О Дивный Новый Мир (СИ) - Малки Иван - Страница 4

Я кивнул. Дальше понятно.

— Потом будешь на патруле. Если не сдохнешь — поговорим о месте в иерархии.

Слова были простыми. Но я уже чувствовал: в этом месте всё решается не словами.

Меня оставили в отгороженном секторе на нижнем ярусе базы. Здесь пахло металлом, гарью и дешёвой едой. На полу — ящики с хламом, полуразобранные механизмы, обрывки кабелей и всё, что не вызвало у верхних ценности, но всё ещё могло сгодиться.

— Добро пожаловать в кишки сорок первого, — буркнул один из подростков, ковыряясь в горке железа. Он был крупный, с квадратной челюстью и сетчатой повязкой на голове. — Я Нюх. И я тут решаю, кто копается в каком дерьме. А ты — новенький, значит, ковыряешься в самом дерьме.

— Отлично, — отозвался я. — Приятно видеть, что у дерьма есть системность.

Он прищурился.

— Умный, значит? Тут таких ломают быстрее остальных. Или ты хочешь, чтобы я объяснил, как тут всё устроено?

Он встал, подходя ближе. Давил ростом. Давил позой. Типичный подростковый вожак у своей кучки мусора. Я не ответил. Просто смотрел на него. Ни вызова, ни страха.

— Ты глухой? — рыкнул он, и толкнул меня плечом.

Тут я понял: он проверяет меня на глазах у других. И у него есть статус. Я — никто.

Если бы я был в своём старом теле, поступил бы иначе. Может, даже напрыгнул первым. Но в этом теле — пока что — у меня не было ни сил, ни поддержки. А вот ума — хватало.

Я сделал полшага в сторону, позволяя ему пройти мимо.

— Не глухой. Просто не собираюсь тратить нервы на чью-то дешевую драму.

Он замер. Кто-то хихикнул.

— Чё ты сказал? — процедил он, разворачиваясь.

— Сказал, что ты слишком предсказуем. Хочешь показать, кто тут главный? Не трать время — я уже понял. Всё, ты альфа в мусоре. Аплодирую.

Он шагнул ближе, но тут вмешался третий парень — сухой, жилистый, с руками по локоть в чёрной смазке. Он поднялся из-за стола, отложил отвёртку и лениво сказал:

— Нюх, отстань. Ты так всех новичков портишь, а потом удивляешься, что никто не хочет с тобой работать.

Нюх смерил его взглядом, потом фыркнул и отошёл, хлопнув по ближайшему ящику.

— Ладно. Пусть сам роется в проводах. Мне-то что.

— Спасибо, — тихо сказал я парню со смазкой, когда тот сел обратно.

— Не за что. Я просто устал от его позы. Он всё время играет в «большого начальника», пока не прилетает сверху.

— Ты как? — он посмотрел внимательнее. — Не дрожишь. Это уже плюс.

— Макс, — представился я, опускаясь рядом.

— Гвоздь, — кивнул он. — Не спрашивай почему.

— Окей. А что мы вообще делаем?

— Перебираем. Смотри: эти платы — в одну коробку. Медь — в другую. Всё, что с маркировкой класса А — отложи, это на обмен. И не ври, что не разбираешься. Мы тут все не разбирались, пока не начали.

Я взял первую вещь, что попалась под руку. Что-то вроде старого коммуникатора с трещиной на корпусе и знаком, похожим на логотип банка. Пока перебирал, чувствовал, как взгляд Гвоздя скользит по мне. Не с подозрением — скорее с интересом.

— Ты в правду был на двадцать третьем? Один?

Я кивнул, не отрываясь от корпуса.

— И вышел живым. Без метки. Без оружия. Без клана.

— Не спрашивай как, — добавил я, опережая вопрос.

Он усмехнулся.

— Да мне всё равно. Главное, что ты не ноешь. Тут таких ценят.

Я понял: это не просто разбор мусора. Это тест. Гвоздь — не командует, но его мнение важно. И я уже заработал его внимание.

Первый шаг есть. Осталось остаться на ногах.

Когда свет на платформе начал тускнеть, а прожекторы по периметру зажглись жёлтыми кольцами, напоминающими старые лампы накаливания, Гвоздь встал, вытер руки о тряпку и махнул мне:

— Всё, хватит. Ужин. Если повезёт — будет тёплым.

Я шел следом, ощущая усталость даже в тех мышцах, о которых не знал. Тело подростка не было слабым — оно было… недоразогнанным. Таким, что может, но не хочет. В нём жила нерешительность. Мне приходилось бороться с ней каждый раз, когда хотелось отложить что-то «на потом». Но я знал — «потом» в этом мире часто не наступает.

Мы пробирались мимо дежурных, пары девчонок, смеющихся над чем-то в терминале, мимо стены, на которой мелом кто-то вывел расписание смен, прикрепил карту сектора, рядом висела табличка:

НЕ СМОТРИ НА НЕБО.

НЕ СПУСКАЙСЯ ОДИН.

ЕСЛИ НАЧАЛ ПЛАКАТЬ — БЕГИ.

Я остановился.

— Это что, шутка? — спросил я, указывая на последнее.

Гвоздь даже не обернулся.

— Нет.

Кухня оказалась смесью склада, вентиляционного узла и гальюна. Тут стояли кастрюли, ковырялись в автомате два парня — один лысый, другой с белыми линзами в глазах. В углу — что-то вроде подогревающего чана, пахло специями и горелым пластиком.

— У нас сегодня «жёлтый ужин», — сказал Гвоздь.

— Это диагноз?

— Это соевый концентрат, жёлтый. Иногда с ароматизатором «птица». Иногда — без.

Очередь двигалась быстро. Никто не болтал. Брали миску, наливали, шли к настилам или ящикам — ели, как на ходу. Не потому, что торопились. Просто в этом мире не приучены задерживаться на чём-то, что может исчезнуть.

Я устроился рядом с Гвоздём и двумя незнакомыми парнями. Один был широкоплечий, с щетиной (странно видеть щетину у подростка), второй — худой, с кибер-заменой уха и двумя разными перчатками.

— Это Макс, — сказал Гвоздь. — Завтра идёт с вами.

— С нами? — озадаченно переспросил худой.

— Ты же сам просил кого-нибудь, кто умеет не болтать, — ответил он, не отрываясь от жевания.

Широкоплечий кивнул мне.

— Рысь, — сказал он. — А это Тон. Мы завтра патрулим от нулевой шахты до вентиляционного пояса. Грязно, но нормально.

— Что смотреть?

— Что бы не вылезло, — пожал плечами Тон. — Вентиляционные твари, сбившиеся дроны, возможно — сталкеры с других секторов. Если совсем повезёт — турист.

Я жевал медленно. Концентрат был безвкусным. Даже не отвратительным — просто ничто.

— А зачем патруль вообще? У вас же камеры, датчики, всё это?

— Всё это — старьё, — ответил Рысь. — Камеры часто врут. Некоторые вообще рисуют «спокойную картинку» даже когда идёт бой. А если в систему попал взрослый, то её часто просто… отключает. Писк мешает. Иммунитет у электроники хуже, чем у нас.

Тишина.

— Писк? — решил я уточнить вслух.

Гвоздь посмотрел на меня.

— Слышал же. Характерный, как будто у тебя в голове микрофон фонит. Если сильный — взрослый рядом. Если еле слышный — ты просто под ним этажом. Или над. Он может не видеть тебя, но ты всегда слышишь его.

— И что… он делает?

— Ничего. Просто идёт. Говорит сам с собой. Или стоит. Или плачет. Или смеётся. Иногда — просто смотрит в стену.

— Звучит безобидно.

— Пока тебя не заметит.

Я почувствовал, как кожа на затылке стягивается. Слова были сухими, как пыль в вентиляции, но в них было что-то застывшее, непроговорённое.

— А что значит «если начал плакать — беги»?

Тон сжал губы, Рысь отвёл глаза. Ответил Гвоздь, глядя прямо в меня.

— Иногда взрослые не просто рядом. Иногда они в тебе. Как будто… заражают. Ты не слышишь писка. А потом — хоп, и ты уже не ты. Сначала просто хочется лечь. Потом — хочется плакать. И если ты начал — назад дороги нет.

Мы молчали. Даже концентрат в миске остыл.

Потом Рысь хмыкнул и резко сменил тему:

— Завтра бери что-нибудь тяжёлое. Лучше трубу или лом. Огнестрел тебе не дадут. На первое — только ближка. Если будет по тебе — бей по ногам. Никто не ждёт, что ты победишь. Просто не мешай другим выжить.

— Как воодушевляюще, — сказал я, отодвигая миску.

Гвоздь кивнул, будто это был единственно возможный ответ.

Я поднял взгляд на мигающую лампу под потолком, где от перегрузки сыпались искры, и впервые почувствовал, как всё это становится… реальным. Грязь под ногтями. Гул периметра. Писк, которого ещё нет, но который ты ждёшь. Люди, которые вроде бы дети — но выживают лучше взрослых.