Белая река, черный асфальт - Гольман Иосиф - Страница 8

Но только не в данном конкретном случае.

Варвара Петровна и слышать не хотела о примирении. А Букин вообще молчал, справедливо полагая, что чем меньше он в присутствии въедливого адвоката говорит, тем легче будет в суде его адвокатам.

Итак, теоретически доказать вину человека в бытовом избиении, происходившем, как правило, за закрытыми дверями, почти нереально. А значит, опять же теоретически, должно последовать оправдание подсудимого за отсутствием состава преступления, ввиду того, что «объективная сторона состава преступления не нашла своего подтверждения в судебном заседании».

Но только не в нашем суде, где любой попавший на скамью подсудимых уже наполовину виноват. Особенно если интересы потерпевших защищает мощная адвокатская контора. Такая, как, например, адвокатское бюро Букина.

Ольга часто размышляла на эту тему.

Пожаловалась женщина на соседа. Показала фингал под глазом. Доказать вину соседа, как сказано выше, почти нереально. Однако его почти всегда осудят. Не жестко, наверняка штраф или условно.

Несправедливо? Несомненно.

А теперь посмотрим с другой стороны.

Сосед регулярно избивает женщину. Глумится, можно сказать.

Но доказать-то ничего нельзя! Он же не под видеокамеру это делает!

Вот вам и вторая сторона одной и той же проблемы.

Наверное, оттого и сложилась такая правоприменительная практика. Ведь случаев, когда соседка клевещет, несравнимо меньше, чем когда сосед бьет…

Шеметова отработала против Букинской юридической армады на совесть. Все показания свидетелей обвинения были ею фактически опорочены. Ведь строились они на одном и том же: рассказе потерпевшей. Ни одного «стороннего» доказательства суд от адвокатов Варвары Петровны не услышал.

Ну а что будет в конце – какая разница?

Три месяца условно. Или полгода условно.

Понятное дело, состоявшийся доктор-окулист вряд ли попадется в лапы уголовного суда еще раз. Да и ее разводом с Букиным уже занимается серьезнейший юрист, Волик Томский. С подачи Ольги, разумеется.

И все же схема, когда суд назначает наказание не из обстоятельств дела, а из сложившейся практики, раздражала Шеметову. Может, потому и не пошла Ольга на заключительное заседание, чтоб опять не стать свидетелем победы статистики над законом. Особенно когда статистика направлена против ее конкретного подзащитного.

– Все! Хватит! – вслух сказала себе адвокат, не прекращая свое быстрое перемещение по полузатопленной Самотечной. – Я не на работе! Я иду покупать возлюбленному вкусняшки!

На нее подозрительно посмотрел прохожий, а Ольга звонко рассмеялась. Нет, похоже, спасенья от вездесущей работы у нее в этой жизни не будет никогда.

И слава богу!!!

Именно в этот жизнеутверждающий момент Шеметова поскользнулась.

– Чертов каблук! – воскликнула она, услышав характерный звук. И едва успела подхватить вырвавшуюся из руки авоську с трехлитровым баллоном сока.

Поймала! Спасла, можно сказать!

Но осознала это Шеметова, уже плотно сидя в довольно глубокой луже. И прижимая к груди спасенную стеклянную банку.

К ней на помощь поспешил интеллигентный мужчина. Однако, несмотря на интеллигентность, он не мог сдержать смеха. Ну конечно! Талантливый адвокат в центре лужи на Самотеке. Это же так смешно!

– Так вам помочь? – спросил спаситель, протягивая руку. Он наконец сумел подавить смех, но улыбка никуда не делась.

– Сейчас, только по телефону отвечу, – вальяжно сказала Шеметова, доставая громко зазвонивший мобильный. Все равно она промокла насквозь. А отвечать на звонок прямо из лужи еще ни разу не доводилось.

– Алло, Ольга Викторовна! – раздался из трубки радостный крик Даши Букиной. – Я оправдана! За недоказанностью вины! Поздравляю вас! Спасибо огромное!

– Вот он, триумф! – после некоторой паузы сказала Ольга своему спасителю. Мужчина слегка напрягся, однако, к его чести, протянутую руку не убрал.

– Вы не поверите, я чертовски крута! – доверительно сообщила Шеметова уличному рыцарю.

– Почему же, верю, – немного запинаясь, ответил тот. – Но лучше бы вам все же встать.

– Может быть, я даже – лучшая, – с гордостью закончила свою презентацию Ольга и, опершись на крепкую руку, приняла наконец вертикальное положение.

В пустом ночном трамвае ехала компания из трех человек.

Сема Вилкин был невысок и, аккуратно выражаясь, не накачан. Однако вид имел собранный, чрезвычайно целеустремленный, что делало бы его чуть более представительным, если бы не постоянно отсутствующий взгляд. Точнее, не так. Он то весь уходил в себя, то возвращался в суетный мир с горящими глазами. То, соответственно, вновь воспарял в какие-то лишь ему ведомые выси.

Наверное, так и должен выглядеть гениальный поэт.

Вилкин писал стихи не часто, а лишь в момент прихода высокого вдохновения. Зато делал это так, что сопровождавшие его повсюду Зая и Циркуль ощущали ценность своих жалких жизней.

Зая и Циркуль были ценители и почитатели поэтического таланта Семена. Пока единственные (хотя были еще несколько человек, разбросанных по неформатным самодельным литобъединениям). Они никогда не называли его по фамилии, а лишь Семой, либо Великим, такой псевдоним казался им соответствующим Семиному дару.

Зая (в прошлом Саша Коношеева) была высокая и полная девочка лет восемнадцати, крашеная блондинка с пухлыми губами и восторженными глазами. Наверное, она бы могла выглядеть симпатичной. Если бы захотела.

Видать, не особо парилась по этому поводу. Иначе бы не обходила косметику стороной. А главное, никогда бы не носила эту ужасную шинель. Шинель была не похожа на солдатскую, она была именно солдатская.

Единственно, что сильно украшало ее слегка одутловатое лицо, это выражение спокойной, неэкзальтированной радости.

Всю школу она мучилась от жестокости детей, издевавшихся над ее лишним весом. Наверное, не зря мучилась. Потому что теперь она действительно была счастлива, что нашла главное дело своей жизни. Зая заботилась о гении. Ее даже не очень волновало, что Сема не обращает на нее внимания как на женщину. Может, это и правильно: она ведь тоже восторгалась Семеном Великим не как мужчиной.

Ну а Циркуль в их компании был третьим и точно не лишним. Потому что он тоже был восторженным почитателем поэзии Семена. И еще потому, что он, единственный из троицы, родился в Москве. Ввиду чего, после отъезда родителей в длинную загранкомандировку, у него имелась совершенно пустая двухкомнатная квартира рядом со станцией метро «Бауманская».

Циркуля вообще-то звали Алексеем Петренко, и он был старше обоих своих спутников, не так давно разменяв третий десяток.

Сколько лет было Семе, точно не знал никто. Возможно, даже сам Сема. На вид он вряд ли сильно отличался по возрасту от Заи. Паспорт он потерял еще год назад, а в полицию за новым идти не хотел, потому что наличие или отсутствие паспорта никак не влияло на его творческую потенцию. Да и зачем говорить о возрасте гения? Он в любом возрасте гений.

Трамвай не торопясь ехал от трех вокзалов в сторону Бауманской. Циркуль устал и хотел спать. Зая тоже хотела спать, но ей еще следовало накормить Семена, который сам вполне мог забыть поесть. Да и Циркуля тоже надо было накормить, потому что он хороший.

Ехать им оставалось минут семь. Трамвай тормозил и замирал на короткое время на остановках, водитель распахивал двери, но никто не входил и не выходил.

– А может, я больше вообще ничего не напишу? – вдруг испуганно спросил вернувшийся из своего космоса Семен.

– Что ты такое говоришь, – попыталась успокоить его Зая. – Ты с этим родился.

– Я с этим и умру, – пробурчал Великий, вызвав серьезнейшую озабоченность девушки. Она знала: больше всего на свете большой поэт боится потерять свой дар. Больше жизни.

Гораздо больше жизни.

Девушке уже пришлось однажды перевязывать правую кисть поэта, когда тот, в ярости от собственной бессловесности и бесчувственности, полоснул по запястью ножом. Было много крови, очень много, и еще больше страха. Семену-то плевать, он не боится ничего. А Зая, сердцем ощущая глубину своей ответственности, страшно опасалась таких перепадов в настроении мэтра. Особенно сейчас, когда он уже полторы недели ничего не писал. Тогда, с ножом и кровью, перерыв был меньше, всего неделя. И то, к каким последствиям это привело. Вернее, могло бы привести, если б не Зая и Циркуль.