Герцогиня в изгнании (СИ) - Дурман Диана - Страница 44

К концу фразы Вилейт стал каким-то слишком серьезным. Мне захотелось отстраниться, но вдруг до меня дошло: муж так и не отпустил мою руку после приветствия и теперь мягко тянул её на себя.

Возмущение застряло в горле, едва я услышала:

— Ты ведь… не Этерия, — прозвучали слова как гром среди ясного неба, и мне показалось, что ноги приросли к месту, а кожа начала плавиться под слишком уверенным взглядом.

Он… знает…

Балуз* — Невероятно сильные, выносливые и чудовищно огромные демоны. Их рост иногда достигает 20 метров, а вес колеблется от 40 до 50 тонн. Зачастую передвигаются на четырех лапах, но могут спокойно ходить и на двух. Высота такого балуза, вставшего в полный рост: 50 — 70 метров.

Первой реакцией было… соврать. Ведь я не могла как-то выдать себя за последние недели: моё поведение старательно подгонялось под повадки Этерии (мне даже удавалось так же раздражённо фыркать и закатывать глаза!), моя магия была настолько тщательно скрыта, что её мог распознать только специальный артефакт, а обитатели моего дома вели себя как настоящие люди. Ну, нигде не могла я проколоться!

Пока подбирала слова, вдруг вспомнила один момент, когда точно был шанс выдать себя с головой. Демоново очищение. Только в тот день Вилейт мог распознать во мне самозванку, но если всё так, тогда напрашивались другие вопросы. Зачем он тянул с разоблачением? Чего ждал?

Глядя в глаза мужа, безмолвно ожидающего моей реакции и всё ещё сжимающего моё ладонь, будто боясь, что я вырвусь и убегу, я прочла в небесной радужке, что предположение верно. Именно в день моего обморока Вилейт заметил что-то неладное, а после навещал меня, чтобы убедиться в своих догадках. Проклятье! Слишком поздно я об этом догадалась. И очень невовремя.

Отпираться было бессмысленно и потому дальше произошло очевидное…

Схватив мужа крепче за руку, краем глаза заметила, как подозрительно засияла его вторая ладонь — Вилейт явно не знал чего от меня ожидать, но даже так его опыт подсказывал, что следует держать заклинание наготове. Вот только это было бесполезно. Роковое прикосновение уже совершено, оставалось дело за малым, но со мной начало твориться что-то неладное.

Губы неожиданно пересохли, сердце бешено забилось, отдавая в ушах барабанной дробью, а по телу пробежала неприятная дрожь. Осознание, что я могу забрать эту жизнь так просто, окатило меня ледяным страхом, который осел на языке горечью. И самое ужасное — на меня будто разом накатили все чувства, что я подавляла в себе в силу своей сущности.

Сомнения и жалость просто разрывали меня на части. Разве можно вот так просто отнимать жизнь? Тем более того, кто пусть не свет воплоти, но и не так уж плох, чтобы лишиться шанса на перерождение. Смею ли я вот так просто уничтожать чужой труд: матери, которая выносила эту жизнь, а затем в муках привела ребёнка в этот мир, отца, который заботился о сыне, пока тот не научился крепко стоять на ногах и всех тех, кто связан судьбой с этим человеком? Сколько бы я не копалась в памяти Этерии, я не могла найти даже самого захудалого повода, чтобы просто взять и убить Вилейта. И он будто специально не нападал на меня первой, чтобы я не смогла списать всё на самооборону.

«Ну же, Медея!» — убеждала я себя, с нарастающим ужасом глядя в слишком спокойное лицо. — «Всего лишь слово и его душа, покинув тело, окажется в твоём браслете. Ты же этого хотела, так к чему сомнения?! Он ведь так похож на твоего врага, он с ним даже одной крови! Всего слово и вместе со свободой ты получишь возможность хоть ненадолго утолить жажду мести. Некромантам должна быть чужда жалость, иначе не ровен час оказаться на костре, куда тебя затащит как раз тот, кого ты пожалела!»

Утопая в сомнениях, оглушенная от грохота мыслей я всё же смогла достаточно успокоиться, чтобы выудить здравую мысль. И в этом, смешно сказать, мне помогло ровное тепло, исходящее от ладони Вилейта.

Всё верно, я хочу свободы, хочу наказать тех, кого трудно назвать людьми, и совсем недавно я была уверена, что мой муж как раз из таких. Но тогда почему? Почему всего одно слово застряло в горле и не желает послужить на благо моей справедливости? Почему глядя в эти голубые глаза, где нет теней от загубленных судеб, не выходит с лёгкостью отнять жизнь? С теми же наёмниками я без труда разбиралась, отгораживаясь от всех чувств своей тёмной натурой. Но сейчас…

— Не могу, — пробормотала вслух, прикрывая глаза. — Ты не заслуживаешь такой смерти.

Я чувствовала себя разбитой. Будто только что прошла самое тяжёлое испытание в своей жизни и оно меня не пощадило, перемалывая всё, во что я верила. Теперь меня точно настигнет расплата — я много раз убеждалась, что за слабостью, которую люди зовут добротой, всегда следовал увесистый камень, а также факелы для погребального костра. Ну и пусть. Часы всё равно уже тикают.

Если Вилейт без боя покинет особняк, я просто уничтожу портальную арку, тем самым лишив его возможности вернуться сюда с подмогой. Благодаря такому решению мне не придётся пока чувствовать себя чудовищем. Им я планирую стать чуть позже.

Приняв решение, я попыталась отступить, разрывая наше с Вилейтом прикосновение, но он меня остановил — муж переплёл наши пальцы, чем заставил резануть его злым взглядом. У меня тут борьба с собой в самом разгаре, а этот идиот нарочно искушает передумать!

— Не веришь, что только что избежал смерти? — прошипела я, упираясь в пол ногами, чтобы было удобнее вырываться.

— Нет, верю, — спокойно признался муж, а затем с едва заметной улыбкой добавил: — Твои глаза мне об этом сказали.

Проклятье! Они сейчас наверняка зеленее молодой травы! Теперь точно врать бесполезно.

Неосознанно отвожу взгляд, почти отворачиваюсь, но муж вдруг мягко просит:

— Не прячься. Я хочу увидеть настоящую тебя, а ещё…, — Вилейт замолчал, давая мне время снова посмотреть на него, и лишь после этого твёрдо сказал, — я хочу знать правду. Какой бы она ни была.

Не знаю, что меня поразило больше: спокойствие человека, узнавшего о фактически подмене жены или решительность, с которой он ожидал моего признания. Честно говоря, я не ожидала такой вменяемой реакции. Не раз и не два в своих фантазиях я воспроизводила своё разоблачение, и где-то Вилейт проявлял жестокость, едва ли не превращаясь в своего венценосного кузена, где-то с холодной яростью разоблачал меня и отдавал на растерзание шавкам Альберта, а в иных предположениях просто сам испепелял меня своей магией. И ни разу мне не приходило в голову, что муж может вот так просто ждать моего откровения.

Чувствуя под подушечками пальцев нервный пульс Вилейта, я едко спросила:

— Уверен, что готов к правде? Она точно тебя не пощадит. — Заметив толику сомнений в муже, решила чуть мягче предложить иной вариант. — Мой тебе совет: забудь обо всём, вернись к своей любовнице и… в ближайшие полгода покинь империю.

— Этот вариант не для меня, — почти не раздумывая над ответом, произносит муж. — Правду, моя невозможная жена, я выбираю правду.

Я пыталась его отговорить? Пыталась. Я дала ему шанс сохранить жизнь? Дала, и не один раз. Что ж, теперь будь, что будет. Если Вилейт в курсе поганой натуры своего брата и просто пожмёт плечами на мою историю, то сомневаться уже не придётся — всего слово и одной пешкой Альберта станет меньше. Но вот если муж отреагирует правильно, тогда я рискну и поведаю о своей силе и своём поместье. Правда тут реакция точно будет очень бурной. Всё же не каждый день объявляется некромант.

Разговор предстоял долгий, и потому я провела Вилейта, упорно не желавшего отпускать мою руку, к дивану, где мы могли поговорить. Точнее где я могла выговориться.

Свой рассказ я начала со свадьбы, о том, как не могла вспомнить, где я, кто я и совершенно не понимала, что происходит. Потом поведала о том, как начали приходить воспоминания, как часто в них появлялся Альберт и о том, что Этерия призвала мою душу ради собственной выгоды. Пришлось избегать упоминаний о том, что я некромант, ограничившись признанием к причастности к тёмному сестринству, потому что для начала стоило уделить внимание именно молодому императору Валлиса.