Лимеренция (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 23

Я умру еще до того, как у меня появится шанс чего-то добиться.

Из-за всех моих взмахов я не чувствую сильных рук, которые обнимают меня за талию — по крайней мере, поначалу.

Но затем меня без особых усилий поднимают из воды и укладывают на мокрую плитку.

Мои легкие, кажется, не могут решить, хотят ли они вдохнуть воздух или откашлять воду из бассейна, так что в итоге я делаю и то, и другое, выглядя как утонувшая кошка, пытающаяся выкашлять комок шерсти.

Но я не мертва.

Осознание приходит с приливом облегчения, когда я ложусь на живот, благодарная за прикосновение холодной керамики к моей промокшей форме.

— Я не уверен, что когда-либо встречал взрослого человека, который не умеет плавать. — Мне требуется по меньшей мере три секунды, чтобы понять, что человек, говорящий со мной, — Адриан, который, похоже, совершенно не заботится о моем самочувствии.

Я собираю силы, чтобы оторвать лицо от пола и посмотреть на него, и, должно быть, в этом говорит нехватка кислорода, потому что первая мысль, которая приходит мне в голову, такова: я бы хотела нарисовать его.

Он даже стройнее, чем я думала, с широкими плечами, которые уступают место паре искусно вырезанных грудных мышц и брюшному прессу. Его руки лежат на бедрах, демонстрируя сильные, упругие бицепсы, которые вытащили меня из воды, как будто я была невесомой.

Да, я бы очень хотела нарисовать его.

Я могла бы часами любоваться венами на его предплечьях или тенями на его животе, я могла бы…

— Видишь что-нибудь, что тебе понравилось?

Он переминается с ноги на ногу, и на свет выхватывается несколько тонких шрамов, уродующих его левую лодыжку. Они перекрещиваются друг с другом, как будто его порезали в одном и том же месте несколько раз, и все они поблекли со временем.

Я снова перевожу взгляд на его лицо.

— Не особенно.

Самодовольная улыбка на его лице говорит о том, что он мне не верит.

Я встаю, соскребая с пола то немногое достоинство, что у меня еще осталось, и свирепо смотрю на него. Я все еще дрожу, хотя и не уверена, из-за моей промокшей одежды или из-за шока от того, что чуть не утонула.

Вероятно, и то, и другое.

Адриан рассматривает меня.

— Знаешь, возможно, это та часть, где ты благодаришь меня за спасение твоей жизни.

Стуча зубами, я говорю:

— Ты ждал по меньшей мере минуту, прежде чем прыгнуть.

Он пожимает плечами.

— Ну, я признаю, что действительно подумывал о том, чтобы позволить тебе утонуть, но… — Он качает головой. — Это было бы так хлопотно. Найти алиби, поговорить с полицией.…У меня есть способы провести ночь получше.

— У тебя действительно разбитое сердце, не так ли?

— Мне так говорили.

И хуже всего то, что так и есть.

Наверное, по меньшей мере тысячу раз.

Я слишком измотана — или, может быть, слишком травмирована — чтобы испытывать что-либо, кроме облегчения оттого, что я жива, поэтому я снимаю промокшие туфли, беру свой, к счастью, сухой альбом для рисования и топаю к выходу.

Позади меня Адриан кричит:

— Увидимся в субботу!

***

Я слышала, что околосмертные переживания делают некоторых людей более склонными к риску — жизнь коротка и все такое, — но я считаю, что для меня верно обратное.

Печально и ужасно, что мир никогда не узнает, что на самом деле случилось с Микки, но я не собираюсь становиться на путь опасного психопата, чтобы они могли узнать.

Я всем сердцем принимаю свою трусость.

Остаток выпускного года пройдет тихо и без происшествий, а через десять лет я пожертвую почку незнакомому человеку и склоню кармические весы в свою пользу.

Однако у меня есть последняя суббота, которой я должна пожертвовать, прежде чем начнется тихая и без происшествий часть.

Утром я натягиваю старые джинсы, собираю волосы в хвост, беру отвратительно большой плакат, который сделала прошлой ночью, и отправляюсь к бассейну.

Зал переполнен.

Возбужденная болтовня почти заразительна, даже если при виде бассейна по моему телу пробегает неприятная дрожь.

Я больше никогда не прикоснусь к воде.

Половина всех студентов Лайонсвуда набилась на домашние трибуны, и я замечаю среди них по крайней мере горстку преподавателей. Родителей, насколько я могу судить, нет, учитывая, что большая часть студентов Лайонсвуда — не местные.

Однако есть множество табличек. Я вижу пять «Плыви Своим путем к Победе, Адриан!», три «Вперед, Адриан!» и один "Я выйду за тебя замуж, если ты выиграешь, Адриан!" в руках первокурсницы.

По крайней мере, я нахожусь в хорошей компании.

Я приободряюсь, когда понимаю, что трибуны на выезде переполнены ребятами из ближайшей государственной средней школы Сидарсвилля.

Я очень мало общалась с детьми оттуда с тех пор, как приехала в Лайонсвуд, но они выглядят…

Нормальными.

В обычных джинсах и футболках.

Многие из них заняты тем, что глазеют на дизайнерскую спортивную одежду и костюмы, в которых стоят парни вдоль нас, но у меня возникает желание поднять руки вверх и помахать: Смотрите! Я одна из вас. Я не такая, как они.

Вместо этого я нахожу свободное место на верхней площадке домашней трибуны.

Встреча еще не началась, но команда Седарсвилля, похоже, разминается в бассейне, в то время как мальчики Лайонсвуда нежатся на шезлонгах у бассейна.

Адриана невозможно не заметить.

Он сидит спиной к нашим трибунам, его волосы заправлены под купальную шапочку. Он поворачивается, чтобы что-то сказать Кэму, рыжеволосому парню, с которым я встретилась на днях, и его подтянутые мышцы спины перекатываются от движения.

— Боже, Адриан так хорошо выглядит без рубашки!

Я не уверена, кто из девушек делает комментарий или откуда исходят вздохи согласия, но я не могу сказать, что она неправа. На данный момент привлекательность Адриана столь же неопровержима, как признание того, что небо голубое.

— Знаешь, тебе действительно не стоит объективизировать игроков, Марси, — усмехается Софи. Она сидит на первом ряду трибун в окружении своих подруг, одетая в оливково-зеленый тренировочный комплект. — Они здесь для того, чтобы соревноваться, а не служить тебе украшением для глаз.

Почему я не удивлена, что настоящий фанат Адриана номер один пришел на его встречу?

Марси — темноволосая девушка, которая заговорила, — закрывает рот, выглядя слегка смущенной из-за того, что ее окликнули.

Как будто чувствуя, что он является предметом разговора, Адриан поворачивается к нашим трибунам и обыскивает взглядом толпу.

Софи резко встает, чуть не опрокидывая Пенелопу, чтобы помахать ему рукой, но его взгляд скользит прямо по ней и…

О.

Он смотрит на меня.

Здесь, на глазах у всех, это вызывает странный трепет у меня в животе.

Его глаза встречаются с моими, уголок его рта приподнимается, когда он видит свернутую табличку, лежащую у меня на коленях. Он вздергивает подбородок, жестом показывая мне развернуть ее.

На мгновение у меня пересыхает во рту, нарастает тревога.

Я чувствовала себя намного храбрее, сочиняя этот детский акт бунта в своей комнате в общежитии, но теперь, когда я здесь, я задаюсь вопросом, не была ли я немного слишком храброй. Или глупой.

Тем не менее, я делаю глубокий вдох, успокаиваю нервы и поднимаю табличку над головой.

Его улыбка исчезает.

Потому что я не держу в руках «Проплыви Свой путь к Победе, Адриан!»

Там большими закрученными буквами написано: Адриан Эллис — убийца.

Несколько человек, сидящих поблизости, в замешательстве смотрят на мою вывеску, и что-то темное, от чего меня пробирает до костей, мелькает на лице Адриана.

Сердце колотится, я подмигиваю и дарю ему свою самую дерзкую улыбку, переворачивая вывеску и показывая обратную сторону: … в бассейне!

Мрачное выражение его лица рассеивается, но глаза сужаются.