Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 39

— Отставить преследование! — приказал я. — Собрать раненых! Наших и чужих! Быстро!

Дружинники начали приводить себя в порядок, помогать товарищам, подсчитывать потери. Бой был выигран, вылазка отбита.

Дым ел глаза, смешиваясь с запахом пролитой крови и горелого мяса. Вокруг меня двигались мои люди — кто помогал раненым, кто добивал недобитых варягов, кто просто стоял, тяжело дыша, опираясь на оружие, глядя на закрытые ворота княжеского терема.

Алешу принесли наскоро сколоченных носилках. Лицо серое, губы сжаты в тонкую линию, на плече — страшная рана, наспех перетянутая тряпьем, которое уже насквозь пропиталось кровью. Я опустился рядом.

— Живой? — спросил я тихо у одного из дружинников, державших носилки.

— Дышит, княже. Но крови много ушло. И кость, кажись, задета…

Искра уже была тут. Отстранила воинов, принялась осматривать рану. Она что-то шептала себе под нос, доставая из своей походной сумы склянки, чистые лоскуты. Веслава подошла, молча встала рядом, наблюдая за работой Искры с мрачным лицом. Недоверие к новой «лекарке» никуда не делось, но сейчас было не до того. Жизнь Алеши висела на волоске.

— Выживет? — спросил я у Искры, когда она закончила промывать рану и начала накладывать швы.

Она подняла на меня глаза.

— Рана глубокая, княже. Много крови потерял. Но сердце бьется ровно. Жить будет. Если горячка не пойдет. Я сделаю все, что смогу. Нужны покой и уход.

— Обеспечьте, — приказал я дружинникам. — Поставьте охрану. И пусть Искра будет рядом.

Они осторожно подняли носилки и понесли прочь от шума и дыма. Я проводил их взглядом. Еще одна зарубка. За каждого из них я нес ответственность.

— Город почти наш, — проговорил Такшонь, подходя и вытирая топор о штаны. — Стены пусты. Кто не сбежал, тот засел по домам или сдается. Остался только этот… курятник. — Он кивнул на терем. — Будем штурмовать?

Я посмотрел на высокие бревенчатые стены терема, на узкие бойницы, откуда все еще изредка постреливали лучники Сфендослава. Мои люди устали, понесли потери. Лезть на эти стены под стрелами оставшихся варягов — значит положить еще не один десяток.

— Нужна передышка. Сил подкопить, раненых обиходить. Окружить терем плотным кольцом. Ни одна мышь не должна прошмыгнуть. Катапульты подтащить поближе. Будем долбить их нору.

Только я это сказал, как с одной из уцелевших смотровых вышек на городской стене, той, что смотрела на восток, раздался крик дозорного:

— Княже! У восточных ворот! Конные! Пытаются прорваться! Печенеги!

Я резко обернулся. Куря! Значит, этот лис решил не разделять участь Сфендослава в мышеловке терема и пытается удрать, пока мы тут разбираемся с последствиями вылазки!

— Такшонь! — рявкнул я. — Конницу! Быстро! Перехватить!

Сам я тоже вскочил на подведенного коня. Несколько десятков моих дружинников, кто был посвежее и имел коней под рукой, последовали за мной. Мы понеслись по кривым, заваленным обломками и телами улицам Ростова к восточным воротам.

Мы выскочили на площадь перед воротами как раз вовремя. Куря и около сотни его печенегов уже вырывались из города, раскидав немногочисленную стражу, которую мы успели там поставить. Они неслись во весь опор, надеясь уйти в поля и раствориться в лесах.

— За мной! — крикнул я, пуская коня в галоп.

Погоня была недолгой. Наши кони были крепче низкорослых степных лошадок. Мы настигли их арьергард, началась рубка на скаку. Печенеги отчаянно отстреливались из луков, пытались отбиваться кривыми саблями, но мои дружинники сминали их, опрокидывали с седел.

Я искал глазами Курю. Вот он! На своем знакомом черном коне, в богатом халате поверх доспеха, с кривой саблей в руке. Он увидел меня. Развернул коня, что-то яростно крикнул своим оставшимся телохранителям, и они бросились прямо на нас, пытаясь прорваться.

Сколько раз он ускользал? Сколько раз я видел лишь пыль из-под копыт его коня? Но не сегодня. Вот он! На своем иссиня-черном аргамаке, в развевающемся на ветру богатом халате поверх сверкающих пластин доспеха. Кривая сабля хищно блеснула в руке. Тот самый хан, который сделал кубок из черепа Святослава. Глаза наши встретились на мгновение через хаос боя.

Яростный, гортанный крик сорвался с его губ, и остатки его личной гвардии, десятка два отчаянных рубак, развернулись и бросились на нас стеной — последняя попытка дать своему хану шанс уйти.

Но мои дружинники были готовы. Короткая, яростная свалка — и стена печенежских телохранителей рассыпалась под ударами топоров и мечей. Путь был чист. И вот остались мы — хан Куря и Великий князь Руси.

Он не стал ждать. С боевым кличем, припав к шее коня, он рванул ко мне. Сабля взметнулась, целясь мне в горло — быстрый, жалящий выпад степняка. Я встретил удар левым топором, подставив толстое древко и стальное лезвие. Визг металла о металл резанул по ушам, сноп искр осыпал нас обоих. Наши кони вздыбились, захрапели, едва не столкнувшись. Куря был невероятно ловок, истинный сын степей. Не давая мне опомниться, он завертелся вокруг меня на своем быстром коне, замельтешил, осыпая ударами со всех сторон. Его сабля мелькала серебряной молнией, финты и обманные движения следовали одно за другим, лезвие то свистело у самого уха, то чиркало по щиту. Он искал брешь, слабое место, единственный миг невнимательности.

Мое тело двигалось само, обостренные рефлексы парировали удары, глаза следили за каждым движением хана, за каждым поворотом его запястья.

Вот он! Классический обман — всем телом качнулся влево, показывая атаку с этой стороны, а сам, в то же мгновение, резко переложил саблю и ударил справа, метя под незащищенную руку. Но я запомнил этот финт, реакция сработала раньше, чем мозг успел отдать приказ. Резкий наклон корпуса назад, свист клинка у самой груди — и пока он еще не выправил коня после удара, мой правый топор обрушился вниз, на передние ноги его аргамака.

Я сделал подлы удар по меркам степняков. Ранил коня.

Страшный хруст, дикий визг боли — и великолепный черный конь свалился, увлекая за собой седока. Куря кубарем вылетел из седла, вздымая клубы пыли и сухой травы. Но даже в падении он не потерял присутствия духа. Мгновенно вскочил на ноги, лицо искажено звериным оскалом, рука метнулась к поясу — кинжал блеснул в его руке.

Не давая ему опомниться и занять оборонительную позицию, я уже спрыгнул с коня и двинулся на него. Мощный удар плашмя левым топором по куполообразному шлему — не убить, но оглушить. Глухой удар металла о металл отозвался звоном в ушах хана. Он пошатнулся, глаза закатились, и он снова тяжело осел на землю. Я шагнул вперед, упираясь коленом ему в грудь, и приставил холодное, острое лезвие второго топора к его горлу. Я видел как под сталью судорожно бьется жилка.

— Сдаешься, хан? Или хочешь увидеть своих предков прямо сейчас? — прорычал я, тяжело дыша после короткой, но яростной схватки.

Куря лежал, придавленный к земле, глядя на меня снизу вверх. В его черных глазах плескалась бессильная ярость и ненависть. Пыль и кровь — его и чужая — смешались на смуглом лице. Он с трудом сглотнул, чувствуя холод моего топора на шее. Мгновение он молчал, борясь с собой, затем презрительно сплюнул в сторону.

— Твоя взяла, княже… Урус…

— Взять его! — приказал я подоспевшим дружинникам. — Связать покрепче!

Я устало поплелся к своему коню и взобрался на животину. Даже не верится, что смог победить Курю и взять его в плен. Как же долго я за ним гонялся.

Пленного хана привели ко мне, когда я вернулся к осажденному терему. Его посадили на землю у моих ног. Он молчал, гордо вскинув голову.

— Ну что, Куря? — начал я допрос, возвышаясь над ним. — Думал удрать? Не вышло. Что Сфендослав задумал? Сколько у него людей?

Куря криво усмехнулся.

— С чего ты взял, что я буду говорить с тобой, пес? Убей меня. Чего ждешь?

— Убить еще успею. Но сначала ты мне расскажешь. Или я отдам тебя своим людям. Они очень хотят поквитаться за все, что твои выродки натворили на нашей земле. Думаю, они найдут способ развязать тебе язык. Медленно.