Милфа (СИ) - Малиновская Маша - Страница 16

Слишком много чувств и ощущений внутри, и я боюсь утонуть в них.

Кофеварка шумит, а я смотрю на город за окном, стараясь хоть как-то привести мысли в порядок.

Что теперь? Как жить дальше?

Я словно балансирую на краю пропасти. С одной стороны, мой долг, моя семья, мой сын. С другой — желание, которое больше похоже на лавину, способную смести всё на своём пути.

Которая уже смела меня. Снесла так стремительно, что я даже не сумела зацепиться.

Сердце бьется неровно, как будто пытается вырваться из груди. Я никогда не была в такой растерянности, никогда не чувствовала себя настолько чужой самой себе.

Наливаю кофе в кружку и делаю небольшой глоток. Аромат приятно щекочет ноздри, напиток обжигает язык, но я не обращаю на это внимания. В голове только один вопрос: что делать дальше?

В груди неспокойно. Мне хочется позвонить сыну, но я без телефона, а просить телефон у Ильи и звонить с его номера.… нет.

Вдруг Костя решил вернуться раньше от друга? А там Роман… насколько он в себе?

Хорошо, если напился и крепко уснул, а если нет?

По плечам бежит дрожь. Тревога ворочается скользкой змеёй на груди.

Собираюсь быстро. Умываю лицо, пальцами приглаживаю волосы. Одеваюсь, стараясь не издавать ни звука. Не хочу, чтобы Илья проснулся. Я не знаю, что бы я сказала ему, если бы он открыл глаза. Я просто не готова. Не сейчас.

Закрываю за собой дверь и спускаюсь на лифте вниз.

Подхожу к посту консьержа и негромко стучусь в окошко. Пожилой мужчина с добрым, но усталым лицом поднимает голову и смотрит на меня.

— Здравствуйте, извините, можно воспользоваться вашим телефоном? — спрашиваю я, чувствуя, как щеки начинают предательски гореть. Мне кажется, что он знает, что я совершила. Все знают — и я в полной мере смогу ощутить это, выйдя на улицу.

Наверное, это то самое “на вору и шакпка горит”.

Он кивает, достаёт из кармана старенький мобильный и передает мне. Я набираю номер сына, молясь, чтобы он ответил. Гудки кажутся бесконечными, пока, наконец, я не слышу его голос.

— Мам! — голос Кости дрожит. Кажется, будто он едва сдерживает слёзы. У меня же от одного его тона внутри всё сжимается. — Мам, ты где? Ты должна срочно приехать! У меня.… у меня беда!

— Костя, что случилось? — холод пробегает по моей спине, и я крепче сжимаю телефон.

— Мам, просто приезжай! Быстрее, прошу тебя! — его голос ломается, и линия обрывается.

Я замираю, сжимая телефон в руке, а внутри всё переворачивается от страха за сына.

Роман же… не мог сделать с ним что-то плохое? Он же воспитывал его с года! Костя его отцом считает.

Нет-нет, тут что-то другое. Боже мой, что же случилось?

— Вы могли бы вызвать мне такси? — спрашиваю у консьержа, возвращая ему телефон. — Пожалуйста.

Мужчина через окошко дежурки окидывает меня взглядом, и я интуитивно обхватываю себя руками. Понятно, что его удивляет то, что я в одной кофте и без верхней одежды. На улице как-никак начало ноября.

Он кивает, что-то говорит в трубку и поднимает взгляд.

— Скоро подъедет.

— Спасибо, — шепчу я и замираю у входа, ожидая машину.

Внутри всё сжимается от нехорошего предчувствия. Меня начинает тошнить от напряжения, а время тянется так, что две минуты ожидания кажутся нескончаемыми.

Такси подъезжает через несколько минут, и я почти бегу к нему через двор дома. Холода совсем не чувствую — настолько пульс гонит кровь. Сердце колотится, мысли путаются. Я не знаю, что произошло с Костей, но одно я знаю точно — он сейчас нуждается во мне. А это значит, что мне придется затолкнуть все свои страхи и обиды на мужа и прийти домой.

Дорога домой кажется бесконечной. Меня словно заперли в кокон из страха, дурных предчувствий и неотступного чувства вины. Костя редко звонит мне с таким тоном — дрожащим, полным паники.

Я сцепляю пальцы и зажимаю их между коленями, чтобы не так дрожали. Водитель такси замечает, что я вся дрожу, и молча увеличивает обогрев в салоне, но мне становится душно и нечем дышать. Хочется приоткрыть окно, но я словно застыла. Сижу в одной позе, застыв, пока не подъезжаем к воротам моего дома.

Такси останавливается, я выбегаю из машины, даже не попрощавшись с водителем. Дом передо мной выглядит как крепость, но сейчас он больше похож на ловушку. Сердце колотится где-то в горле. Я набираю код на калитке дрожащими пальцами, рывком распахиваю ее, когда замок отпускает, и забегаю во двор.

Дверь в дом не заперта, хотя на часах только шесть утра. Этот факт усиливает мою тревогу, хотя, кажется, она и так выкручена на полную мощность.

В доме тихо. Я осматриваюсь в коридоре, задержав дыхание.

Что я тут боюсь увидеть? Кровь на полу и стенах?

Но, к счастью, всё как обычно — чисто, тихо, свет горит только в ночных светильниках на стенах.

Костя сидит на диване в гостиной.

Он жив и цел, и у меня уже внутри становится немного легче.

Но лицо его бледное, взгляд бегает по комнате, как у загнанного зверя. Его руки подрагивают, пальцы крепко сжимают ткань спортивных штанов. Когда я вхожу, он вскакивает и бросается ко мне.

— Мам…. Мам! — он говорит так быстро, сбивчиво, что я не сразу понимаю смысл слов. — Я…. я попал в аварию… Кажется, сбил человека! — Он задыхается, словно проговорив это впервые вслух, он сам пугается смысла. Я вижу, как его лицо искажается от ужаса.

Внутри у меня всё холодеет. На долю секунды я просто стою, не в силах произнести ни звука.

— Что.… что ты сказал? — мой голос срывается, звучит словно чужой.

Костя снова садится на диван, обхватывает голову руками. Его плечи дрожат.

— Я ехал… Там темно было.… Я…. я его не заметил! И тут — удар! — Он судорожно втягивает воздух, взгляд бегает и не может ни за что зацепиться. — Я остановился, вышел… но… но он лежал…. А я испугался, мам! Просто сел в машину и уехал! — Он вскидывает на меня глаза, полные слез. — Я не знал, что делать! Я побоялся разбудить отца… Боже, мам, я не знаю, что делать!

Меня охватывает паника. Каждое слово Кости отзывается в голове, как громкий набат. Сбил человека. Уехал. Испугался. В голове возникают тысячи мыслей: что с этим человеком? Где он сейчас? Жив ли?

Но меня вырывают из оцепенения тяжелые шаги. Я поворачиваюсь и вижу, как в дверях гостиной появляется Роман. Он стоит, широко расставив ноги, с угрюмым выражением лица. Только проснулся. Явно с дикого похмелья.

Его тяжёлый взгляд падает сначала на Костю, потом на меня.

— Ты где была? — грубо спрашивает он у меня, не обращая внимания на нашего сына. Его голос холоден, в нем звенит подозрение.

— У сестры, — выдыхаю я, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Оказывается, вон как легко я могу лгать.

Открытие прямо.

Но не говорить же ему прямо сейчас, что, дорогой, я всю ночь трахалась с твоим племянником.

Роман прищуривается, но ничего не говорит. Его внимание переходит к Косте, который смотрит на отца так, будто тот может прикончить его одним взглядом.

— Что с тобой? — резко спрашивает Роман. — Рассказывай.

— Я.… — Костя запинается, видимо, надеясь, что я вмешаюсь, но я молчу, не в силах вымолвить ни слова.

— Говори! — голос Романа становится громче, тверже.

Костя сглатывает, его плечи поднимаются и опадают. И, наконец, он говорит. Рассказывает всё. Сбивчиво, не глядя на отца, словно пытаясь спрятаться. Роман слушает, его лицо становится всё мрачнее. Глаза щурятся, челюсть сжимается.

— Ты бухой, что ли, блядь?

— Ну… я.… выпил немного на вечеринке у Тохи.…

— И сел за руль, дебил? — я вздрагиваю от тона Романа, но не вмешиваюсь. Признаю, что он сейчас абсолютно прав.

Мой сын выпил, сел за руль и сбил человека. А потом, возможно, оставил его там на дороге умирать.

Боже….

— Иди к себе, — коротко говорит Рома, кивая в сторону лестницы на второй этаж. — На звонки и сообщения не отвечай, в сеть не заходи.