Оракул с Уолл-стрит 2 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 27

Глаза Хэллоуэя загорелись.

— Клянусь богом, именно то, что я говорю своим геологам! — Он похлопал меня по плечу с неожиданной фамильярностью. — Вы должны будете выпить со мной виски после ланча и рассказать подробнее о своих теориях.

Гонг известил о начале трапезы, и общество организованно двинулось к длинному столу, расставленному в тени огромных зонтов.

Место каждого гостя было определено маленькими карточками, и я с некоторым удивлением обнаружил, что сижу между Констанс Хэллоуэй и элегантной дамой средних лет, которая, как выяснилось из представления, была Элеанор Вандербильт, хозяйкой дома.

Прескотт, сидевший напротив, бросил на меня предупреждающий взгляд, но я лишь едва заметно улыбнулся в ответ. Кто бы ни составлял рассадку, он явно предоставил мне исключительную возможность для полезных знакомств.

Слуги начали подавать первую перемену блюд. Изысканный холодный суп из авокадо с крабовым мясом, гарнированный икрой белуги. Серебряные приборы сверкали в солнечном свете, а хрусталь создавал радужные отблески на скатерти из ирландского льна.

— Итак, мистер Стерлинг, — мелодичным голосом обратилась ко мне Элеанор Вандербильт. — Мой муж говорит, что вы видите в экономике то, что недоступно большинству аналитиков. Это природный дар или результат обучения?

Я почувствовал, как Констанс, сидящая справа от меня, слегка подавила смешок. Очевидно, традиционное светское начало беседы казалось ей скучным.

— Думаю, это комбинация факторов, миссис Вандербильт, — ответил я. — Мой отец научил меня искать закономерности в, казалось бы, хаотичных данных. Но есть определенное чутье, которое сложно объяснить рационально.

— Интуиция является неотъемлемой частью любого искусства, — задумчиво произнесла Элеанор. — А финансы, несомненно, искусство, а не только наука. Вы интересуетесь другими искусствами, мистер Стерлинг? Музыкой, живописью?

— Боюсь, в этих областях я лишь скромный ценитель, — признался я. — Но должен сказать, ваша коллекция импрессионистов произвела на меня глубокое впечатление.

— О, вы заметили? — В ее глазах появился живой интерес. — Большинство гостей проходят мимо, даже не взглянув. У вас есть любимые художники этого направления?

Пока я поддерживал беседу об искусстве с Элеанор, я ощущал, как Констанс постепенно теряет терпение. Наконец, воспользовавшись паузой, она бесцеремонно вклинилась в разговор:

— Тетя Элли, не могли бы вы поделиться мистером Стерлингом хотя бы на пять минут? Мне отчаянно нужно узнать его мнение об акциях авиационных компаний.

Элеанор Вандербильт улыбнулась с легким оттенком снисходительности:

— Конечно, дорогая. Всегда приятно видеть, что молодые люди интересуются финансами, а не только танцами и скачками.

— О, я интересуюсь и тем, и другим, — с невинным видом ответила Констанс, поворачиваясь ко мне. — Итак, мистер Стерлинг, скажите честно: Curtiss-Wright или Boeing? В какую компанию вы бы вложили деньги прямо сейчас?

Я оценил ее прямолинейность. На самом деле, в долгосрочной перспективе Boeing окажется гораздо более успешной компанией, хотя в ближайшие годы обе переживут тяжелые времена из-за Депрессии.

— Если бы мне пришлось выбирать, я бы предпочел Boeing, — ответил я. — У них более прочная финансовая база и бизнес-модель, менее зависимая от военных заказов.

— Я так и знала! — торжествующе воскликнула Констанс. — Говорила отцу, что Curtiss слишком полагается на почтовые контракты. Это модель прошлого, не будущего.

Глаза сверкали энтузиазмом, делая ее еще привлекательнее.

— Вы действительно разбираетесь в авиации или просто интересуетесь акциями? — спросил я.

— Я пилотирую Curtiss Jenny последние три года. Налетала более двухсот часов. — В ее голосе звучала гордость. — И читаю все технические журналы, какие могу найти. Большинство мужчин умирают от шока, когда я начинаю обсуждать различия между радиальными и рядными двигателями.

— Впечатляюще, — искренне признал я.

— Не поощряйте ее, мистер Стерлинг, — недовольно прокомментировал молодой человек, сидевший напротив. Я узнал в нем Гордона Фишера, наследника промышленной империи и, по словам Прескотта, одного из претендентов на руку Констанс. — В следующий раз она захочет пилотировать трансатлантический рейс или участвовать в воздушной гонке.

— А что в этом плохого? — парировала Констанс. — Амелии Эрхарт это не помешало стать знаменитой.

— Амелия Эрхарт не унаследует нефтяную империю, — холодно ответил Фишер.

Я почувствовал нарастающее напряжение между ними и решил сменить тему:

— Констанс упоминала, что завтра, возможно, будет летать. Поместье располагает собственным аэродромом?

— Небольшая взлетная полоса за северными садами, — ответил сидевший неподалеку Вандербильт. — Я построил ее в 1924 году. Считаю, что частные аэродромы скоро станут такой же необходимостью для загородных резиденций, как теннисные корты и причалы для яхт.

— Дядя Уильям всегда смотрит в будущее, — с искренним уважением заметила Констанс. — В отличие от некоторых, кто боится любых изменений.

Последняя фраза явно предназначалась Фишеру, который поджал губы, но промолчал.

Обед продолжался с подачей новых блюд: филе камбалы под соусом из шампанского, жареный фазан с трюфельным пюре, салат из спаржи и артишоков. Все это сопровождалось тщательно подобранными винами из личного погреба Вандербильта.

За столом обсуждались последние светские новости, предстоящие скачки в Саратоге, политические перспективы Гувера на предстоящих выборах. Я внимательно слушал, изредка вставляя комментарии, но больше наблюдал за динамикой отношений в этом кругу.

К моменту подачи десерта, изысканного парфе из персиков с шампанским, я уже сформировал четкое представление о социальной иерархии собравшегося общества.

Вандербильты, несомненно, занимали верхнюю ступень, за ними следовали представители других старых династий. Хэллоуэй и подобные ему «новые деньги» образовывали следующий слой, принятый, но все еще не полностью интегрированный. Профессионалы вроде Колдуэлла и Прескотта занимали важное, но четко очерченное место экспертов.

Особенно интересно было наблюдать за Констанс. Несмотря на ее бунтарство, она прекрасно ориентировалась в неписаных правилах этого общества, зная, где можно нарушать конвенции, а где нужно соблюдать традиции.

После обеда мужчины и женщины разделились, как того требовал этикет. Дамы удалились на восточную террасу для чая, а джентльмены были приглашены Вандербильтом в бильярдную для сигар и бренди.

Когда я поднимался по лестнице вслед за остальными мужчинами, Констанс скользнула рядом и шепнула:

— Сбегите оттуда при первой возможности. Через час, у фонтана Нептуна. Покажу вам кое-что действительно интересное.

Она исчезла прежде, чем я успел ответить, оставив меня с предвкушением новой авантюры и смутным беспокойством о реакции Прескотта, если он узнает.

Я вошел в бильярдную, просторный зал с двумя столами из красного дерева, панелями из орехового дерева и витражными окнами, смягчающими дневной свет. Потолочные вентиляторы лениво вращались, рассеивая дым дорогих сигар.

Перед предстоящей встречей с Констанс мне предстояло завоевать доверие этого мужского сообщества, жизненно важный шаг в моей стратегии проникновения в высшие финансовые круги.

После двух часов, проведенных в бильярдной среди сигарного дыма и деловых разговоров, я ускользнул, как только представилась возможность. Честно говоря, мне слегка наскучило болтать о деньгах с важным видом.

Фонтан Нептуна располагался в западной части сада, в центре небольшого мраморного лабиринта. Когда я добрался туда, Констанс уже ждала, сидя на бортике фонтана и беззаботно болтая ногами в воде.

Увидев меня, она просияла:

— Вы сбежали! Почти не верила, что вам это удастся.

— У меня создалось впечатление, что отказался было бы невежливо, — ответил я с улыбкой, подходя ближе.