Милфа (СИ) - Малиновская Маша - Страница 17

Тот встает и торопливо уходит, не осмеливаясь посмотреть на отца.

Мы остаемся вдвоем с Романом. Воздух в комнате становится густым, тяжёлым. Роман берёт телефон и, набрав номер, начинает что-то выяснять. Я не слышу, что ему отвечают, но по его лицу понимаю, что новости плохие.

Наконец он опускает трубку и смотрит на меня. Тяжелый взгляд прожигает меня насквозь.

— Тот человек жив, но в больнице, — говорит он, словно констатирует факт. — У него серьёзные травмы — открытый перелом предплечья, закрытая черепно-мозговая, ушиб позвоночника. И он уже написал заявление. Видел номер машины пиздюка. — Роман делает паузу. — Косте грозит тюрьма. Он был за рулём пьяным.

Мир вокруг рушится. Разваливается на маленькие кирпичики. У меня подкашиваются ноги, я хватаюсь за спинку дивана, чтобы не упасть.

— Нет… — шепчу, чувствуя, как слёзы начинают катиться по щекам. — Нет, нет, пожалуйста… Рома, помоги. Я умоляю тебя, сделай что-нибудь! Спаси его!

Роман смотрит на меня. В его глазах что-то холодное, расчетливое. Он подходит ближе, кладёт руку на моё плечо и сдавливает его, вынуждая поднять на него взгляд.

— Помогу, — наконец говорит он, почти выплевывая мне эти слова в лицо. — Но только на моих условиях.

Я застываю. Сердце сжимается в груди.

— На каких условиях? — горло сдавливает, и говорить получается едва слышно.

Но Роман ничего не отвечает. Только смотрит на меня так, что мне становится не по себе.

Я смотрю на Романа, а сердце уходит в пятки. Его молчание угнетает сильнее слов. В глазах мужа плещется что-то холодное и тяжелое, как металл. Он не спешит озвучивать свои условия, а я, подавленная собственным страхом, не могу заставить себя нарушить эту напряжённую тишину.

Я сжимаю пальцами мягкую спинку дивана, как будто это единственная опора, которая помогает мне не упасть. Ноги дрожат, голова кружится, а внутри всё сжимается от ужаса и тревоги за Костю.

— Что ты хочешь? — голос мой звучит глухо и напряжённо, словно не я говорю, а кто-то другой. — Я сделаю всё, только помоги ему.

Возможно, кто-то осудит меня, считая, что мой сын должен отвечать за свои поступки.

Но он мой сын. И я сделаю всё, чтобы помочь ему. Любая мать сделала бы так же.

Роман ухмыляется, но эта усмешка лишена даже намёка на тепло. Его рука, которая еще недавно лежала на моем плече, медленно скользит вниз по моему предплечью. Жест выглядит спокойным, почти заботливым, но я чувствую в нём угрозу. Мой инстинкт подсказывает мне, что от этого прикосновения нужно отступить, но куда я денусь? Я не решаюсь сбросить его руку сейчас, хотя его прикосновения до тошноты противны. Особенно после того, как ко мне прикасался Илья — с нежностью, страстью, с заботой.

— Всё, говоришь? — его голос низкий, глухой, и каждое слово словно капает раскалённым свинцом на мою кожу. — Ты не представляешь, что значит "всё", Лиля. Но мы проверим.

Моё дыхание учащается. Глаза отчаянно ищут что-то в его лице — намёк на сострадание, надежду, но там только холодный расчёт. Это пугает больше всего. Я знаю, Роман всегда умел держать ситуацию под контролем, и сейчас он явно наслаждается своим превосходством.

— Что ты хочешь? — повторяю я, уже не в силах выдерживать эту паузу. В горле пересохло, а голос предательски дрожит. — Скажи прямо.

Роман отступает на шаг, засовывает руки в карманы и устремляет взгляд в потолок, словно взвешивает свои слова. Ещё несколько секунд тишины, и я чувствую, что нахожусь уже на грани срыва.

— Во-первых, — говорит он наконец, его тон сухой, как бумага. — Ты должна делать всё, что я скажу. Без вопросов, без обсуждений. Поняла? И чтобы никаких поползновений в сторону развода.

Я киваю. Моя воля кажется сломленной под грузом его требований. Но что еще мне остаётся?

— У меня на носу повышение и твои выкрутасы, Лиля, заебали.

— Трахать секретаршу — это мои выкрутасы? — не выдерживаю, но тут же ругаю себя за резкость.

— Во-вторых, — продолжает он, не сводя с меня глаз и игнорируя мои слова, — забудь про своих сестёр, подруг, кого угодно. Ты больше ни с кем не обсуждаешь нашу семью.

Слова ранят, как удары ножом. Я всегда искала утешение у сестры, когда Роман был в плохом настроении, но теперь он лишает меня этого спасательного круга. Я чувствую себя все более запертой в клетке.

— Это еще не все, — Роман делает шаг ближе, его взгляд тяжелеет. — Ты будешь моей женой. Настоящей. В полном смысле этого слова.

Я резко вдыхаю, понимая, что он имеет в виду. Внутри всё замирает, и я ощущаю, как по коже пробегает холодный пот. Это не обсуждение, это диктат.

И все это после того, что было у меня сегодня ночью с Ильей, после всего, что я испытала, как поняла, на что способно моё тело.

— Ты понял меня, Лиля? — Роман наклоняется, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Я хочу, чтобы ты жила по моим правилам. Без исключений.

Я киваю, не в силах произнести ни слова. Чувствую, как ноги подкашиваются, но я упорно стараюсь держаться. Ради Кости. Ради его будущего. У меня нет выбора.

Роман снова отступает, но его тяжелый взгляд продолжает прожигать меня насквозь. Я хочу уйти из комнаты, скрыться от его преследующего присутствия, но он жестом останавливает меня.

— Если еще раз посмеешь не ночевать дома, — произносит он угрожающе тихо, — пеняй на себя, Лиля. И помни о последствиях.

Я молчу. Слова застревают в горле, а в голове крутится только одна мысль: как я оказалась в этой ситуации? Как дошло до того, что моя жизнь теперь полностью в руках этого человека?

Роман кивает, удовлетворённый своей речью, и выходит из комнаты. Его шаги гулко раздаются в коридоре, а потом смолкают.

Я остаюсь одна в гостиной. Опускаюсь на диван, обхватываю голову руками и позволяю себе выплакать всю боль, что накопилась внутри.

Но даже слёзы не приносят облегчения. Я чувствую себя загнанной в угол, а из угла нет выхода. Все мои решения теперь связаны с одним человеком, который видит меня только как собственность. Ради Кости я готова на всё, но смогу ли я справиться с этим? Смогу ли выдержать?

В голове звучат слова Ильи. Его уверенный голос, который говорил мне.

"Ты можешь больше, чем думаешь, Лиля"

Но эти слова сейчас кажутся такими далёкими, словно они принадлежат другой жизни. Той, которая впустила меня лишь на одну ночь, показав, как оно бывает.

И от этого только больнее, ведь теперь я знаю, что жизнь может быть другой. Знаю и не могу дотянуться до нее сквозь решётку своей клетки.

Я вытираю слёзы и выпрямляю спину. Нужно быть сильной. Ради сына, ради себя. Только бы хватило сил выдержать всё, что задумал Роман.

Дни идут, сливаясь в однообразный поток. Я стараюсь жить привычной жизнью, как будто ничего не изменилось. Сегодня у меня выходной на работе, и утро начинается с уборки, потом готовка, после — разбор Костиных подростковых вещей, которые хранятся в коробках на чердаке. Давно пора было вызвать курьера и отправить их в центр помощи нуждающимся.

Всё как раньше, но ощущения совершенно иные. Будто я — совсем не я.

Тень.

Призрак в собственном доме.

Живу механически, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.

Будто не дышу.

Роман, к моему удивлению, тоже как будто даже изменился. Он стал спокойнее. Больше не повышает голос, не указывает требовательно, а разговаривает со мной тихо, размеренно. Кажется, что то утро, когда он поставил свои условия, полностью изменило его.

Или это только кажется? Я не знаю.

Хотя, нет. Знаю.

Люди не меняются. Не стоит быть такой наивной и обманываться.

Больше Роман не упоминает про мою работу, и я даже начинаю надеяться, что этот вопрос закрыт. Или временно отложен.

Он решает всё с Костей: оплачивает лечение пострадавшего мужчины, помогает его семье деньгами. Похоже, человек идет на поправку, а это значит, что угроза тюрьмы для сына уходит на задний план.