Мороз К.О. Мэр Ёлкино - Коваль Лина - Страница 2

Прыскаю со смеху, зажимая холодной ладонью обветренные губы. Тело мгновенно бросает в жар. Как бы не заболеть, бегая в самый мороз налегке. Чего только не сделаешь ради первого оргазма!..

– Да, мам, – слышу низкий мужской голос. – Привет… Как вы?

– Кость, во сколько тебя ждать? – Включает звонок на громкую связь.

Он скидывает куртку с мохнатым воротником и активно разминает крепкую шею. Когда шапка отправляется в шкаф, вижу светлые взъерошенные волосы. На удивление ровно подстриженные.

Значит, он хоть и Морозко, но такой… С приставкой «new». На современный лад. Цивилизация ему не чужда. Парикмахерскую какую-никакую посещает.

– Я не приеду, – шмыгает носом Мороз. – Заболел. Отмечайте без меня…

Тут же злюсь. Какой деловой, однако! У него вон какие колеса на тракторе, отовсюду выберется. Захотел – поехал, захотел – нет.

А мне что делать?

– Паулина к тебе приедет? – слышен чуть высокомерный женский голос.

– Нет. Мам… Я же говорил. Перестань все время про нее спрашивать!

– Я еще надеюсь, что тебя переведут в Нижний Новгород, как и обещали. И вы будете вместе. Где же это видано? Ты столько лет работал, Костик! А тебя в ссылку! В какое-то Палкино!

– В Елкино, – бурчит.

– Да хоть в Елки-Палкино! Такой руководитель пропадает в самой настоящей дыре.

– Здесь не дыра. Здесь… – он подходит к большому окну, – недурно.

Я медленно осматриваю широкие, будто у первоклассного пловца, плечи, широкую спину. Вот же ж! Все у него широкое. А… нет. Бедра узкие.

И правда, недурно!

– Ты бы съездил к главному-то… на поклон, Кость.

– «Каждому кланяться – голова отвалится».

– Надо съездить!.. – настаивает мамаша.

– Закрыли тему, – злится. – Счастливого Нового года!.. Анька с пацанами у тебя будет? Или нашла кого поинтереснее?

– Да кого она найдет! «У нашей дуры – ни лица, ни фигуры… Вся в папеньку». Ты же знаешь.

– Зря ты так. Не обижай сестру!.. – недовольно ворчит Морозко. – Ладно, давай…

Спрятав руки в карманах брюк, он направляется к столу, заставленному блестящими алюминиевыми ведрами и, пододвинув на пару миллиметров свое сокровище – барсетку, садится.

Я решаюсь.

Стучусь кулачком о шершавый дверной косяк и заглядываю в кабинет.

– Константин Олегович, к вам можно?

– Вы от кого?..

Дойдя до середины кабинета, замираю на месте.

Первое, что вижу, – не такой уж он и старый. Лет тридцать с хвостиком.

Мы оба друг друга рассматриваем.

Взгляд холодных голубых глаз слишком надолго задерживается на моей груди, и я ужасно пугаюсь. Тут же пуговицы родненькие проверяю.

Выдыхаю.

Ложная тревога!..

Морозко, как по географической карте, едет дальше. Без пробуксовок осматривает мою шею, кудри, шапку Снегурки и лицо. Хмурится. Будто бы понимает, что свернул где-то не туда, и отправляется в обратный путь: лицо, шапка Снегурки, кудри, шея, грудь. Буксует.

Я краснею.

…Далее – талия, бедра.

Наконец-то сапоги.

Снова подвисает и почесывает двумя пальцами подбородок.

– Просил же Виолетту: только без ее путан, – ворчит и сразу тянется к телефону.

Меня будто в колодец с холодной водой бросают.

Это я путана?!

– Что? – пищу, вытягиваясь струной и расставляя руки на поясе. – Никакая я не путана. Вы о чем? Это вы, вообще, про меня?

– Можешь быть свободна, – поднимается он со стула и отворачивается. – Я свяжусь с Виолеттой и отменю заказ.

– Заказ? – как попугай повторяю.

Я от такой наглости в шоке. Про дорогу, пуговицы, оргазм – про все забываю.

Осматриваю мощную спину и затылок, а потом не выдерживаю такого оскорбления. Хватаю со стола пустое алюминиевое ведро и одеваю мэру на голову!

– Я не путана!

Вообще, я очень воспитанная. Даже слишком.

Поэтому сама дурею от своей выходки.

Пугаюсь страшно!..

С ужасом наблюдаю, как Константин Олегович обхватывает широкими ладонями ведро и снимает. Поворачивается ко мне. Густые брови съезжают к переносице, а полные губы кривятся.

– Вы всегда так на отказы клиентов реагируете? – спрашивает он, приглаживая густые светлые волосы. – Зачем вы это сделали?

Сжимаюсь в комок и облизываю пересохшие губы. Единственный мужчина, с которым я общалась близко и долго, – мой отец. Он обычно орет так, что у меня уши от страха закладывает.

– Это… прием такой. Сурдологический… – тут же придумываю.

– Что?

– Ну… Я же вам русским языком сказала: никакая я не путана! А вы будто не слышите. Вот я и решила перекрыть вам зрительный канал, чтобы острота слуха усилилась. И вы наконец-то услышали – не путана я!

Мэр осторожно возвращает ведро на стол, с силой потирает покрасневшую щеку. Садится на скрипучий стул и смотрит на меня как на душевнобольную. Чуть с опаской. Если бы у него красная кнопка под столом была – лупанул бы по ней от души, уверена.

Потом морщится и задевает пальцами висок.

– Боже. Вам больно? – тут же вспоминаю о своем профессиональном призвании.

Я шла в медицину осознанно. Закончила училище, а вот в Медакадемию по определенным причинам в этом году не поступила, но обязательно буду пробовать в следующем.

Сейчас работаю процедурной медсестрой в больнице и уверена, что это даже больше, чем просто призвание. Ведь первое, что человек слышит, когда рождается, – это наш голос. Голос медицинской сестры.

– Я думал, ты от Виолетты, – поправляет он снова барсетку.

Подзарядка у него там, что ли?.. Трогает постоянно.

Я одергиваю пальто. Встряхиваю кудри ладонью, чтобы придать им объем, и набираю в легкие воздух, решив высказать о сотрудниках мэра все, что вот уже десять минут грузом лежит на сердце.

– Я так понимаю, с ней вы не знакомы? – опережает он. – Это совпадение?..

Я сникаю и кисло отвечаю:

– Ну смотрите. Последняя Виолетта, которую я знала, была из моей начальной школы. Как-то она крупно меня подставила перед учительницей с поделкой из шишек, поэтому, если вы говорите именно про ту Виолетту, я даже рада, что она в итоге пошла не по той дорожке.

– Да вы сама опасность.

Константин Олегович усмехается и, опустив голову набок, смотрит на меня с промелькнувшим в глазах интересом. Что примечательно – вообще не злится. Будто все равно, что ему ведро на голову одели.

– Почему вы сказали про совпадение? – откашливаюсь.

Он смотрит на экран телефон и сухо отвечает:

– Я попросил отправить ко мне актрису. Можно студентку, для роли Снегурочки сегодня вечером. А тут вы заявляетесь, да еще в сапогах…

– Можно подумать, в сапогах только путаны ходят!

– У Виолетты разный контингент девочек. Поэтому я и ошибся. Простите.

– И вы простите, – улыбаюсь. – Ну… За ведро.

– Ерунда. Я административный работник, со мной чего только не делали…

Я тихо посмеиваюсь и еще раз рассматриваю его по-мужски симпатичное лицо.

– Ладно, – в его глазах пропадает всякий интерес. Они становятся пустыми. – Кто вы и зачем вы здесь?

Наконец-то!..

– Я приехала сюда из города и сейчас не могу уехать. А ваш… – киваю на окно, – дорожник… отказывается чистить трассу.

– Что? Опять замело? – равнодушно спрашивает, поглядывая на улицу.

– А вы как думаете? Такой снегопад. Прикажите своему работнику, чтобы срочно поехал туда… Немедленно!

– С чего вдруг? Рабочий день окончен. У нас тут не город. Бывает заметает.

Смотрит на часы, чем безумно меня раздражает. Я, словно в кресле у зубного, издаю какие-то нечленораздельные звуки. Слова вымолвить от такой халатности не могу.

– Завтра с утра все почистят. Раз уж экстренная ситуация…

– Экстренная? Вы все издеваетесь?

Все-таки у медицины и административных работников абсолютно разное понятие экстренности. Так и вижу, как наш врач, Олег Палыч, философски произносит: «У пациента кровотечение? Хорошо… завтра утром экстренно прооперируем».