Русь. Строительство империи 5 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 18

Я хмыкнул, остановился и обернулся. Алеша стоял, глядя в землю. Добрыня хмыкнул.

— Да у князя этих наказов, как блох у собаки! — прогудел он. — Одно провалишь, другое возьмешь. Не тужи, Попович.

Я усмехнулся, глядя на Алешу.

— Верно Добрыня говорит. Заданий хватает. Вот тебе одно, чтоб дух поднял. Завтра с утра бери Ратибора, пройдитесь по купцам-предателям. Тех, что с византийцами шептались, тряхните хорошенько. Имущество их — в казну. Ошибки прошлого кровью не смоешь, а делом — можно.

Алеша поднял взгляд, глаза его блеснули. Он кивнул.

— Сделаю, княже. Не подведу.

Добрыня кашлянул.

— Возьми полусотню дружинников в усиление, — добавил он. — Чтоб купчишки эти не рыпались.

Алеша выпрямился, лицо его просветлело. Видно было — шанс реабилитации в моих глазах ему по душе. Ратибор молча кивнул, пряча последний нож в кафтан. Дело решенное.

Мы двинулись дальше. Новгород встретил нас гулом голосов и дымом очагов. Стены города чернели на фоне неба. Я шел к терему, оставив Добрыню разбираться с раненными, а Ратибора с Алешей — готовиться к завтрашнему мероприятию по раскулачиванию негодяев. Ноги гудели.

В тереме было тихо. Я поднялся в горницу, где лежал Такшонь. Венгр, князь Галича, вытянулся на лавке, грудь его тяжело вздымалась. Кинжал из-под ребер вытащили, рану промыли и зашили, но кровь еще сочилась сквозь тряпки. Он открыл глаза, увидев меня, и криво усмехнулся.

— Опасно рядом с Великим князем стоять, — прохрипел он. — Второй раз за несколько дней с того света меня тянут. Не бережешь ты, Антон, своих людей.

Я вздохнул, опускаясь на скамью рядом. Руки легли на колени, взгляд уперся в пол.

— Тяжела шапка княжеская, — ответил я тихо. — Да только шапки-то нет, Такшонь. Ни злата, ни мехов — одна кровь да железо.

Он хмыкнул, но тут же скривился от боли. Помолчал, глядя в потолок, а потом заговорил снова, голос его стал тверже:

— Возьми Галич под свою руку, княже.

Я замер, прищурившись. С чего бы это? Такшонь не из тех, кто земли свои отдает за просто так. Я фыркнул, скрестив руки.

— Ты чего удумал, венгр? Видать сильно тебя ворог приголубил!

Он засмеялся, но смех перешел в кашель. Кровь проступила на губах, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

— Стоило, — прохрипел он. — Стоило пойти на это, дабы глянуть, как брови твои вверх полезли. Но дело не в том.

— А в чем? — спросил я, наклоняясь ближе. — Говори прямо.

Такшонь откинулся назад, глаза его блестели.

— Возьмешь Галич, дашь добычу, что обещал. Тонкий укол, знаю, — он усмехнулся, — но не только в том суть. Хочу жить под рукой Святослава, под рукой того, для кого честь, доблесть, отвага и справедливость — не пустой звук.

Я нахмурился. Слова его как дым, — вроде ясные, а смысла не ухватить.

— Не пойму я тебя, Такшонь, — сказал я, качнув головой. — Чего ты хочешь?

Он отвернулся, уставившись в потолок. Повисла тяжелая Тишина. А потом он заговорил:

— Обещай, что и мое тело будут провожать так, как провожали Святослава.

Я замер. Перед глазами встала ладья — черный остов, красные отблески огня, дым, что поднимался к небу. Святослав ушел, как воин, и Такшонь, видно, хотел того же. Гордость венгра, князя Галича, горела в этих словах ярче костра. Я смотрел на него, на его бледное лицо, на кровь, что пятнала тряпки, и понимал — он не шутит.

— Обещаю, — сказал я наконец. — Уйдешь — проводим, как подобает.

Я поднялся, глядя на него сверху. Галич — это западные рубежи. Но слова Такшоня о чести и доблести не выходили из головы. Он отдавал мне не только землю, но и веру в то, что я как Святослав. Великий князь Руси — титул, который еще нужно было наполнить смыслом. Шапки княжеской у меня нет, но ноша эта тяжела и без того.

Он хмыкнул, не открывая глаз. Улыбка тронула его губы.

— Тогда бери Галич, — прошептал он. — Только есть проблема. На него пасть раззявил император Оттон.

Глава 10

Я сидел в тереме и с интересом разглядывал князя Галича. Запах травяных отваров висел в воздухе. Грудь князя вздымалась тяжело, повязки на ребрах потемнели от крови. Огонь в очаге потрескивал, тени плясали по стенам, а я перебирал в уме его просьбу о погребении, как у Святослава. Честь, доблесть — он верил в это. Но Галич? Почему Оттон, далекий император, замахнулся на эту землю? Границ общих у него с нами нет, а интерес есть. Я подался вперед, локти уперлись в колени.

— Такшонь, — горло пересохло от долгого молчания, — ты сказал, Оттон на Галич зарится. Объясни. Зачем ему наш край? Он же за горами, в своих германских землях сидит.

Такшонь повернул голову. Он дышал с трудом:

— Не все так просто, княже. Оттон с Русью дела вел. С княгиней Ольгой переговоры крутил, а после со Святославом снюхался. Я знаю доподлинно — они о Византии думали. Галич для него — ворота на Балканы.

Я прищурился. Даже так? В груди шевельнулось любопытство. Святослав с Оттоном договаривался? Это очень интересно.

— Говори яснее, — сказал я. — При чем тут Византия?

Такшонь кашлянул.

— Оттон со Святославом хотели Византию прижать. Император германский силу свою растил, а греки ему поперек горла стояли. Галич — место важное. Через него пути идут, торговые, широкие. Святослав обещал Оттону думать о союзе, а тот Галич приглядел. Не просто так.

Длинная дорога, которая прорезает реки и леса, несет золото и меха. Значит, Оттон хотел этот путь под себя подмять? Я выпрямился.

— Чтобы Византию ослабить?

Такшонь медленно поднял взгляд.

— Да. Через Галич товары текут, как кровь по жилам. Кто путь держит, тот силу имеет. Оттон это понимает.

Торговля — дело серьезное. Я сам купцов привечал. А тут император Оттон делает то же самое. Я потер подбородок.

— И Святослав согласился? — спросил я.

Такшонь помедлил, потом ответил:

— Не совсем. Святослав слушал, обещал подумать. Он Византию сам не любил, но Оттону до конца не доверился. А тот давил. Галич ему нужен был.

Я встал, прошелся по горнице. В моей голове складывалась картина. Оттон видел в Галиче точку, откуда можно силу тянуть. Торговля — это золото, а золото — это власть. Я остановился у окна, за которым чернела ночь.

— Такшонь, — сказал я, не оборачиваясь, — а что Оттону с этого? Византию прижать — понятно. Но он же не дурак, свои выгоды считал. Стоило ли все это того? Что он хотел взять?

— Силу, княже. Византия — враг богатый. Оттон через Галич торговлю бы подмял, а с ней и греков придавил. Ему это выгодно.

Я повернулся, посмотрел на него.

— Ты уверен? — спросил я. — Про то, что Оттон с Ольгой говорил, со Святославом договаривался? Откуда ты это знаешь?

Такшонь усмехнулся, но усмешка вышла какой-то кривой.

— Слухи, княже. Да не простые. Люди мои в Галиче купцов слушали, что с запада шли. Оттон с Русью дела крутил, это точно.

Слухи — дело скользкое.

Такшонь откинулся на лавку, дыхание его стало тяжелее.

— Оттон не один был. С ним другие крутились. Но это я точно знаю — Галич ему нужен был из-за Византии. И Святослав это понимал.

Я смотрел на него. Оттон, Ольга, Святослав. Галич — это точка, где сходятся пути, где торговля дает силу. Но почему Святослав не дал хода всей этой истории? Или дал?

— Такшонь, — сказал я, остановившись у очага, — Святослав Оттону отказал?

Он ответил тихо:

— Не знаю точно, княже. Святослав хитрый был. Слушал, обещал, но делал по-своему. Оттон ждал, а потом Святослав погиб. Теперь ты за него.

Я смотрел в огонь. Пламя лизало поленья, искры взлетали вверх. Святослав погиб. Великий князь Руси. И Галич теперь Такшонь мне отдает. Оттон далеко, но рчки императора загребущие.

— Такшонь, ты говорил про пути. Это я понял. Но Оттон — воин, не торговец. Что ему еще от Галича надо?

Такшонь открыл глаза, взгляд его был мутным.