Император Пограничья 3 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 3

— Что делает это место таким опасным? — спросил я.

— Сам лес — сплошное болото, — пояснил Борис. — Тропы узкие, почва зыбкая. Шаг в сторону — и засосёт по шею. В таких условиях преимущество огнестрельного оружия в мобильности теряется. Плюс деревья густые — дальше десяти шагов ничего не видно. А самое страшное — подземелья. Мещёры вырыли целый лабиринт под своим капищем. Могильники с кучей тупиков и отнорков. Там бойцы вынуждены разделяться, и Бездушные берут их поодиночке.

— Идеальные условия для засад, — задумчиво произнёс я.

В голове начали складываться тактические схемы — узкие тропы между топями, где придётся выстроиться в колонну по одному, делая отряд уязвимым с флангов. Я представил кривые, узловатые деревья, смыкающие ветви над головой, создающие вечный полумрак. И узкие каменные проходы под землёй, что вытянулись в моём воображении, превращаясь в ряды каменных колонн с высеченными на них рунами, тускло светящимися в темноте…

Внезапно пелена застелила мои глаза. Запахи еды и вина исчезли, сменившись затхлостью подземелья и металлическим привкусом крови. Я уже не сидел за столом — я снова оказался там, в тесных тоннелях, прорубаясь сквозь фанатиков, добровольно принявших смерть лишь затем, чтобы восстать снова.

…Мои руки пылают внутренним огнём — серебристое сияние пробивается сквозь кожу на запястьях, прослеживая узор вен. Силуэты врагов расплываются, словно тени в дрожащем пламени. Их лица — не лица, а восковые маски с провалами вместо глаз…

…Топор в моей руке поёт, когда я взмахиваю им, разряжая накопленную ярость. Я активирую древнее заклинание, и лезвие вспыхивает рунами проклятия. Чья-то голова отделяется от тела, но продолжает шевелить губами: «Возродимся в вечности»…

…Кровь стекает по стенам вверх, вопреки всем законам природы. Шёпот множества голосов сливается в единый гул, пульсирующий в унисон с моим сердцем. «Хродрик…» — зовут они, но я уже не Хродрик, я — воплощение гнева, я — карающий меч своей империи…

…Жрец с лицом, разделённым надвое: одна половина — живая, другая — гниющая плоть с тёмными кратерами глаз. Он улыбается мне, называя по имени, словно старого знакомого. Его посох — изогнутая кость с навершием из живого, моргающего глаза…

…Я чувствую, как магия течёт сквозь меня, словно река по руслу. Мои пальцы наполняются силой, кристаллизуясь в жёсткие когти из сверкающего металла. Один взмах — и каменная колонна рассыпается, погребая под обломками трёх культистов. Они смеются даже под глыбами камня…

…Бездушные скользят по потолку, их конечности ломаются и восстанавливаются, принимая невозможные формы. Один прыгает на меня — я выставляю ладонь, и существо застывает в воздухе, пойманное в невидимый силок моей магии. Я сжимаю кулак, и тварь взрывается изнутри, разбрызгивая чёрную жижу…

…Моя королевская гвардия — полсотни элитных воинов — теперь лишь безликие силуэты со светящимися глазами. Они сражаются как одержимые, но один за другим падают, пронзённые копьями из тьмы, материализующимися прямо из воздуха. Их кровь превращается в змей, уползающих в трещины пола…

…Я кричу слова Королевского Проклятия, древнейшего заклинания моего рода. Моя кожа трескается, выпуская наружу слепящий свет. Жрец воет, его тело скручивается узлом, но он продолжает улыбаться. «Ты один из нас,» — хрипит он, — «ты просто ещё не знаешь…»

…Коридоры меняют форму, стены дышат, пол превращается в жидкость. Я больше не понимаю, где верх, где низ. Культисты бросаются на мои клинки с исступлёнными улыбками, в их глазах — не страх, а жажда смерти. «Возродимся в вечности!» — кричат они…

…Я стою один среди груды тел. Но тела шевелятся, ползут друг к другу, срастаются в единую массу плоти. Жрец хохочет, его смех доносится отовсюду и ниоткуда. «Королю нужен достойный генерал,» — эхом накрывает зал, — «и он выбрал тебя…»

…В отражении на поверхности лужи крови я вижу своё лицо, но оно уже не моё — половина покрыта чёрными венами, глаз наливается тьмой. Я заношу топор над своим образом…

— Прохор? — голос отца вернул меня в реальность.

Я моргнул, стряхивая наваждение. Мир вокруг на секунду расплылся — лица сидящих за столом людей показались мне восковыми масками, но видение рассеялось почти мгновенно. На языке остался привкус металла, а ладони горели, словно я только что сжимал раскалённый металл.

— С тобой всё в порядке? — тихо спросила Василиса, заметив, что мой взгляд на мгновение стал отсутствующим.

— Да, — солгал я, сжимая и разжимая кулаки под столом. — Просто… задумался.

Никто, казалось, не заметил моего краткого путешествия в прошлое — или вежливо делал вид. Только Скальд, сидевший на спинке соседнего стула, пристально смотрел на меня своими бусинками-глазами, словно видел каждый кадр моего видения.

— А почему после этого князь не направил туда ещё отряд? — спросил я, возвращаясь к прерванному разговору. — Обычно неудача только злит правителя.

Борис покачал головой.

— Не в курсе. Знаю лишь, что погиб наследник князя, возглавлявший отряд. Хотел почёта и славы. — пожал плечами Борис. — Вот и получил, вечный почёт и вечную славу…

— Я помню эту историю, — внезапно включился в разговор Игнатий. — Тогда сложилось несколько факторов. Смерть сына сильно ударила по психике Веретинского. В тот момент казалось, что он лишь не в себе и оправится, но увы… Ситуация в итоге усугубилась. Так или иначе, в смерти такого количества Стрельцов и своего наследника он увидел происки врагов, саботаж, коррупцию и заговоры. Начал выжигать калёным железом врагов, что мерещились ему везде. Это вызвало скандал при дворе, началась грызня между советниками. Ну а вскоре разразилась война с Посадским княжеством, и все силы отправились туда. Пока подписали мирный договор, пока восстановили силы… Князь окончательно утратил себя.

— Есть ещё кое-что странное, — протянул Борис.

— Странное? — дрожащим голосом переспросила Полина, поёжившись.

— Видите ли, оттуда почти не выходят Бездушные, — командир дружины понизил голос. — Каждая тварь в лесу стремится к людским поселениям, но те, что в Мещёрском капище, остаются там. Раз в несколько лет выходит одна-две особо сильных твари или небольшие группы, но массовых нашествий нет. И знатоки говорят, что нет признаков Гона. Князья решили, что лучше не тревожить осиное гнездо, раз оно относительно безопасно.

— Но сейчас что-то изменилось? — я сразу уловил недосказанность.

— Да, воевода, — кивнул Борис. — Последние полгода оттуда стали выходить больше тварей, чем обычно. Не толпами, но регулярно. В основном Трухляки и даже пара Стриг, но что сидит под землёй?.. Хорошо хоть, что не всё на север бредёт. Иначе бы мы давно пропали…

— А Стрельцы? — спросил я. — Они ведь должны отслеживать такие изменения.

— Ходили слухи, что этой весной будут собирать новый отряд, — сказал Борис, — но я бы на них не надеялся. Такое часто болтают. Теперь капище считается проклятым местом, мало кто добровольно сунется туда, даже за двойную плату. Тем более, что это гнездо лежит на угодьях князя Веретинского, а его, как верно сказал ваш батюшка, — кивок в мою сторону, — больше беспокоят враги внутренние, чем внешние.

— Какой ужас! — всплеснула руками Белозёрова.

— Ты же не думаешь?.. — умоляюще посмотрела на меня Ольховская.

— Сын, это может быть крайне опасно, — оттянул ворот рубахи Игнатий.

— Это пекло, — пробормотал Борис. — Самая настоящая преисподняя.

Я же почувствовал, как на моём лице появляется оскал. Не улыбка — именно хищный оскал воина, предвкушающего достойную битву.

— Тем больше причин его зачистить, — произнёс я, ощущая, как внутри поднимается боевой азарт. — И выжечь к чертям собачьим.

Игнатий пристально вглядывался в моё лицо, словно видя за ним кого-то другого.

— Cazzo! Но ведь это самоубийство! — воскликнул Джованни. — Если тридцать Стрельцов не справились⁈