Владыка (СИ) - Криптонов Василий - Страница 7

— Да где же искать, когда там и подарков уже не оста-алось!

Расстроенная Тварь распласталась на полу. Охваченная тоской, не сразу заметила, как я поставил перед ней здоровенный, в полметра высотой, свёрток. Увидев, с подозрением спросила:

— Это ещё чего?

— Разверни — узнаешь.

Я наклонился и сорвал обёрточную бумагу. Домашние ахнули. А Тварь заржала так, что не удивлюсь, если услышал Захар в Поречье.

— Яичко!!!

Огромное, в полметра высотой, пряничное яйцо тётка Наталья затейливо расписала глазурью и украсила засахаренными фруктами. Под ёлку гигантское яйцо не поместилось, стояло позади неё.

Тварь от восторга забила копытами по полу. Брызнули выбитые паркетины.

— Давай только без разрушений, — попросил я.

Тварь не то всхлипнула, не то шмыгнула носом.

— Хозяин! Это мой самый любимый подарок! — одним махом откусила половину яйца. Зажмурилась от удовольствия. — А ты — мой самый любимый хозяин!

Вторую половину пряничного яйца Данила отнёс в конюшню. Тварь, получив подарок, утопала хвастаться. Мы ещё посидели за столом. Отдали должное пирогу с мороженым внутри и разошлись.

У себя в башне я вышел на балкон. Стоял с кубком в руках, смотрел на двор. На укрытые снегом деревню и лес. Подняв глаза, увидел блуждающую звезду. Она сместилась ещё больше, завтра, наверное, вообще пропадёт.

— Это — моё, — обводя рукой двор, деревню и лес, сказал я. — Ясно тебе? Это мой мир! Люди, которые мне доверяют. Я понятия не имею, для чего здесь оказался ты, и мне, если честно, плевать. Важно то, что я вижу — этому миру ты мешаешь. И я не успокоюсь до тех пор, пока тебя не раскатаю! Жаль, что ты не слышишь.

И тут блуждающая звезда мигнула.

Ясным рождественским утром я вышел во двор. Призвал Путеводное Яблочко и попросил:

— Отведи меня к Лесовичке.

Яблочко ярко вспыхнуло, завертелось на месте и исчезло. Выглядело при этом возмущенным донельзя. Как будто я не отвести к его же хозяйке попросил, а показать её фотки ню — из тех времён, когда женихалась с Кощеем. Ну или что там у них были за отношения.

— Вот так вот, да, — пробормотал я. — Этот функционал, получается, не доступен… Ладно, хрен с тобой. В этом мире, слава богу, не единственный навигатор… Бро! Ты мне очень нужен.

Я отчего-то не сомневался, что кот сумеет отвести меня к Лесовичке. К Бабе Яге отвёл же. Да и вообще всю дорогу выручал, каждый раз, когда нужна была помощь, оказывался рядом. Но сейчас почему-то не появился.

Я подождал. Нету. Перенёсся на опушку леса, снова позвал:

— Бро! Ну я понимаю, что Рождество и всё такое. Но ведь не похмелье же у тебя? Коты же не бухают?

Кот не появлялся.

Так-то, конечно, чёрт его знает — может, и бухают. После распевающей частушки пьяной кобылы я уже, в общем-то, ничему не удивлюсь. А может, пушистый бро просто занят. Или же повод слишком незначительный, эту задачку я могу решить и сам, без его помощи…

Я призывал спасительные мысли, но на душе заскребли кошки. Не нравилось мне, что бро не появляется.

Ладно. Яблочко не работает, кота нет. Спрашивается, что делать в этом случае? Идти домой и дальше спать? Звучит заманчиво, конечно, но знаю, что не усну. Беспокойство за бро не даст. Ну и последний шанс испробовать тоже надо.

Я перенесся к избушке Бабы Яги. Велико было искушение ещё раз попросить, чтобы повернулась к лесу задом ко мне передом — очень уж прикольно избушка поджимала куриные ноги. Но Карелия Георгиевна за такие приколы вклеит — мало не покажется. А я всё-таки о помощи просить пришёл.

Не успел подняться на крыльцо, как дверь распахнулась.

— С Рождеством, Карелия Георгиевна! — поклонился я.

Карелия Георгиевна покачала головой.

— Ты сколько выпил-то вчера, болезный? Бабу Ягу — с Рождеством поздравлять!

— Пф. Подумаешь. Кобыле своей я ещё и подарок подарил. Ей, между прочим, очень понравилось… Вы сейчас не заняты?

— Да говори уже. Знаю я тебя, не отцепишься. Зачем явился?

— Вы знаете, кто такая Лесовичка?

Карелия Георгиевна прищурилась.

— Никак и ты её знаешь?

— Я не виноват, так получилось.

— Ну да. Чтоб у тебя, да по-другому получилось… И чего тебе от Леськи надобно?

— Мне — ничего. Я посредником выступаю.

Карелия Георгиевна покачала головой.

— По каким средам? Понедельник нынче! Бросал бы ты пить, милок.

— Бросил! Уже часов десять не пью… Так как мне Лесовичку найти? Я ведь правильно понимаю, что сам к её избушке не выйду? И не факт даже, что избушка сейчас там, где я её в последний раз видел?

— Правильно понимаешь. Леськино волшебство — такое же древнее, как моё. Мы с ней — не то, что эти…

— … понаехавшие, — подсказал я.

— Верно. Тьфу на них! А ты, что же — у Леськи в избушке бывал?

— А что вы на меня так смотрите? Вот уж в чём я абсолютно уверен, так это в том, что ваша Леська — совершеннолетняя. Как вариант, совершеннолетие отмечала раз триста… Бывал в избушке, да.

— И что у неё там?

— А, вот вы о чём. На вшивость проверяете… Ну, там у нее кровать кинг-сайз, зеркальный потолок, джакузи, ведёрко с шампанским… Да шучу, блин! — это я увидел, как посуровело лицо Карелии Георгиевны. — Что ж вы все такие, к моему искрометному юмору не восприимчивые? Избушка её — продолжение самого леса. Стены — ветки, на полу — листья да мох. Ягоды растут, другие всякие гербарии. А вообще, я так скажу: думается мне, что Леська захочет, то у неё в избушке и будет. А захочет, так вовсе каждому будет своё показывать.

Яга удовлетворённо кивнула и качнула головой. Заходи, мол. Я вошёл вслед за ней в избу, уселся на лавку.

— Скоро уж соседи болтать начнут, — ворчала Карелия Георгиевна, стуча кухонной утварью в районе печки. — Наповадился к старухе молодой ходить…

— Да какие соседи, я вас умоляю. Утро Рождества. К вечеру если оживут — уже хорошо.

— А дети? Детвора-то непьющая. Вон, носятся, играют. Всё видят…

— Ну… Что поделаешь. В деревне жить — по-деревенски выть. Хотя с вашей-то силой, Карелия Георгиевна, не обязательно и старушкой быть. Вы ж, небось, можете, как та же Леська, хоть молодухой, хоть девчонкой малолетней обернуться.

— Мочь-то могу, да на кой-оно мне надо?

Карелия Георгиевна сноровисто организовала чай, выперла откуда-то блюдо со свежими плюшками.

— О, плюшки — это я люблю! — оживился я. — Какой же герой без плюшек. А почему «на кой-оно мне надо»?

— А потому! Молодкой стану — от дурачья всякого с масляными взглядами отбою не будет. Отошью — ведьмой ославят, жечь придут. Это ж только настоящую ведьму трогать побоятся, а ту, на которую со злости наговорили — мигом истреблять кинутся. Придётся всех убить, куда деваться… А девчонкой — и того хуже. Видано ли дело, чтоб малолетняя, да одна жила, с хозяйством управлялась. Тут же найдётся тьма охотников помочь, плечо подставить, да хозяйство себе расширить.

— Да уж… Тяжела ты, женская доля.

— И не говори! Но я ж разве жалуюсь? Мне-то везде хорошо. Захочу — так обратно в чащу уйду. А могу и вовсе в загробный мир. Теперь-то, чай, Кощея там нет, жить можно.

— Вот хоть бы спросили для приличия, как у нас всё прошло, удачно ли, не осталось ли какого осадочка, — подколол я старушку.

Карелия Георгиевна посмотрела на меня, как на идиота. Молча сняла с полки и положила на стол круглый, начищенный до зеркального блеска металлический поднос. Бросила на него сморщенное яблочко. То покатилось по кругу так, будто внутри него находился некий хитроумный механизм. Я привстал и с любопытством посмотрел на блюдо. Увидел знакомые пустоши и без толку слоняющихся растерянных чертей. Двое от безысходности подрались. Остальные не обращали на них внимания.

— Вот оно, значит, как… Смотрели матч в спортивном баре, как белый человек.

— А то ж! — вздёрнула нос Яга.

Подняла яблочко — изображение исчезло. Что-то пошептала в ладонь, бросила яблочко снова. То покатилось, но уже в другую сторону.