет загнанного зверя биться до последнего вздоха.
Животный инстинкт выживания. Боль в раздробленном запястье, ноющая рана в ноге — все это отошло на второй план перед лицом неотвратимой гибели.
Всем телом, из последних сил, я рванул в сторону. Неловко, неуклюже, больше похожий на червяка, извивающегося на раскаленной сковороде, чем на воина. Просто перекат, отчаянный рывок по грязной, затоптанной земле, усыпанной щепками и мелким щебнем. Боль пронзила тело.
Грохот!
Тяжелое лезвие ударило в землю там, где только что была моя шея. Удар был такой силы, что меч вошел в утрамбованную землю по самую гарду, выбив сноп искр из попавшегося под него камня. Земля содрогнулась. Меня обдало пылью и мелкими комьями грязи.
Я замер на мгновение, тяжело дыша, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Живой.
Повернув голову, я увидел Сфендослава. Он стоял, слегка накренившись, пытаясь выдернуть застрявший меч. Его лицо исказилось от боли. Раненое левое плечо не давало свободы, одна правая рука не справлялась с весом оружия и сопротивлением земли. Он дергал рукоять, рычал от натуги, а меч не поддавался. Его правая нога, тоже поврежденная моим топором, подгибалась, ему было трудно удерживать равновесие. Он был уязвим. На несколько секунд, но уязвим.
И снова сработал инстинкт, подстегнутый вспышкой адреналина. Забыв про боль, про слабость, я увидел единственный и последний шанс.
Через острую боль в правой ноге, я подкатился ближе. Сфендослав был слишком занят мечом, он не видел моего маневра. Я видел его разбитое плечо, темное пятно крови, расплывающееся на остатках доспеха.
Резкий, насколько позволяла боль, удар левой, здоровой ногой пришелся точно в боковую часть колена. Я не бил, я скорее ткнул пяткой, но этого хватило. Сфендослав взвыл. Его тело дернулось, хватка на мече ослабла.
И тут же, не давая ему опомниться, я нанес второй удар. Той же левой ногой, но теперь целясь не в плоть, а в сталь — по рукояти меча, по его пальцам, все еще пытающимся удержать оружие. Удар получился смазанным, я едва не потерял равновесие сам, но он достиг цели.
Лязг!
Двуручный меч, выбитый из ослабевших пальцев, отлетел в сторону, прочертив по земле несколько метров, и замер у кучи обгоревших бревен. Я вскочил на ноги. Как же это было тяжело. Перед глазами плыли черные круги.
Наступила тишина. Мы стояли друг напротив друга. Оба раненые, безоружные, тяжело дышащие. Вокруг — хаос разрушения, трупы, дым. Он смотрел на меня горящими с ненавистью.
Бой не окончен. Он только перешел в новую, еще более страшную фазу.
Сфендослав медленно выпрямился, насколько позволяли раны. Сплюнул кровь прямо мне под ноги. Его губы скривились в злобной усмешке.
— Ничтожество! — прорычал он хрипло. — Да я тебя голыми руками раздавлю, выскочка! Сломаю тебе кости одну за другой!
Он стоял передо мной. Ярость горела в его глазах ярче, чем пламя позади него. А я? Правое запястье горело огнем, каждый удар сердца отдавался в нем пульсирующей болью. Нога ныла, хромота мешала двигаться свободно. И без оружия. Два топора валялись бесполезными кусками железа в стороне. Ситуация была хуже не придумаешь. За спиной — мои люди. Впереди — враг, который не остановится, пока один из нас не упадет замертво.
Он не стал ждать. С низким рыком, Сфендослав ринулся вперед. Он не бежал — скорее, тяжело пер напролом, пытаясь смять меня своей массой. Его правая, здоровая рука взметнулась для удара — кулак размером с мою голову несся в лицо.
Мощный хук, рассчитанный на то, чтобы сразу погасить свет.
Я ушел в сторону, насколько позволила раненая нога. Кулак просвистел мимо, едва не задев плечо. Я чувствовал исходящую от него волну ярости, даже несмотря на его раны. Он развернулся медленнее, чем обычно — поврежденная нога и плечо давали о себе знать. И я воспользовался этой заминкой.
Короткий, хлесткий удар левой, здоровой ногой пришелся ему точно по раненому бедру, чуть ниже того места, где я достал его топором. Лоу-кик, как сказали бы в моем времени. Сфендослав взвыл снова. Он явно не ожидал такой подлости. Он ждал честной рубки, пусть и кулачной, а получил удар по больному месту. Но выбора у меня не было. Играть по его правилам — значит проиграть.
- Предыдущая
- 44/54
- Следующая