Лимеренция (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 24

Я выдерживаю его взгляд.

Ты хотел унизить меня, я хочу сказать. Ты думал, я не попытаюсь утащить тебя за собой?

Наш момент прерывает свисток, тренеры с обеих сторон спорят со своими пловцами и разнимают их. Горстка пловцов выстраивается в очередь у своих блоков для прыжков в воду, и большинство из них выглядят как первокурсники.

Адриана среди них нет.

Заплыв начинается со звона колокольчика, и пловцы ныряют в воду. К концу первого круга я теряю интерес, и, похоже, не я одна.

Студенты Лайонсвуда с удовольствием общаются между собой или остаются прикованными к своим телефонам, не обращая внимания на саму гонку.

Очевидно, что зеленовато выглядящие первокурсники — это не те, на кого они пришли посмотреть.

Мой взгляд устремляется в другую сторону.

Дети из Сидарсвилля выглядят не намного более заинтересованными, чем мы. По кругу передается несколько подозрительных бутылок «Arizona Tea», получатели выглядят немного слишком возбужденными, чтобы пить простой сладкий чай.

Группа из трех сидарсвилльских ребят направляется к выходу, и я прищуриваюсь: девочка в середине кажется ужасно знакомой.

Подожди. Это…

Когда я видела ее в последний раз, было темно и многолюдно, но чем больше я ее изучаю, тем больше уверена, что это она.

Она плачет — точно так же, как несколько недель назад, когда присутствовала на бдении Микки и ушла на середине.

Мое сердце бешено колотится.

Она местная. Она девушка из Седарсвилля.

И она знает Микки.

Я смотрю, как она исчезает в дверях со своими друзьями, и, прежде чем я успеваю осознанно принять решение последовать за ней, я уже вскакиваю.

Глава двенадцатая

Коридор за бассейном пуст, и я беспокоюсь, что, возможно, потеряла их, но потом слышу приглушенные голоса, доносящиеся из ванной.

Я подхожу ближе, надеясь, что это она , а не кто-то еще, кто ходит в туалет, и я подслушиваю.

— … может быть, слишком рано, — произносит женский голос. — … если бы это была хорошая идея.

Я напрягаюсь, чтобы услышать больше, чем обрывки фраз.

Слышится сопение.

— Я просто подумала…

— Я знаю. Ты думала…

Что ты только что подумала?

Я подхожу еще ближе, мое ухо почти прижимается к двери — как раз в тот момент, когда она распахивается, и я оказываюсь лицом к лицу с тремя хмурыми студентками из Сидарсвилля.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Я немедленно выпрямляюсь, но ущерб уже нанесен. С таким же успехом они могли застать меня со стеклянным стаканом в руках.

Я потираю затылок.

— О, я просто… — Мое лицо уже становится таким же красным, как табло. — … иду в туалет.

Они хмурятся еще сильнее, и высокая, жилистая азиатка справа скрещивает руки на груди.

— Нет, все не так. Ты пыталась подслушать наш частный разговор.

Я бросаю взгляд на девушку посередине — на нее.

Она тоже хмурится, в ее больших карих глазах, как у Бэмби, блестят слезы. Очевидно, она слишком расстроена, чтобы быть такой же враждебной, как ее друзья.

— Сид права. У нас частный разговор, — говорит парень слева. Его косички свисают на лоб, он прижат спиной к одной из закрытых кабинок. — Иди воспользуйся другим туалетом. Я уверен, что в твоей гребаной шикарной школе их миллион.

Я поднимаю руки вверх, сдаваясь.

— Ладно, я знаю, что подслушивала. Это было неправильно, но… — Я запинаюсь, подыскивая объяснение. Я не думала о том, что скажу ей.

Я вообще особо не задумывалась.

Девушка справа — я полагаю, Сид — делает вид, что собирается сама вывести меня из ванной, и я выпаливаю:

— Я видела тебя. Той ночью на бдении. Я видела тебя.

Сид делает паузу, и брови средней девочки в замешательстве хмурятся.

— Ты видела меня?

Я киваю.

— Да. Ненадолго. Мы смотрели друг другу в глаза целых две секунды, а потом ты ушла.

Ее глаза расширяются от осознания.

— Это была ты.

— Это была я. — Я бросаю взгляд на ее друзей. — Еще раз прошу прощения за подслушивание, но я узнала тебя, когда вы уходили, и хотела поговорить. — Я сглатываю. — О Микки. Можно и наедине.

Имя Микки падает, как валун, и все трое одновременно застывают.

Первой приходит в себя Сид, ее глаза сужаются.

— Я, блядь, не знаю, кто ты такая, но у тебя хватает наглости приходить сюда и просить Лиз рассказать о ее мертвом парне.

Я замираю.

Парень?

В дневнике Микки вскользь упоминалась девушка, но я никогда не связывала точки с концами.

Потому что предполагается, что мне пора заканчивать играть в детектива.

Предполагается, что я должна не высовываться, чтобы провести выпускной год тихо и без происшествий.

— Ты права, — говорю я, — прости. Мне не следовало подслушивать. Это действительно неуместно. Я пойду и оставлю вас, ребята, наедине с вашим частным разговором. Еще раз…Правда, извините.

Сид усмехается.

— Да, это хорошая идея.

Я поворачиваюсь, поджав хвост, но как только я касаюсь дверной ручки, кроткий голос окликает:

— Подожди!

Когда я оглядываюсь, Лиз делает шаг вперед.

— Ты знала Микки? — Она заламывает руки, когда спрашивает.

— Вроде того. Я бы не сказала, что мы были друзьями, но я знала его. Мы оба были стипендиатами, — признаю я.

Лиз выдыхает и кивает.

— Мы можем поговорить.

Мои брови удивленно взлетают вверх.

— Лиз, — говорит парень, — ты уверена? Тебе не обязательно с ней разговаривать.

Лиз одаривает его неуверенной улыбкой.

— Я уверена, Алекс.

Оба ее друга все еще смотрят на меня настороженно, но Лиз делает шаг вперед.

— Ты сказала — наедине. Я знаю отличную закусочную неподалеку. Не хочешь немного картофельных оладий?

На заднем плане гудит табло, и в меня закрадывается неуверенность.

— Я должна смотреть заплывы прямо сейчас. Я не уверена, стоит ли мне покидать кампус.

Лиз кивает.

— По моему опыту, такие встречи занимают много времени. Мы вернемся до начала финальной гонки.

Я делаю глубокий вдох.

Это плохая идея.

Я должна был закончить копаться в смерти Микки.

Но Лиз, возможно, знает что-то, что я могу использовать против Адриана, если вся эта ‘тихая и без происшествий’ часть сработает не так, как я надеюсь.

И Рик, несмотря на то немногое, чему он меня научил, преподал по крайней мере один урок: лучше иметь нож, который тебе не нужен, чем порезаться из-за того, что у тебя его нет.

Я улыбаюсь.

— Картофельные оладьи — это вкусно.

***

Возможно, это самые вкусные картофельные оладьи в моей жизни.

Четыре года употребления картофельных оладий с цветной капустой, сладким картофелем и обезжиренных низкокалорийных оладий приучили мои вкусовые рецепторы забывать вкус настоящих оладий.

Но вот это, обвалянное в сыре и приготовленное с жирным беконом, — настоящее блюдо.

— Похоже, ты получаешь удовольствие, — комментирует Лиз, макая черничные вафли в сироп.

— Они такие вкусные.

— Я удивлена, что ты не была здесь раньше, — говорит она. — Я имею в виду, это прямо по дороге. Мы с Микки постоянно сюда приходили. — Флуоресцентные лампы в закусочной «Caboose's Diner» освещают задумчивое выражение ее лица.

«Caboose's», названный в честь пса Кабуза (как подсказывает мне изображение аппетитной гончей собаки на стене), представляет собой небольшую забегаловку старой школы с красными виниловыми кабинками и светящейся неоновой вывеской, которая гласит: Открыто 24 часа!

Я предполагаю, что большую часть своих дел они выполняют в ночные часы, потому что днем здесь сплошное перекати-поле. Даже наша официантка исчезла в подсобке на перекур, как только наши заказы были сделаны.

— Да, это место супер милое, — говорю я. — Я понятия не имела, что оно здесь.

Это наполовину ложь. Неоновые огни «Caboose's» видны почти из кампуса, но питаться вне дома — редкая роскошь для меня, которая обычно означает пропустить обед на следующей неделе и посмотреть, сколько крошечных пакетиков с кренделями из кафетерия или протеиновыми батончиками я могу распихать по карманам, не привлекая внимания.