Начало траектории (СИ) - "Mike" - Страница 34

Родителям стало намного легче принять решение о будущем отъезде детей на обучение в Европу. Они видели: всё, что делает дядя Витя (а на самом деле — Август), — продуманно и от чистого сердца. Это была не только вера, но уже и опыт. Дядя Витя смотрел на происходящее с лёгкой улыбкой: его племянник выстраивал не просто бизнес — он создавал сообщество, крепкое, как семья.

Но Август уже думал о сентябре. О будущем. О шагах, которые станут фундаментом для всей империи. Он внимательно следил за тревожными сигналами, поступающими с глобальных рынков. Но в отличие от других, он знал точно, что именно произойдёт. 11 сентября станет точкой бифуркации для мировой экономики. Он помнил, как рынки отреагируют, какие секторы обвалятся, а какие — покажут неожиданную устойчивость. И он собирался использовать эти знания до последнего цента.

Он начал активную консолидацию активов. Через Fortinbras Global Strategies он перевёл ликвидные средства в страховые компании, логистику, телекоммуникации и крупные оборонные подрядчики. Он постепенно сбрасывал активы в уязвимых отраслях — туристической, авиационной, гостиничной. В своей структуре он создал закрытую группу аналитиков, которым поручил подготовить серию отчётов о «гипотетическом сценарии глобального теракта» с соответствующими рекомендациями. Все названия и ссылки были завуалированы, а смысл вложен между строк.

Для Клуба он лично составил инвестиционный протокол под условным названием «Каскад-21». Формально это был документ с прогнозами по макрорискам и стресс-сценариями. Фактически — точная инструкция, как заработать сотни процентов прибыли на событиях, которые ещё не произошли.

Он не мог прямо сказать: «Готовьтесь к атаке в Нью-Йорке». Но мог намекнуть, переложить акценты, подтолкнуть решения. И всё, что он делал — он делал для одного: чтобы в момент, когда весь мир задохнётся от шока, он и его структура уже действовали.

Он понимал: сентябрь — это война. Но в этой войне у него были разведданные. И он готовился к ней не с испугом, а с абсолютной холодной решимостью.

Харьков, август 2001 года. День возвращения выдался по-летнему тёплым, но не душным — словно город ждал их обратно и хотел обнять мягко, без лишних слов. Утренний самолёт из Антальи встал на полосу, и когда он стал подниматься в воздух в лицах читалось то, что словами не передать — отдых прошёл не просто хорошо. Он изменил их.

Август смотрел в иллюминатор, как уменьшается море, как облака превращаются в дымку, и мысленно возвращался к прошедшим дням. Он позволил себе не просто передышку — он дал себе право почувствовать лёгкость. Вспоминались белые простыни в номере, солёный запах воздуха, хохот детей у бассейна. Ему было хорошо рядом с ними — не как лидеру или архитектору системы, а как другу. Просто Августом. И всё же, каждую ночь он снова становился тем, кто строит будущее.

Для Андрея, Вики и Лёши это был первый опыт настоящего отдыха за границей. Не просто поездка — откровение. Они впервые увидели отель, где мягкие полотенца складывают в лебедей, где еда всегда тёплая и улыбаются даже официанты. Они плавали в бассейне, ели мороженое по три раза в день и не чувствовали, что должны что-то доказывать. Их родители — тоже менялись на глазах. Улыбки становились искреннее, движения — свободнее. Ужинали вместе, обсуждали, кто сколько раз обгорел, смотрели вместе фильмы. И всё это — благодаря одному человеку, которого они теперь называли не просто другом. Они видели в Августе того, кто знает путь.

Август тоже действительно отдыхал — по-настоящему, впервые за долгое время. Он плавал в море, сидел с ребятами у бассейна, ел вместе со всеми мороженое и смеялся. Но вечерами, когда все расходились по номерам или шли на дискотеку, он говорил, что идёт в кино или на позднюю прогулку, а сам направлялся в бизнес-зону отеля. Там, за стеклянными перегородками, под ровный свет настольной лампы, он просматривал отчёты, связывался с аналитиками, переписывался с Клемансом и Таллером, настраивал каналы связи и проверял протоколы по будущим сделкам. Он не уставал — наоборот, чувствовал, как напряжение спадает. Эти часы одиночества среди шёпота кондиционеров стали его медитацией. Он знал, что нельзя ничего упустить, но впервые за долгое время действовал без внутреннего крика.

Родители Андрея, Вики и Лёши не знали, кто на самом деле стоит за всей поездкой. Они были уверены: это всё организовал дядя Витя, а Август просто помогает — талантливый племянник, умный мальчик, не больше. И именно так всё и должно было быть. Он не хотел, чтобы его видели слишком взрослым. Он хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности. И он это им дал.

Поздним вечером, когда дети уже спали, родители Андрея, Вики и Лёши сидели на террасе, попивая кофе. Разговор плавно перешёл на Августа.

— Вы замечали, как он разговаривает с персоналом? — первым сказал отец Андрея. — Сегодня он буквально за минуту уладил путаницу с трансфером, ещё и на английском. Спокойно, уверенно… Как взрослый.

— А как он рассказывал про современные технологии в логистике? — подключился отец Лёши. — Я сам половину терминов не знал. Он объясняет — просто, по делу. Будто не двенадцатилетний, а уже с двумя дипломами.

— И держится он как-то… по-другому, — задумчиво произнесла мама Вики. — Вежливый, сдержанный, но когда говорит — слушаешь. Будто человек, у которого за плечами не годы школы, а десятки переговоров.

Они переглянулись. Никто не произнёс этого вслух, но в каждом теплилась мысль: пусть бы наши дети подольше были рядом с ним. Пусть учатся. Пусть впитывают. В нём есть что-то… очень правильное.

Он был магнитом — не к деньгам или славе, а к людям. И смысл этот чувствовали даже те, кто не знал всей правды.

Дети сдружились. Родители — тоже. Ужинали за одним столом, обменивались историями. Жены открылись друг другу, мужчины сблизились, делясь страхами, мечтами, воспоминаниями. Даже родители Августа начали воспринимать Витю не как «брата мужа», а как надёжного и доброго друга. Он, в свою очередь, будто расправил плечи.

Дядя Витя, впервые в жизни, почувствовал, что он — не просто связующий. Он — важный человек. Он улыбался чаще, говорил твёрже, двигался увереннее. На последнем ужине в Турции Август, улыбнувшись, поднял бокал:

— За тебя, дядя Витя. Без тебя — ничего бы не было. И мы это помним.

И он замер, глядя на Августа, не веря, что слова были сказаны всерьёз. Но когда поднялись остальные — один за другим, без промедлений — он понял. Он действительно стал кем-то большим и важным. Не просто лицо бизнеса и прикрытие Августа, а полноценный член семьи и важный винтик в планах Августа.

Возвращение в Харьков не стало падением из рая. Наоборот — теперь всё вокруг казалось понятным, управляемым, почти родным. Харьков встретил их мягкой золотистой пылью на улицах, запахом хлеба и мёда с рынка, вечерними электричками и длинными тенями от акаций. Они возвращались не просто отдохнувшими. Они возвращались другими.

А сам Август, несмотря на спокойствие, был собран. Улыбался, говорил с каждым, слушал и запоминал. Но внутри он знал — это была передышка. Последняя. Впереди было нечто, что навсегда изменит рынок, страны и людей. Он чувствовал, как мир будто затаился в ожидании удара — и только он один знал, куда и когда он придётся. Он знал, что идёт катастрофа. Огромная. Внезапная. Всепоглощающая. И он ничего не мог с этим поделать. Или мог — но не хотел. Он не знал, что страшнее: быть бессильным… или быть способным, но выбрать бездействие ради стратегии. Эта мысль жгла его. Но она лишь напоминала: он — не ребёнок. Он — точка решения.

И именно потому он позволил себе это лето. Он дал ядру вкус настоящей жизни. Потому что только тот, кто знает, как страшно может быть завтра — может по-настоящему захотеть, чтобы сегодня было светлым. А ещё — потому что теперь они знали: всё, что делает Август — имеет смысл. И они были с ним. Без условий.