Охота на "Черный аист" (СИ) - Март Артём - Страница 34

— Баклуши бить, говоришь, — нахмурился я, заглядывая «каскадавцу» прямо в глаза, — эт ты так называешь службу по охране госграницы? «Баклушами»?

— Ты что-то правда перегнул, Виталь, — проговорил вдруг Вадим Малинин, — давай без этого все уладим.

— Охрана госграницы — это охрана госграницы, — возразил «каскадер», которого назвали Виталием, — а лис на заставе разводить — это битье баклушей. Потому, я считаю, мне извиняться не за что. Боец от старшего по званию получил замечание. И справедливо получил. Да только варежку не надо было разевать.

— Я те щас разину варежку, — набычился Вася и сделал шаг вперед.

Я успел жестом приказать ему не двигаться. Многозначительно глянул на Уткина.

Вася поджал губы, но послушался.

— Звание и фамилия, товарищ? — Спросил я у наглого спецназовца.

— А тебе зачем? — Кивнул он. Потом вальяжно шагнул ко мне, сунул руки в карманы.

— Я два раза повторять не привык, — ответил я.

— Виталий, давай, не усугубляй, — проговорил Малинин своему товарищу.

Тот на миг обернулся к нему. Вздохнул.

— Сержант. Звада, Виталий Сергеевич.

— Ну хорошо, Виталий Сергеевич, — начал я, — а меня Селиховым звать. И по званию я тоже сержант. Я вот что тебе хочу сказать, товарищ Звада: мы тут, на Шамабаде, ребята мирные. Даже, я б сказал, приветливые и очень гостеприимные. Одно не любим — когда гостям кажется, что они лучше нашего брата будут. А тебе, как я вижу, именно так и кажется.

Звада не ответил, только хмыкнул и самодовольно глянул на напрягшегося Малинина.

— Так вот. Предлагаю такой выход из ситуации, — продолжил я, — ты извиняешься перед Малюгой. Он извиняется перед тобой в ответ.

С этими словами я глянул на Гену. Малюгино лицо вытянулось, он даже рот открыл, чтоб возразить. Однако под моим взглядом не решился ничего сказать. Только поджал губы и покивал. Промямлил в конце концов:

— Ну, справедливо будет. Все ж и я в выражениях не стеснялся.

— Ах да, — снова обратился я к Зваде, видя его харю, которая стала еще нахальнее, — теперь придется и перед всеми нами извиняться за твои слова про границу с баклушами. А мы тебя, дорогой друг, послушаем.

— Слушай, Сержант, — вздохнул Звада, — я понимаю, что вам тут скучно. Что вам тут заняться нечем. Но у нас дело важное. Потому…

— Потому я б не советовал тебе ссориться с парнями, служащими на заставе, которая будет для вас хоть и временной, но все же базой, — перебил его я.

Звада, явно не ожидавший такого ответа, переменился в лице. Нахмурился.

— Товарищ сержант, ты б в чужие дела не лез…

— Я могу тебе того же пожелать. Тебе до лисы дело было? Нет. А чего ж ты тогда к ней свой нос сунул?

— Слышь, не борзей! — Попер на меня грудью Звада, — а то я тебя сейчас быстро…

Смелый, а другого слова тут и не подберешь, спецназовец, при этих своих словах, попытался было схватить меня за грудки.

Лицо его удивленно вытянулось, когда я опередил его, как ему казалось, быстрое движение.

В одно мгновение я вывернул Зваде руку. Тот приглушенно застонал, схватился за плечо.

Погранцы аж вздрогнули от такого быстрого движения, изумленно замешкались на миг, не зная, что им предпринять.

Малинин шагнул ко мне, чтобы вступиться за своего товарища.

— Тихо, Вадик, — остановил я его жестом, — не встревай. Ты ж слышал, он лишнего наговорил.

Вадим Малинин округлил глаза от удивления. Он понимал, что я ну никак не мог знать его имени, но каким-то чудом знал.

Что ж, пришлось идти на риск, чтобы он не кинулся в драку. И этот мой план сработал. Все же, мне на Шамабаде групповой потасовки не надо.

Малинина, как огорошило. Он замер, не зная, как ему реагировать на мои слова.

— Пусти… Пусти, мля… — стонал Звада.

А потом «каскадовец» попытался вывернуться, чтобы ослабить боль в руке и достать меня левой.

Я ловко ушел от его удара, оказался за спиной у Сержанта и легонько, но чувствительно, пнул его под колено.

Звада не устоял и осел. Я вывернул его руку чуть-чуть вверх так, что ему пришлось опереться свободной о землю и таким образом удержать равновесие на колене.

— Мое предложение еще в силе, — сказал я, — извиняешься — и расходимся. Ни у кого, ни к кому претензий не будет.

— Пусти, я тебе говорю!

— Все прекратится, как только ты попросишь у нас прощения.

Я поднажал, вывернул руку сильнее и задрал ее чуть выше.

Звада застонал, схватился за плечо и забаллансировал, чтобы не упасть. Уверен, эти усилия принесли ему еще больше боли.

— Ладно… — Не выдержал срочник-спецназовец, — ладно, я…

— Отставить! — Раздался командный голос Тарана.

Бойцы вытянулись по струнке. Расступились.

Начальник заставы прошел в наш кружок. Вместе с ним растолкал всех широкими плечами и командир каскадовцев.

— Селихов, приказ был отставить, — напомнил Таран строго.

Я пожал плечами, отпустил руку Звады.

Тот тут же вскочил на ноги. Растрепанный, помятый и злой, шагнул ко мне, норовя продолжить драку.

— Звада. — Низким, урчащим голосом приказал ему командир спецназовцев, — отставить.

Тот набычился, глянул на меня волком, но приказ все же исполнил.

— Есть, — буркнул он, поправляя китель.

— Что тут творится? — Спросил Таран властно, — немедленно доложить.

Ясир легонько подстегнул корову длинным прутиком, выломанным из зарослей орешника.

Корова, привыкшая к такому обращению, глянула на парня большим глазом. Дернула кожей на загривке, чтобы спугнуть присевшую туда муху.

Потом она валко сошла с неширокой дороги на тропу, ведущую вверх по холму, к пастбищу. Потерявшиеся недавно телок, послушно пошел за своей матерью.

Направив животных по нужному пути, Ясир задумался.

Уже несколько дней странный мужчина лежал у них дома. Он почти не приходил в себя. Если и открывал глаза, то бредил, болтал не пойми о чем и на разных языках.

Мать, время от времени, поила его водой или чаем из верблюжьей колючки. Давала отвары из лечебных трав. Маленькая Тахмира помогала матери заботиться о странном мужчине.

Отец расспросисил всех соседей, надеясь, что кто-то знаком с этим человеком. Оказалось, что никто его не видел.

К слову, с отцом Ясир не разговаривал с момента той самой ссоры. Отец же, стал с ним резок и мог обмолвиться разве что по делу.

Ясиру было странно от этого, однако, он не чувствовал особой душевной боли от того, что отец, человек, которого парень так сильно уважал, будучи ребенком, в обиде на него. Ясиру, просто было все равно.

Беспокоило его совершенно другое обстоятельство. Сегодня ночью, когда вся семья улеглась спать, Ясир слышал, как странный человек разговаривал во сне.

Если днем, будучи в полубессознательном состоянии, он словно бы бредил и нес какую-то чушь вперемешку с тарабарщиной, то ночью, слова его, казалось, стали осмысленными. По крайней мере те, что Ясир мог понять.

Мужчина звал Амину, свою дочь. Звал свою супругу, имя которой парень не запомнил. Уверял этих женщин, что с ним все будет хорошо. Что он скоро вернется домой и позаботиться о них.

И все бы ничего… Обычно дело. Просто предсмертные бредни умирающего человека. Если бы ни одно но.

Ночью Ясиру показалось, что мужчина заговорил на русском. Вот это уже по-настоящему насторожило парня.

Да, он говорил на разных языках, на Пушту и других, названия которым Ясир не знал. Но парень неплохо улавливал на слух речь шурави, а потому был почти уверен, что несчастный говорил именно на их языке.

«Кто этот человек? — Крутилось в голове у Ясира, — друг он, или же враг? Откуда он знает язык безбожников?»

Вопросы эти мучили парня. Более того, они просто не выходили у него из головы.

— Привет, Ясир! — Услышал он за спиной веселый голос. Обернулся.

Фарух — парень, рожденный с Ясиром в одно и то же лето, торопливо взбирался вверх по холму.

— Коров пасешь? — Спросил он, поправляя свой грязноватый пакль.