От хороших жен не уходят - Рахманина Елена - Страница 1

– Валерия Викторовна, думаю, вы понимаете, что выхода у вас только два. Либо уволиться. – Сделав эффектную паузу, директор по науке разглядывал меня сквозь толстые очки, отлично зная, что в текущей ситуации я в лучшем случае могла рассчитывать на должность лаборанта в каком-нибудь богом забытом универе. – Либо ближайший год работать на голом окладе.

Покинула кабинет, ощущая пробирающую до костей дрожь. Меня аж потряхивало от гнева и растерянности, ведь даже в самом кошмарном сне я не могла вообразить, что годы учёбы и работы приведут меня к этой точке. Опустив почти на нижнюю ступень карьерной лестницы.

Стоило лишь представить, какое нищенское существование придётся влачить целый год, и меня охватила тоска уже иного рода. Зажмурилась от досады.

Не хотелось признаваться в этом даже себе, но импульсивные покупки – это единственный доступный мне способ снятия стресса. Должно быть, именно по этой причине счёт на моей кредитной карточке с оглушительной скоростью стремился к нулю. А иных поводов порадовать себя, помимо приобретения нового кардигана в сердечках или коротких юбок, на которые я подсела после измены мужа, у меня не имелось. Когда я прикладывала банковскую карту к терминалу, меня на мгновение охватывала эйфория, глушащая боль от предательства и разочарования.

Но теперь директор по науке лишил меня и этой отрады.

Хуже просто не придумаешь. Эти полгода паршивые ситуации преследовали меня с такой настойчивостью, что я невольно начала прислушиваться не к голосу разума, а к словам Маринки.

– Тебя точно сглазили, Лерчик, – твердила моя подруга ещё со студенческих времен, – ты меня, конечно, извини. Но не бывает так, чтобы плохо было одновременно по всем фронтам.

Она явно считала себя моим духовным гуру, пыталась затянуть меня в эзотерическую хрень, предлагая обратиться за помощью к одной из своих знакомых гадалок-хиромантов-астрологов. Потому что искренне верила, что если найти ошибку, которую я совершила в прошлой жизни, и исправить в этой, то всё само собой наладится.

А нагрешила я, похоже, знатно.

Ведомая этими дурными мыслями, я машинально приняла входящий от мамы, хотя прекрасно понимала: настроение будет испорчено окончательно и бесповоротно. Ответ ей – это почти акт суицида.

– От хороших жён не уходят, Лера, – раздался в трубке назидательный голос матери, вдалбливающий в мой мозг эти слова, пока я ступала по коридору, ища, в какой бы угол забиться.

Часы на телефоне показывали восемь вечера. Усталость и нервотрёпка накатывали и без новых претензий в мою сторону. Но безоговорочная убеждённость матери в собственных словах упала последней каплей в переполненный стакан моей выдержки.

В итоге нервная система отказывалась работать по наезженной колее. И я, которая всегда считала, что нельзя перед посторонними показывать слабости, начала ломаться. Кирпичик за кирпичиком падали мои защитные барьеры, грозя вот-вот превратиться в груду развалин. Оставалось рассчитывать только на вырытый перед оградой ров с акулами. И я очень надеялась, что никому не придёт в голову туда лезть. Потому что больше за себя не отвечала.

Слёзы скапливались где-то в районе грудной клетки. Словно капая пока внутри меня. Но с каждым словом мамы пузырь становился всё больше и тоньше. И грозил лопнуть в любую секунду.

– Значит, ты где-то недоглядела, недолюбила. Была недостаточно ласковой и нежной. Всё время же занята на своей работе. А мужчине уют нужен! Внимание, горячий ужин и чистый дом. Есть и моя вина в этом, конечно, не научила тебя, как стать хорошей хозяйкой. Ты же и в юности такой была. Приходила на всё готовенькое. Я ведь и отцу твоему первое, второе и компот. А ты с трудом за собой-то убиралась, разбрасывала вещи в комнате и не помогала мне по дому. Надо было быть с тобой построже …

Мама всё говорила и говорила. Из раза в раз одно и то же. На протяжении всего времени с того момента, как я выставила чемоданы мужа за порог.

– А Платоша ведь такой хороший у тебя, – уже не у меня! – заботливый. Всегда: моя Лерочка то, моя Лерочка это.

Маме было прекрасно известно, что я застала мужа со спущенными штанами, пока голова его помощницы качалась в такт влажным звукам, срывающимся с её губ. Одним словом, ситуация вовсе не казалась двусмысленной и точно не оставляла простора для фантазий. Поэтому, как бы мне ни хотелось обратного, но сил поверить в: «Это не то, что ты подумала, Лера! Я всё объясню!» – у меня не нашлось.

И где? Прямо на нашей работе! Как выяснилось практическим путём, его лаборант занималась вовсе не подготовкой аппаратуры для проведения испытаний. Впрочем, откуда мне знать, как эта девица и мой муж называют свои половые органы? В конце концов, похоже, он действительно был в боевой готовности.

Но Вере Васильевне все мои доводы казались недостаточно веским поводом, чтобы расставаться с таким мужчиной. «Можно и потерпеть. Думаешь, другим не изменяют? Не будь дурой, Лера. Кому ты нужна в тридцать два года? Всех хороших мужчин уже разобрали щенками», – в самый первый наш разговор заявила мама.

Думала, если убрать от уха трубку, то я перестану слышать новые нравоучения, но мама, будто отгадав мою затею, начала пилить меня громче.

Если бы мою веру в себя пошатнули только родительница и муж, я, возможно, смогла бы с этим смириться. Да, больно и унизительно. Но… Мои неудачи на личном фронте уродливым образом переплетались с провалами на работе. А это било по самооценке двойным ударом.

Вместо того чтобы меня поддержать, мама будто намеренно выбирала самые колючие, самые острые слова. Метая их мне в сердце, будто соревнуясь с Платоном, кто причинит мне больше боли. Она или её любимый зять.

Кстати, мне всегда казалось, что мама действительно проявляла к нему гораздо больше участия, чем ко мне. И даже материнскую любовь начала выказывать лишь после нашей свадьбы. Словно до него для неё я была неполноценной. Или недостаточно хорошей. Наличие же мужа у дочери подняло её собственные котировки в глазах родственников и подруг.

Впереди раздались голоса. Один из которых вызвал у меня острое удушье, и я совсем не удивилась бы, что всё это результат аллергии на одного конкретного индивида. Хорошо хоть не в виде отёка Квинке. Впрочем, ещё не вечер.

Нельзя, чтобы меня увидели в таком состоянии.

Тем более те мужчины, что шли навстречу.

Я замерла, ощущая, как жар поднимается к лицу. Эта часть здания была мне совсем не знакома. В конце концов, меня раньше не вызывали к директору, чтобы я успела ознакомиться с расположением кабинетов в этом крыле. Поэтому я принялась судорожно метаться, всерьёз раздумывая, не спрятаться ли мне за драценой.

Предательские слёзы уже застилали глаза, размазывая окружающий мир в сплошную кляксу. И я дёрнула первую попавшуюся ручку, нырнув, как оказалось, в уборную.

Выдохнула с облегчением. И проверив, что никого нет, заперлась в одной из кабинок, надеясь пережить собственную истерику в одиночестве. Не опозорившись перед коллегами.

Стоило любому из этих мужчин застать меня в подобном виде, насмешек и шуточек было бы не избежать до конца моего рабочего контракта. И тогда никакая броня безразличия, за которой я пряталась после публичного унижения, меня бы уже не спасла.

– Лера, я не понимаю, почему ты не отвечаешь? – истошно кричала в трубку мама. – Ты, как обычно, меня не слушаешь? А ведь именно поэтому Платоша…

Не выдержав, я сбросила звонок.

И тут же на телефоне появился новый абонент. Моя дорогая Маринка.

– Лерка, ты слышала? – начала она тараторить, когда я случайно сняла трубку, вместо того чтобы дать отбой. – Скоро состоится конференция в Питере. Несмотря ни на что, твоё участие никто не отменял, и ты должна показать: ситуация тебя не сломила. Не знаю как, но тебе нужно явиться в компании мужика. Ты же знаешь, твой козёл припрётся туда с этой девкой.